Аракчеев: Свидетельства современников - Коллектив авторов Биографии и мемуары

Характер его был настолько вспыльчив и деспотичен, что молодая особа, на которой он женился, находя невозможным жить с таким человеком, оставила его дом и вернулась к своей матери[5]. Замечательно, что люди жестокие и мстительные обыкновенно трусы и боятся смерти. Аракчеев не был исключением из этого числа: он окружил себя стражею, редко спал две ночи кряду в одной и той же кровати, обед его готовился в особой кухне доверенною кухаркою (она же была его любовницею)[6], и когда он обедал дома, его доктор должен был пробовать всякое кушанье, и то же делалось за завтраком и ужином.

Этот жестокий и суровый человек был совершенно неспособен на нежную страсть, но в то же время вел жизнь крайне развратную. Тем не менее у Аракчеева было два больших достоинства. Он был действительно беспристрастен в исполнении суда и крайне бережлив на казенные деньги. В царствование Павла Аракчеев был, несомненно, из тех людей, которые возбудили неудовольствие общественного мнения против правительства; но Император Павел, по природе человек великодушный, проницательный и умный, сдерживал строгости Аракчеева и наконец удалил его[7]. Но когда после смерти Павла Император Александр снова призвал его на службу[8] и дал его влиянию распространиться на все отрасли управления, причем он на деле сделался первым министром, тогда Аракчеев поистине стал бичом всего государства и довел Александра до того шаткого положения, в котором он находился в минуту своей смерти в Таганроге и которое разрешилось бунтом, вспыхнувшим при вступлении на престол Императора Николая[9], первою мерою которого для успокоения умов было увольнение и удаление графа Аракчеева. <…>

Ш. Массон

Секретные записки о России времени царствования Екатерины II и Павла I[10]

Среди новых офицеров ни один не сделал такой быстрой карьеры, как Аракчеев.

Семь лет тому назад[11] великий князь[12], желая иметь артиллерийскую батарею в Павловском, попросил генерала Мелиссино[13] указать ему офицера, который мог бы ее сформировать. Этим офицером стал воспитанник кадетского корпуса Аракчеев, который зарекомендовал себя успехами, а главное — усердием и ревнивой страстью к мелочам дисциплины. Несмотря на свою неутомимость, строгость и пунктуальность в службе, потребовалось некоторое время, чтобы он был замечен Павлом. Множество прекрасных фейерверков, которые он устраивал с помощью своего бывшего учителя для праздников в Павловском, в особенности же снедавшая его страсть к учениям, которая заставляла его день и ночь издеваться над солдатами, снискали ему наконец расположение великого князя. По восшествии на престол Павла Аракчеев был произведен в генерал-майоры гвардии и назначен петербургским комендантом. Он получил орден св. Анны и несколько тысяч крестьян и сделался правой рукой Императора. Аракчеев, вместе с которым майор М…[14] служил в кадетском корпусе, завоевал как унтер-офицер истинное уважение своими способностями, знаниями и усердием, которые он тогда проявлял, но уже в то время он отличался возмутительной грубостью по отношению к кадетам. Ни один лирический поэт не был столь бесконечно подвластен Аполлону, как был одержим демоном Марса этот человек. Его ярость и палочные удары, даже в присутствии Павла, стоили жизни многим несчастным солдатам[15]. Этот палач вернул в русскую армию такое варварство, о котором здесь уже забыли: он оскорбляет и бьет офицеров во время учения. Однако, чтобы показаться благодарным, он, будучи в случае, составил протекцию своему бывшему учителю, генералу Мелиссино, с которым был ранее в ссоре. Недавно он впал в немилость, затем возвратился ко двору и возведен в баронское достоинство; он шел на смотру во главе войск, отправлявшихся в Германию. <…>

Я рассказал молодым графам Салтыковым[16] о положении дел и спросил у них, что следует делать, чтобы выручить моего брата[17] из рук инквизиции. Вследствие этого я поспешил отправиться к Аракчееву, генерал-адъютанту Императора, внезапно сделавшемуся его любимцем. Он был моим старинным приятелем по кадетскому корпусу и учителем молодых графов, служил под началом моего брата и сохранил к нему уважение. <…> Он всегда выказывал мне свое дружеское расположение, знаки внимания с моей стороны также были ему приятны. Я рекомендовал Аракчеева министру[18] в качестве учителя фортификации для его сыновей, что и явилось причиной его стремительного возвышения.

Я поехал к нему и застал его еще бодрствующим; он был окружен офицерами всех родов войск, которые сопровождали его из царских покоев после отхода государя ко сну. Он провел меня к себе в кабинет, но, как я его ни просил, не согласился замолвить слово в защиту моего брата. Он повторял, что, решив однажды не вмешиваться ни в какие дела, кроме непосредственных его обязанностей по военной службе, он не может входить ни во что, связанное с двором и политикой. Затем, сказав, что он устал и его клонит ко сну, он пожелал мне доброй ночи и удалился в спальню. На обратном пути я размышлял о дружбе и о внезапной перемене в человеке, который еще три дня назад стал бы уверять меня в своей привязанности <…>

Ф. П. Лубяновский

Воспоминания[19]

Разводы и ученья, полковые и баталионные, в Вильне и Гродне шли препорядочно и с похвалою[20]. Не так, по всем вероятностям, было бы в Ковне, если бы там шеф полка, Таврического гренадерского, что был кн. Потемкина, полуслепой и ветхий Якоби[21] совсем не оглох. Пришел он с полком в Литовскую инспекцию в отсутствие князя Н.В. [Репнина][22] из Литвы, был под судом и под спудом в продолжение не одной земской давности; нечаянно назначен шефом полка и произведен в генералы от инфантерии. Взглянув на роту, приготовленную к разводу, и с первого шага увидев, что там все еще было по-старому, Император обратился к шефу не без гневного слова. Тот со слезами благодарил за всемилостивейший отзыв о полку и о нем. Подоспел князь с докладом, что старик, совсем оглохши, плохо и видел. Тут же велено генерал-адъютанту отдать в приказе об увольнении Якоби от службы по прошению за старостью с мундиром и полным пенсионом. Смотря на роту, Его Величество изволил сказать: «Львы, а не люди, да неуч»; и тут же приказал барону А. А. Аракчееву остаться в Ковне, выучить полк. Адъютанта его не было с ним; оставлен я при нем.