Кто на свете всех смешнее? - Анатолий Трушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А всё из-за бомжей. Надо нам что-то делать... с нищетой в стране.
Загадка Моны Лизы
Я в милицейском училище учусь на следователя. Скоро буду все преступления раскрывать.
Майор сказал: наша школа по раскрытию преступлений лучшая в мире. А сейчас у нас в училище вообще такие ребята подобрались – все преподаватели за головы хватаются.
Майор вчера на занятиях достает картину Леонардо да Винчи. Итальянский художник. Картина называется «Мона Лиза. Оригинал».
Там – женщина, улыбается, но как-то странно. Пятьсот лет не могут разгадать, чего она улыбается.
Майор говорит: «Вот вам сорок пять минут. Кто не разгадает, тот не милиционер».
У нас все разгадали! Восемь человек. Восемь разгадок получилось.
Ну, первый вариант самый простой. Даже странно, что столько лет не могли догадаться. Леонардо да Винчи запретил ей улыбаться, а сам начал строить рожи, кривляться, поэтому улыбка у нее получилась ненормальная.
Второй вариант. На улице весна, видно по картине. То есть Мона Лиза перезимовала, выжила. Скоро зелень пойдет, молодая крапива, со своего огорода что-нибудь, овощ всякий. А сейчас у нее сил мало осталось – не поймешь, улыбается она или плачет.
Третий вариант. Все хранили деньги в банках. И тут дефолт. А Мона Лиза хранила в чулке. Теперь сидит улыбается.
Четвертый вариант. Муж у Моны Лизы вот-вот должен прийти с работы. Может быть, даже пришел, стоит за спиной у Леонардо да Винчи, думает: «Чего она улыбается как-то странно?»
А очень просто всё – она нашла у него загашник и все монеты перепрятала. Сидит, смотрит на мужа, улыбается. Он смотрит на нее – тоже улыбается. Но чего он улыбается, вообще никогда никто не разгадает.
Пятый вариант. Мону Лизу пригласили на бал, где все будут много танцевать. Но Моне Лизе нельзя в этот день много танцевать, у нее нетанцевальный день. Но тут!.. Мона Лиза сообразила, чем надо воспользоваться, чтобы весь вечер быть свободной в своих движениях, и загадочно улыбнулась.
Шестой вариант. Мужу Моны Лизы увеличили оклад в десять раз, чтобы он перестал брать взятки, и другим увеличили, но Мона Лиза живет лучше других: и вилла побольше, и дети учатся за границей. Все спрашивают ее: «Откуда у вас деньги? Муж же теперь взяток не берет». Она ни слова никому, только один раз – достали уже: «Не берет, не берет», – один раз только улыбнулась, а Леонардо да Винчи тут как тут.
Седьмой вариант. Мона Лиза так смотрит, как будто знает чего-то, чего другие не знают. Как будто она не с нами, а где-то. Кайф поймала, улетела куда-то и балдеет там. Колется она, однозначно.
Восьмой вариант. Муж у ней не пьет, не курит, не бьет ее, дети учатся на «пятерки» и «четверки», соседка – не сволочь, сосед – не пристает, квартира трехкомнатная. Чего еще? Просто мы никогда таких женщин не видели, у которых все в порядке, вот нам и кажется, что у нее улыбка какая-то странная.
Это мы все странные, а у нее улыбка нормальная.
Именно там
Никто не следит за своей речью. Кошмар какой-то. Ни женщин не стесняются уже, ни детей.
Раньше сказать в общественном месте «задница» было нонсенсом.
Сейчас все стали раздраженные, неуважительные. Остановишься на улице, тебе сразу: «Что ты, задница, рот разинула?»
И чаще всего именно вот это слово, иногда даже совсем без смысла.
Как-то я сказала одному мужчине:
– Как же вам не стыдно?! Вы только что совершенно незнакомую женщину обозвали дурой. Неужели в вас ничего святого не осталось?
Он налился весь кровью, говорит:
– Святого у меня... полная задница.
И все кругом смеются, вместо того чтобы одернуть его. Представляете?
Когда мы не одергиваем, мы сами опускаемся, даже интеллигенция. Незаметно, но опускаемся.
Ко мне соседка-учительница пришла, рассказывает, что дорого все на рынке, что ни к чему не подступишься. Рассказывает и плачет.
Я ее спрашиваю:
– Кто же торгует так дорого?
А она – это три-то языка знает! – говорит:
– Да кто же?! Всё больше эти... чернозадые!
Но только вчера я поняла: сквернословие – это эпидемия, оно жертву не выбирает.
Вчера стою в очереди за овощами. Продавщица обсчитывает и обсчитывает без зазрения совести и всех подряд. В народе даже пошел ропот.
Молодой человек один, рабочий, кажется, – он без рубашки был, в одной татуировке, – говорит ей:
– Ты чем считаешь?
И вдруг я – никак не ожидала этого от себя – говорю:
– Жопой она считает!
Господа! Дети же вокруг нас.
