Библейские образы - Адин Штайнзальц

Ривка была полной противоположностью Ицхаку, выросшему в окружении людей, которые заботились о нем и оберегали его от сложностей жизни. Его отец и мать были аристократами духа и в то же время людьми смелыми и решительными; у них были преданные слуги, всегда готовые прийти на помощь, и Ицхак мог позволить себе некоторые колебания и даже ошибки. Эта особенность среды, в которой вырос Ицхак, сказалась и в том, что он мало знал о мире зла и обмана: ведь его личный мир был гармоничным и целостным. Ривка же выросла в иной среде и рано познакомилась с обманом и лицемерием. Все это и обусловило разное отношение Ривки и Ицхака к их сыновьям.

Ицхак не знал двойственности мира, не ведал, что не все на самом деле так, как ему кажется. Ему была не свойственна подозрительность, потому что он сам был бесхитростным. Поэтому и в сыновьях своих он не мог разобраться. Активный Эйсав был почтителен и добр к отцу, и это Ицхак ценил в нем. Но Ривка-то хорошо разбиралась в людях. Она видела и другую сторону натуры Эйсава: он напоминал ей ее брата Лавана. В Танахе не сказано, что Ривка не любила Эйсава; просто она была проницательна. В отличие от Ицхака, который был в полном смысле слова тот, кого всегда приносят в жертву, — человек не от мира сего, — Ривка была прагматична и решительна. Она предстает перед нами как архетип еврейской матери, борющейся за будущее своих детей, за то, чтобы они выжили в жестоком мира. Она знала жизнь, знала, что такое зло, — и ценила добро и душевную чистоту. Ицхак олицетворял для нее возвышенный мир. И, видимо, за эту чистоту Ривка и любила мужа. Ей иногда приходилось идти на обман, но она делала это для блага Ицхака, для того, чтобы уберечь его от ошибок и их последствий. Ривка не говорила Ицхаку, что он ошибается в оценке сыновей, что, по ее мнению. Эйсав — ненадежный человек. Она сделала так, что благословен был не Эйсав, а Яаков, и тем уберегла мужа от потрясения, которое ему пришлось бы пережить, если бы она не взяла на себя ответственность за судьбу своей семьи.

Жизнь Ривки была ее личной победой над средой, над своим происхождением. Уйдя из мира обмана и зла, она всегда добивалась того, в чем видела добро: хорошая семья, здоровое будущее для потомков. Ни семья, в которой она выросла, ни ее муж не могли обеспечить этого. Ривка сама должна была определить судьбу своего рода, и она сделала это, угадав предначертание Всевышнего.

6

Рахель

Брейшит 29:4–30:25, 31:1–35, 35:16:20

НЕСБЫВШАЯСЯ МЕЧТА

В книге Брейшит Рахель предстает перед нами как одна из праматерей еврейского народа. Но в еврейской традиции именно она стала символом матери, причем специфическим символом еврейской матери, стенающей о судьбе своих сыновей — сынов Израиля: «Рахель плачет о детях своих и не может утешиться» (Ирмеяу 31:15). Именно поэтому ее могила в Бейт-Лехеме стала местом паломничества для тех, кого постигло горе, особенно для женщин.

Может быть, образ Рахели приобрел такую эмоциональную окраску потому, что она сама познала тоску неосуществленной женской мечты и умерла в муках. История Рахели, ее отношения с Яаковом полны стремлений, ожиданий, надежд, которым так и не суждено было реализоваться полностью. