Teologica - Maxim Berns

ломают, сплетают дороги.

Семь наших лет – это вовсе немало,

И короли ваши – тоже не боги,

Пусть эти годы безжалостно строги —

Время по стрелкам часов разбросало,

Вижу вас часто северным ветром,

Чувствую тихой бесцветной луною,

Знаю теплом по своим батареям,

Яркой помадой, рождественской маской.

Будут еще холода и апрели —

Стану огнями, сердцем согрею.

Фей темноты не искать в старых сказках,

Фей темноты нарекаю собою.

Вольск, 14-16.03.01 года

Чтобы вернуться

Дописать до точки темноту,

А на утро выйти, как живой,

Синевой, дорогой по мосту,

Заманить два неба за собой.

Танцевать на мертвой вышине,

Тишине дарить свои сердца,

Плавать рыбой на холодном дне,

Чтоб дожить спокойно до конца.

По карманам прятать по звезде

И продать потом за две цены,

Чтоб купить победу на войне —

Мне не нужно следующей войны.

Протянуть струну до тех высот,

Где танцует миллион планет,

И придумать пару новых нот,

И петь песни на весь белый свет.

Если не лететь, то падать вниз,

Обмануть пространство наугад,

Обогнать крылом свободу птиц

И вернуться за полночь назад.

Чтобы нить спокойную плясать,

Чтоб напиться пьяной темнотой,

Вспыхивать, гореть и обгорать,

А наутро выйти, как живой.

Вольск, 18.03.01 года

Апрель

Синхронизмы любви до конца,

Как веселье до приступов рвоты,

Рваны ноты – актер без лица

Конвоирует небо в высоты.

Пальцы жмутся подальше от тел

И глаза устают добиваться

Тех видений, где просто хотел

Как окурок – желтеть и валяться.

Постапрель, словно постапогей.

Как бы в нем потонуть, растеряться,

Чтоб не видеть аморфы людей,

Чтобы струнам на песнях не рваться

В тучи страшной беспечной весны —

Ее сны сосчитаю по пальцам.

Как бенгальцам огни суждены,

Так и мне суждено превращаться

От лица с потускневших зеркал

До лица на моем документе…

Я б последние деньги отдал,

Чтоб как все погибать в сантименте!

Конвульсивные приступы сна

После долгой вечерней молитвы —

Я-то знаю, что это весна

И ее небеса, словно бритвы.

Ими сбрею все волосы «в ноль»,

Да в солдаты уйду новобранцем,

Чтоб скитаться под сердцем, как боль,

И в твой кофе водой наливаться,

И смеяться – апрель пережить,

Чтоб проклятиями крыть, благим матом

Свою тонкую ровную нить

И в апреле погибнуть солдатом.

Вольск, 18.03.01 года

Три

Первый.

Закурит несмело,

Пряча глаза под ноги.

Нервничает. Тревоги

Сделали бледно-белым.

Денег не сосчитает,

В клочья порвёт карманы.

Помним, не наркоманы —

Он ничего не знает.

Второй.

В углу на кровати

Ртом зажимает улыбку.

Смех. Через раз – ошибка

В этом полночном пати.

Дышит. Тонко. Неровно.

Первого за окурки

Трогает. Прячется в жмурки

Плавно. Смущенно. Сонно.

Третий.

Мокрый. Болеет —

Кашляет стих по окнам,

Сумерки дальнего грома

Пуншем на сердце греет.

Бьет стекло захрустально

В брызги острых багрянцев —

Капает красное в пальцы

Траурно так.

Печально.

Вольск, 20.03.01 года

К маленькой красной шутке

Лене Майстренко

Меня не оценят?! Пусть!

Принцесса, чего же изволите? —

Вас тоже насилует грусть,

Вы тоже не вкусно готовите!

Меня ненавидите? Бред!!

Улитки в соплях – тоже музыка.

Вы просто боитесь свет

И мрака боитесь. Да!

Вы помните глицерин

И голос Алеши-Сережи —

Кем ни был бы этот кретин —

Убью? Испепелю?! Уничтожу!!!

И я подстригусь и подкрашусь,

Чтоб вы меня спутали с шлюхой!

Повидлом обмажусь, стану

«Иванушкой» – Рыжим Андрюхой!

Людмила! Делайте фак

Амебе в рванной калоше!

Я тот еще – прежний дурак,

И ваш красногубый Серёжа!

Разбавьте слюною кефир —

Полезнее даже будет

Вам воздух холодных квартир!

Умница, Люся! Вы – гений!

Вольск, 23.03.01 года

Мечи компрачикóсов

18

У меня – дожди и север

За стеклом дрожат печально.

Мне бы брать душистый клевер

И плести венки венчально,

Надевать тебе на косы

И беречь за эти тайны…

То, что мы компракчикóсы —

Это тоже не случайно.

У меня – сезон кошмаров,

И от крыши и до крыши

В небе яркие пожары,

Сны ворованных мальчишек.

