Ложка - Дани Эрикур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мистер Хопкинс! Грейс и Хайвуд выступает во дворе. Придете посмотреть?
Директор вздыхает, возвращает мне рисунки и встает. Мы вместе выходим в коридор.
— Возьмите книгу. Автор, конечно, чокнутый, но отнюдь не дурак.
Он устремляется прочь, а я растерянно замираю на месте.
— Так что мне делать-то? — выпаливаю в отчаянии.
Эхо директорского голоса, овеянного шотландскими туманами, гулко разносится по коридору:
— Сейчас лето, мисс. Потеряйтесь.
6 августа 1985 г.
Мисс Джонс!
Позвольте уточнить, что я имел в виду, когда при расставании предложил Вам потеряться. Не подумайте, что я желаю, чтобы Вы потерялись навсегда. Я говорил об удовольствии от бесцельных блужданий, которое испытывает молодой разум, пока он еще обладает определенной пластичностью.
Творческая деятельность, бесспорно, требует стабильности. Вирджиния Вулф была права — человеку искусства непременно нужна своя комната. Именно по этой причине мы предоставляем нашим студентам пространство, время и средства, необходимые им в рамках профессионального развития. Тем не менее открытия и новые впечатления также служат для него важной подпиткой. Не потому, что отрыв от корней является синонимом творчества (убеждение, которого я не разделяю), а потому, что Неизвестное помогает нам открывать глаза и смаргивать пыль, которая в них осела. Делакруа, Гоген, Матисс, Клее, Байрон, Д. Г. Лоуренс, Бах — все они знали толк в том, как потеряться, чтобы взглянуть на свое творчество и душу под новым углом зрения.
Эта дождливая страна стала колыбелью для множества творцов, сердца которых тяготели к приключениям. Вспомним принца Мэдога ап Оуайна Гвинеда, который открыл Америку примерно на триста лет раньше, чем X. К., и сочинил песни, звучащие в тех краях по сей день. Вспомним сильную духом писательницу Джин Рис, урожденную Эллу Гвендолин Рис Уильямс. Вашего вольнодумца, математика, философа, логика и моралиста Бертрана Рассела, который ценил чайники также высоко, как вы — ложки. Музыканта Джона Кейла, принца «Белеет Андеграунд». Если бы Кейл не заблудился однажды в нью-йоркском метро, смог бы он петь о чем-то помимо удушливого сланца и черных рудниковых долин? Потерявшись волею случая, Ваши соотечественники пережили приключение, потому что каждый из них стремился к некоей цели, имел перед внутренним взором некий невидимый рисунок (простите мне сей умышленный каламбур).
Выражаю Вам свои искренние соболезнования.
Когда в сентябре академия вновь распахнет свои двери, мы будем счастливы видеть Вас в числе наших студентов.
Будьте любезны подтвердить свое согласие ответным письмом или факсом, а также постарайтесь изучить творчество вышеперечисленных деятелей искусства до начала учебного года.
С наилучшими пожеланиями,
Питер Хопкинс, директор Уэльской академии искусств
Ночная прогулка
Прочитав письмо директора, я выхожу из дома и направляюсь к скамье, на которой Д. П. увековечили память о моем отце. Ложку беру с собой, потому что она придает мне храбрости, без которой не обойтись, если хочешь прогуляться по большой туристической тропе глубокой ночью. По итогам своей экспедиции я делаю три вывода.
1. Ночью дикие пони выбираются из чащи и приближаются к обрыву на опасное расстояние, чтобы полакомиться маленькими алыми цветами, пробившимися сквозь камни. Радостное чавканье смешивается с грохотом волн, ударяющихся о скалы.
Вывод: пони предпочитают быструю смерть на сытый желудок медленной смерти на голодный желудок.
2. Появление ложки — единственное интересное событие за последние несколько недель.
Вывод: я рискую потеряться, пока разведываю, откуда она взялась.
3. Мне становится плохо, когда я слишком близко подбираюсь к террикону — моему собственному нагромождению сланца, моему личному руднику.
Вывод: сама толком не пойму.
К сожалению, в нашу эпоху одноразовой посуды и складных столиков искусство изготовления ложек переживает упадок. Однако вдумчивый коллекционер, которого мало заботят модные веяния и перемены ценностей, продолжает исследовать ложки, эти инструменты прошлого, и через них познает мир. Если же наш коллекционер задается вопросами о будущем, его интерес непременно связан с поиском утерянных объектов.
Вне зависимости от метода, изготовителя и периода создания, любопытных каждый по-своему, внешний вид любой старинной ложки может стать для нас уроком Истории с большой буквы «И», Географии с большой буквы «Г» и Социологии с большой буквы «С». Задумаемся над ключевой ролью так называемой региональной ложки. Тысячи ложек несут отпечаток той или иной территории, тем самым превращаясь в серебряную память о целом крае с его уникальными традициями (см. гл. 8 «Ливанские ложки и празднества стран Средиземноморья»).
Кстати, почему бы не включить ложковедение в перечень школьных предметов? На таких уроках ученики знакомились бы с нравами и обычаями, о которых не сказано ни слова в общеизвестной справочной литературе. К примеру, ложки, украшенные гербами, были типичны для Франции; цветочные мотивы и завитки характерны для голландских и швейцарских ложек, а на английских миниатюрных ложках в старину часто изображались кошки и собаки (данная разновидность ложек, да простит читатель это отступление, является любимейшей у автора сего скромного произведения).
Полковник Монтгомери Филиппе.
Воспоминания коллекционера
II
ФРАНЦИЯ
Отряд, шагом марш!
От качки у меня ноет сердце. Не обращая внимания на очередь пассажиров, выстроившуюся перед кафетерием, я бросаюсь на палубу парома. Из толстой трубы поднимается тошнотворный запах жареной еды. От взгляда на пластиковый стаканчик, перекатывающийся по палубе от скамейки к скамейке, дурнота только усиливается.
Когда Нану предупреждала меня, что погода во время рейса будет кошмарной, мама сухо возразила, что прогнозы сбываются редко. Разумеется, в первую очередь она имела в виду погоду в нашей семье, на которую нежданно-негаданно, ex inspe-rato, накатило цунами. «А ты все равно выйди на палубу и смотри на горизонт», — шепнула мне бабушка.
Прислоняюсь к мокрым перилам, повернувшись лицом туда, где, по идее, должен находиться континент. Сколько еще до него плыть? Меня мучает изжога, а горизонт почему-то зеленеет. Компания молодежи останавливается рядом со мной, рассаживается на влажных скамьях и веселится, словно принимает солнечную ванну. Слышу французскую речь и пытаюсь что-нибудь разобрать, но качка мешает сосредоточиться. Две пожилые англичанки в штормовках цвета хаки достают термос. Снимаю капюшон куртки и опускаюсь прямо на палубу. Можно было бы полистать дорожный атлас, изданный еще в шестидесятые годы, или почитать «Воспоминания коллекционера», но я