Падает культура речи – падает нравственность, падает нравственность – падает общий уровень жизни. Еще чуть-чуть, господа, и мы окажемся... именно там.
Красота
Красота какая кругом, а?! Хоть не помирай совсем. Тополь вон какой!.. Твою мать, какая красота!.. Попозже осенью еще красивше станет.
Вон лесок – и зеленым там, и желтым, и красным!.. Летом дубков там свалил штучек пять на сарай. Везу – лесничий навстречу.
– Стой!
– Чего?
– Штраф!
– За что?
Пришлось поить его. Выжрал все запасы, еще денег ему дал. А не дашь – хуже будет. «Не воруй!» А что ему будет, лесу? Растет и растет – такая красота.
Дерево разве понимает что-нибудь?.. Вряд ли... Хотя тут дурак один из соседней деревни стал сосну валить, и шишка сверху прямо в глаз ему – окривел. Баба от него на сторону стала бегать. Вот как хочешь, так и понимай... Она, правда, и раньше бегала.
А на холме, на холме-то красота какая!.. На ту сторону спустишься – луга заливные, заповедник где. Ой, красота! Памятник природе! Ни одной травки не сорви – тюрьма сразу. Запах там! О-о-ой, не продохнешь. Густой такой! Прямо в ноздрю не пролазит.
В том году накосил там маленько. До сих пор сарай пахнет. Как мятой все равно! Не войдешь в сарай-то. Что ты! Зимой дошло до этого сена – и молоко пахнет! Веришь, нет? Твою мать! Баба опилась прямо молоком. Я ночью принюхался – и баба пахнет! Никогда так не пахла. Что значит заповедник.
А сады совхозные! Вот весной красота! Цветет всё! Едешь днем как в облаках. Сердце заходится от радости. Осенью ночью пойдешь яблоков наворовать – уже не та красота. Радости нету. Страх один, что схватят.
Красота у нас такая – смотришь, смотришь, всё не насмотришься никак.
Неспроста это! Знак какой-то людям. Что-то хочет сказать природа. Мы понятия не имеем. Когда?! Свободной минуты нет. Всё работа да пьянство.
Такая красота кругом... Сгубит всё гад, тогда только успокоится! Человек-то.
Откуда вот он взялся?.. От обезьяны?.. Говорят, от обезьяны. Они мне что-то не нравятся. Бесполезные животные. Ни шерсти с них, ни рогов... ничего... холодца и то не сделаешь. Рожи только корчат и вшей давят... Конечно, от обезьяны произошли. От кого еще?
Захламили всё. Раньше речка была такая, что ли?.. Лес был! А щас что? Смотреть не на что. Уродство какое-то. Тополь вон какой. Разве это тополь?..
Всё вы! Обучили вас. Жадность покою не дает?.. Изгадили всю красоту. Что смотришь? Вылупился. Разговаривать с тобой не хочу.
Этюды
Давно не виделись
– О-ой, подруга моя дорогая!
– Моя ж ты подруга милая! Как ты живешь?
– У нас молоко по десять, кефир по одиннадцать.
– У нас молоко – девять, кефир – одиннадцать.
– Буханка – пять, батон – шесть.
– У нас буханка – пять пятьдесят, батон – шесть двадцать. Кофточка идет тебе.
– Спасибо. У нас яйца – двенадцать.
– А у нас яйца – тринадцать.
– Говядина – восемьдесят, свинина – семьдесят. Хорошо выглядишь.
– Да где? Говядина – семьдесят, свинина – восемьдесят.
– Сыр – девяносто, колбаса – сто.
– У нас сыр – девяносто пять, колбаса – сто десять.
– У нас мужик сволочь.
– У нас мужик не поймешь что. Зелень – три пучок.
– У нас зелень – четыре пучок.
– О-ой, пошла я, пора мне.
– Иди, иди. Душу хоть отвели.
– Правда что, легче стало.
Замолчи!
От человека ничего почти не зависит, всем распоряжается судьба.
Нас трое друзей было. Вместе в школу, вместе на работу, в один год женились. Одновременно у нас от такой жизни нервы не выдержали.
Первый как гаркнет на жену:
– Замолчи!.. на минуту хоть.
Она остолбенела, шок с ней, сдвиг какой-то, и теперь она смотрит на человека – видит его внутренности. Как рентген стала. Ее срочно в платную больницу на работу. Бешеные деньги платят, муж на руках носит.
Второй узнал, в чем дело, как гаркнет на свою:
– Замолчи!.. на минуту хоть.
Она остолбенела... сперва, потом говорит:
– Сам замолчи, гаденыш!
С ним шок, сдвиг какой-то, начал видеть внутренности. Его срочно в другую больницу. Бешеные деньги платят, жена на руках носит.
Я на свою как гаркну:
– Замолчи сию же минуту!
Она ничего не остолбенела, спокойно взяла сковородку, ка-ак шлепнет меня по башке – и у меня внутренности все оборвались.
Сейчас лежу в больнице, платим бешеные деньги, чтобы мне выкарабкаться.
Судьба!
Мелочь