Ява - Владимир Войновский

— Призывник Яванский на призывную комиссию прибыл.

— Молодец, призывник!

На столе перед членами комиссии лежало личное дело Валерия, которое они внимательно изучают и что-то обсуждают. На призывника никто не обращает внимания. Кто-то высказывается о школе сержантов. Кто-то говорит о пограничных войсках. Кто-то предлагает рассмотреть Валеркину кандидатуру в воздушно-десантные войска. Он стоит, смотрит и думает: «А моё мнение кто-нибудь здесь спросит? Или оно никого не интересует? Вот жизнь. Что, я уже не принадлежу себе?».

— Товарищ полковник, разрешите обратиться?

Члены комиссии приумолкли и обратили свои взоры на призывника. Потом посмотрели на полковника Ременного.

— Товарищ полковник, разрешите обратиться? — повторил свой вопрос Валерий.

— Разрешаю.

— Товарищ полковник, я бы хотел обратиться к Вам и членам комиссии с ходатайством о предоставлении мне отсрочки от весеннего призыва.

— Основания?

— Пожалуйста.

Валерий подошёл ближе и, раскрыв папку, положил её на стол. Члены комиссии стали изучать документы. Что-то, формально обсудив с представителем исполкома и перелистав, не читая документы, полковник поднял на Валерия глаза,

— Что, сынок, служить не хочешь? Родину защищать не хочешь? Ах ты, свинья, сволочь, подонок. Мать твою так. Да я тебя… Да ты у меня… Щенок, — он вскочил из-за стола и, подскочив к Валерию, вытянулся во весь рост, нависая над его головой. — Я таких, как ты, гноил и буду гноить. Твари малолетние. Старики за них жизней не жалели, а они послужить в мирное время уже не хотят.

В паузе между словами «пулемётной» речи полковника Валерий попытался вставить своё слово и, как оказалось, оно сыграло свою решающую роль, поставившую точку.

— Товарищ полковник, у меня невеста беременная. Что, Вы будете кормить моего ребёнка?

Если бы кто видел, что началось в этом маленьком кабинете. Полковник бегал, кричал, махал руками. Пару раз его кулаки отметились на ушах Валерия. Физически не было больно, было обидно и стыдно стоять в трусах перед этими равнодушными людьми. Члены комиссии сидели тихо, как-то приосунувшись. Они боялись даже вставить слово. Валерий смотрел без страха в их безжизненные глаза и ждал, что вот-вот кто-то из них ну хоть чуточку вступится за него и обуздает гневного полковника. Чуда не произошло.

— Товарищ полковник! Прекратите орать на меня! — не вынес оскорблений и рукоприкладства Валерий.

— А? — полковник остановился. Он переводил бешеный взгляд с Валерки на комиссию и обратно.

— Вон из кабинета. Ждать.

Валерий развернулся и вышел. Скоро ему приказали вновь войти в кабинет. Члены комиссии по-прежнему сидели молча, а полковник, уже немного успокоившись, как-то высокомерно обратился к Валерке:

— Яванский Валерий Владимирович, распишитесь за получение повестки. Пятнадцатого мая текущего года вам надлежит явиться в военкомат по месту приписки с вещами, для отправки в войсковую часть. Я тебя, сынок, в первой партии. В связь. В тайгу. Лес валить у меня будешь. Ты хлебнёшь у меня всех прелестей военной службы. Я научу тебя Родину любить.

Валерий молча расписался за получение повестки. Ни с кем не прощаясь, демонстративно вызывающей походкой человека, презирающего присутствующих, он вышел из кабинета. Вот и всё. Пятнадцатого мая отправка. «Фраер. И кто тебя за язык тянул?» — ругал себя Валерий.

Глава 10

Знакомство

Вечером семья Яванских ожидала прихода Валерия с Наташей. Мама приготовила ужин, и они с Маришкой накрывали на стол. В словах и действиях Яванского-отца прослеживалось беспокойство и нервозность. Нет, конечно, он знал, что это когда-нибудь должно произойти, но чтобы в восемнадцать лет привести в дом невесту… И нервничал он так как не знал, как себя вести. Его не покидало ощущение, что не сын, а он пригласил в родительский дом невесту. Ещё его беспокоил вопрос: «Кто она? И кто её родители?». Он подошёл к мебельной стенке и перевёл рычаг бобинного магнитофона «Маяк-203» в положение включено. Квартиру заполнила песня Малежика.

По дороге домой супруга рассказала о разговоре, который состоялся у нее с Валерием накануне вечером. Жена восприняла слова сына о беременности Наташи как шутку. Однако Владимир Леонтьевич так не считал. Он хорошо знал сына. Знал и понимал, что, если Валерий что-то сказал в шутку или перевёл разговор на весёлую волну, значит здесь присутствует доля правды. Яванский-отец старался держаться, но вопросы, возникающие в его голове, не давали покоя.

Всё пришло в движение, когда в дверь позвонили. Мама, папа и Маринка одновременно вышли в прихожую. Переглянулись, улыбнулись и отец открыл дверь. Владимир Леонтьевич смотрел на девушку, не отрывая глаз.

— Хватит гипнотизировать, — смеясь, сказала мама. — Проходите, пожалуйста. Валера, познакомь нас.

Папа отошёл в сторону, пропуская девушку и сына. Валерий закрыл входную дверь и встал, как бы в сторонке, между семьей и своей подружкой.

— Мама, папа, познакомьтесь это Наташа, моя невеста, — девушка скромно, немного краснея, легко качнула головой. — Наташенька, познакомься с моими родителями — папа, Владимир Леонтьевич, мама, Нина Николаевна, и моя младшая сестрёнка Маринка.

— Очень приятно, — сказала мама, всё это время пристально всматривавшаяся в лицо Наташи, — проходи в комнату. Папа, проводи нашу гостью. Маринка, неси в зал чайник. Валера, помоги мне порезать торт на кухне.

Владимир Леонтьевич аккуратно и бережно подхватил локоток девушки и проводил её в комнату. Он предложил ей место за семейным столом. Его прямой, восхищённый взгляд смущал Наташу, и она не знала, как себя вести. Ей было слегка неловко. Маринка принесла из кухни чайник.

— Папа, помоги. Освободи место под чайник. Вот. Сейчас заправлю заварник. Наташа, ты, сколько сахара кладёшь в кружку?

— Две ложечки, — почему-то от обращения Марины на «ты» ей стало легче.

Маринка стала деловито разливать чай по кружкам. Её присутствие и несмолкающее щебетание придавали Наташе больше уверенности и спокойствия.

— Ну, жених, выкладывай всю правду, — мама пристально смотрела в блестящие глаза Валерки.

— Какую правду?

— Валера, не пудри мне голову. Я женщина, мать. Мне достаточно было посмотреть на эту несчастную девочку, чтобы понять всё. Она беременная, и, я полагаю, уже месяца два. Ты чего мне вчера мозги морочил? Не мог сразу прямо сказать?

— Мам, я же тебе прямо и сказал. Просто ты не поняла.

— Слушай, откуда у тебя «еврейские» замашки?

— Мама, есть такая поговорка: «Евреем можешь ты не быть, но по-еврейски жить обязан». Шутка. Давай не портить вечер. А? Я же не знал твоей реакции, поэтому и постарался подготовить… как бы заранее…

— Она родителям уже сказала?

— Ещё нет. Знаешь, у неё мама очень вспыльчивая. Она боится ей прямо сказать.

— Хорошо. Вот сейчас за столом всё и решим. Тебе же, паразиту,