Комментарии к жизни. Книга третья - Джидду Кришнамурти

«Почему вы поднимаете эту проблему? Я пришла, чтобы спросить, не будете ли вы любезны помочь нам в нашей работе, а вы подвергаете сомнению источник действия. Зачем?»

Если можно спросить, что является источником вашего собственного интереса в создании организации, которая поможет животным? Почему вы так активны?

«Думаю, что это довольно очевидно. Я вижу, как ужасно обращаются с несчастными животными, и я хочу через законодательство и другие средства помочь положить конец этой жестокости. Не знаю, есть ли у меня какой-то еще другой повод, кроме этого. Возможно, есть».

Не важно ли это выяснить? Тогда вы окажетесь способны помочь животным и человеку в более значимом и более глубоком смысле. Вы организуете это движение из-за желания быть кем-то, удовлетворить ваши амбиции или убежать из чувства расстройства?

«Вы очень серьезны. Вы хотите добраться до сути вещей, не так ли? Я могла бы также быть откровенной, я очень амбициозна в некотором роде. Я хочу прославиться как реформатор, я хочу добиться успеха и не потерпеть сокрушительную неудачу. Каждый борется, идя по лестнице успеха и известности, думаю, это нормально и по-человечески. Почему вы возражаете против этого?»

Я не возражаю против этого. Я просто указываю на то, что если ваш мотив — это не реальная помощь животным, то вы используете их как средство для вашего самовозвеличивания, что является тем же самым, что делает управляющий телегой с волами. Он делает это грубым, зверским способом, в то время как вы и другие — более тонко и изощренно, вот и все. Вы не останавливаете жестокость, пока ваши усилия остановить ее выгодны вам самим. Если бы, помогая животным, вы не могли удовлетворить ваши амбиции или убежать от вашего расстройства и печали, тогда бы вы обратились к каким-нибудь другим средствам удовлетворения. Все это указывает, не так ли, что вас вообще не беспокоят животные, кроме как если они средство для вашей собственной личной выгоды.

«Но каждый делает это так или иначе, так ведь? А почему я не должна?»

Конечно, именно это и делает подавляющее большинство людей. От самого крупного политического деятеля до деревенского заводилы, от самого высокопоставленного прелата до местного священника, от самого великого социального реформатора до изнеможденного общественного работника, каждый использует страну, бедных или имя бога как средство исполнения его идей, его надежд, его утопий. Он— это центр, ему принадлежит власть и слава, но всегда от имени людей, от имени святых, от имени растоптанных. Именно по этой причине в мире существует такой пугающий и печальный беспорядок. Они — это не люди, которые принесут умиротворение миру, которые остановят эксплуатацию, которые положат конец жестокости. Наоборот, они ответственны за куда больший беспорядок и нищету.

«Я прекрасно вижу суть этого, когда вы объясняете, но есть удовольствие в осуществлении власти, и я, подобно другим, поддаюсь ему».

Разве мы не можем забыть о других во время нашего обсуждения? Когда вы сравниваете себя с другими, это значит оправдывать или осуждать то, что вы делаете, и тогда вы вообще перестаете думать. Вы защищаетесь тем, что принимаете их точку зрения, а этим путем мы придем в никуда. Теперь же как человек, который как-то осознает значение всего, о чем мы говорили этим утром, разве вы не чувствуете, что может быть иной подход к всей этой жестокости, к амбициям человека и тому подобному?

«Сэр, я много слышала о вас от своего отца и пришла частично из любопытства, и частично потому, что думала, что вы могли бы присоединяться к нам, если я была бы достаточно убедительна. Но я ошибалась.

Можно спросить: как мне забыть о себе, внешне и внутри, и действительно полюбить? В конце концов, я являюсь брамином и все такое, у меня в крови религиозная жизнь. Но я далеко ушла от религиозного взгляда на жизнь, так что не думаю, что я снова смогу когда-либо вернуться к этому. Что мне делать? Возможно, я не задаю этот вопрос со всей серьезностью, и я, вероятно, буду продолжать свою поверхностную жизнь, но не могли бы вы сообщить мне кое-что такое, что останется во мне подобно семени и прорастет несмотря на мое «я»?»

Религиозная жизнь — это не вопрос возрождения, вы не можете обосновать новую жизнь в том, что является прошлым и ушедшим. Позвольте похоронить прошлое, не пробуйте его восстановить. Осознайте, что вы заинтересованы сомой собой, и что ваши действия являются эгоцентричными. Не притворяйтесь, не обманывайте себя. Осознайте факт, что вы амбициозны, что вы стремитесь к власти, положению, престижу, что вы хотите быть важной. Не оправдывайте это по отношению к вам самим или к другому. Будьте просты и прямы по отношению к тому, какая вы. Тогда любовь может прийти добровольно, когда вы ее не ищете. Одна любовь может очистить хитроумные преследования от скрытых мест, где прячется ум. Любовь — это единственный выход из человеческого замешательства и горя, а не эффективные организации, которые он создает.