Тех, что молча изрезали

Кровоточащею сталью,

Превращали, обнимали

Черной ночью, как вуалью.

У меня – ни капли страха,

У тебя – больная память,

Кто же знал, что только взмахом

Можно судьбы в кровь изранить.

Кутать с ненавистью в тряпки,

Продавать за три копейки,

И скитаться без оглядки,

Стать загадкою ищейки,

Чтобы спрятаться за горы,

Раствориться в третьих странах,

Напридумывать узоры

На неровно рваных ранах.

Мы – художники бессилия

Детских мыслей перед страхом,

Задушили, затравили,

Закрестили, как монахов.

У меня дрожат все пальцы,

Ты – не можешь улыбаться.

Ночью тени, как скитальцы,

К нам летят, чтобы бояться.

От ворованных мальчишек,

От их плача не укрыться —

Это мы горим по крышам,

Это мы – детствоубийцы.

Что же плакать, слезы – море,

И не переплыть глазами

Солнца в утреннем дозоре

Над остывшими мирами.

То, что мы компрачикосы

Нам, конечно, только снится,

Ты срезаешь свои косы

И теряешься в страницах.

Вольск, 28.03.01 года

* * * (Миллиарды планет – тебе…)

Миллиарды планет – тебе

На ладонях валяться песком,

Осторожничать песни о том,

Что оставлено шагом в траве.

По железу – ногтями скрипеть

Да на ушко интимы шептать,

Твою правду, как «Твою мать!»

Не понять, дай только допеть

Плеть дорог паутиной дворов

И под небом слепые глаза,

Чтоб катилась печально слеза

В кардинальную боль богов.

Я спою, как чарами сна

Можно брать пригóршни планет

В сонный бред под клетчатый плед

И натягивать вдаль паруса.

Вольск, 30.03.01 года

Постапрель

Мечтать,

Лакая неизвестность солнца,

Впрягать

В повозки страхи херувимов,

Хлестать

Ветрáми их хрустальны спины,

Орать: «Апрееееель!»

И гнать, не зная меры.

И за чертой

Искать себе примеры,

Неволить сказки

Гордых тамплиеров.

Что эти пéры?

Битые оконца

И побеждённы мною

Атмосферы!

Полиция дождей ломала руки,

Брала за нервы, стыла на ладони —

Я пропускал в себя пустые звуки

И погибал за чистоту мелодий.

И вроде посылали децибелы

На двух волнах других радиостанций —

Я не дрожал и свет остался белым,

Способным гибнуть мраком и бояться.

Апрели – двери. Заперты и скрыты,

Я поломал замки по фотоснимкам,

И в них входил под шепот рваной свиты,

Под куполами, с дьяконом в обнимку.

Епископы нагладили по лужам

Волну в эфир – практический цунами,

И даже тот, кто был тогда не нужен,

Мой старый бог, он оставался с нами,

Курил и прятал ледяные пальцы,

Дрожал минор и гибли атмосферы —

На двух волнах других радиостанций

Он отпевал мои больные сферы.

Мой тихий бог. Он целовал минуты,

И мы в минутах проживали вечность,

На паутинах пауков запутав

И предрекая реки частью речи.

Апрели – гады. Целятся в упоры,

Их оптика тонка, почти хрустальна,

И взводят утром плавные затворы,

И пули воют зверем. Так печально.

Мне эти тайны – враки, сказки, небыль

И целый тон в размере полутона —

Кричать, бежать, забыть про это мне бы,

Лишь бы не плавить снайпером патронов:

Я выхожу из дома, улыбаюсь,

Я прячу в отворот плаща улыбки.

Я как и вы в своих кругах вращаюсь,

И как и вы считаю за ошибки

Неверные мелодии трамваев.

А голоса, что не подходят к роли,

Я на прикладе метками считаю

И как стрелок не думаю о боли.

Апрели – звери. Это зоопарки,

Кормлю с руки, кривлюсь от их укусов,

Что из того, что держат свои марки —

У них нет сердца, голоса и вкуса.

Но их инстинкт – кровавый зов шакала,

Не ошибался, звал к нелепым сценам…

Меня земля как мусор разбросала,

Арестовали ливни – полисмены.

И двери, стены, потолок и сырость,

Холодный чай (готовится недолго),

Пусть милостыня или просто милость —

Его глотаю. Где-то тянет Волга

Потоки грязи. Где-то есть Саратов,

Он мокрый, жалкий и уже проснулся —

Он потерялся молодым солдатом,

Он на войну ушел и не вернулся.

Я не люблю таинственных прелюдий,

Я напеваю джаз, я знаю ноты,

И музыка горит, и гибнут люди,

И в мертвых петлях тают самолеты.

И корабли подсели – якорь в мели.

Там я тону, но только знаю точно —

Апрели были, но уже сгорели,

Апрели стали письмами без точек.

Вольск, 07.04.01 года

Теологика

I

Я – красивый слог других наречий,

Я рассказан детям в дивных сказках,

И когда рыдали воском свечи,

Я мерцал