«Но как может один индивидуум, даже при том, что он может любить, повлиять на ход событий без коллективной организации и действия? Чтобы положить конец жестокости, потребуется взаимодействие очень многих людей. Как этого можно достичь?»

Если вы действительно чувствуете, что любовь — это единственный истинный источник действия, вы поговорите об этом с другими, и тогда вы вместе соберете нескольких, которые имеют подобное чувство. Малое количество может перерасти во множество, но это не ваша забота. Вас волнует любовь и ее всеобщее воздействие. Именно только это всеобщее воздействие со стороны каждого индивидуума создаст совершенно иной мир.

Условности и побуждение быть свободным

Это была восхитительная прогулка. Дорожка от дома пролегала через виноградник, и виноград только начинал созревать, он был сочным и крупным, и из него выйдет много красного вина. Виноградник был ухоженным, в нем не было никаких сорняков. За ним шел красиво усаженный участок с табаком, длинный и широкий. После дождя растения начинали цвести розовыми цветами, аккуратными и опрятными, едва уловимый запах свежего табака, совершенно отличавшийся от вызывающего отвращение запаха подожженного табака, станет более насыщенным на раскаленном солнце. Длинный стебель, на котором росли цветы, будет вскоре срезан, чтобы бледные, серебристо зеленые листья табака, уже весьма крупные, становились еще больше и крупнее к тому времени, когда придет пора их собирать. Тогда их соберут все вместе, распределят, привяжут к длинным нитям и натянут вдоль высокого здания позади дома, чтобы дать высохнуть равномерно, где солнце их не коснется, но где будет вечерний ветерок. Люди даже в то время работали с волами на том участке табака, протягивая борозду между длинными, прямыми рядами растений и выкорчевывая сорняки. Почва была тщательно подготовлена и хорошо удобрена, и сорняки росли в ней так же как густо, как и табак. Но в конце той недели не было заметно ни одного сорняка.

Дальше дорожка проходила через сад с персиками, грушами, сливами, сливами-венгерками, нектаринами и другими деревьями, все отяжелели от поспевающих плодов. Вечером в воздухе стоял приятный аромат, а в течение дня жужжание множества пчел. За садом дорожка спускалась вниз по длинному склону, в глубь густого, дающего убежище леса. Здесь земля под ногами была мягкой из-за сухих листьев после многих лет. Под деревьями было очень прохладно, так как у солнца имелось мало возможностей проникнуть через их толстую листву. Почва всегда была влажной и душистой, издавая аромат богатого перегноя. Было огромное количество грибов, большинство из них несъедобных. То здесь, то там можно было найти виды, которые были съедобными, но вам пришлось бы поискать их, они были большей частью спрятанными, обычно скрытыми под листом того же самого цвета. Крестьяне рано придут, чтобы собрать их для рынка или для собственного использования.

В том лесу, который раскинулся на мили по мягкой холмистой местности, едва можно было увидеть каких-нибудь птиц. Там было очень тихо, среди листьев не было даже дуновения ветерка. Но всегда было в том лесе какое-то неопределенное движение, и это движение было частью необъятной тишины. Оно не было тревожащим и, казалось, присоединялось к спокойствию ума. Деревья, насекомые, разросшиеся папоротники не были отделены, не были чем-то замеченным снаружи, они были частью той тишины внутри нее и за ее пределами. В той тишине содержался даже приглушенный грохот отдаленного поезда. Было полное отсутствие сопротивления, и лай собаки, настойчивый и назойливый, казалось, усиливал тишину.

За лесом показалась прекрасная, изгибающаяся река. Она не была слишком широкой или внушительной, но достаточно широкой, так что пришлось бы щурить глаза, чтобы рассмотреть людей на противоположном берегу. Всюду по обеим берегам росли деревья, главным образом, тополи, высокие и величественные, а их листья дрожали на ветру. Вода была глубокой, прохладной и вечно текущей. За ней было приятно наблюдать, настолько живой и богатой. Одинокий рыбак сидел на табурете, около него стояла корзина для пикника, а на его колене лежала газета. Река давала довольство и умиротворение, хотя рыба, казалось, избегала приманки. Река всегда будет там, пусть даже пройдут войны и погибнут люди, она всегда будет питать землю и людей. Где-то далеко были заснеженные горы, и ясным вечером, когда садящееся солнце урегулирования было над ними, их высокие пики можно было принять за освещенные солнцем облака.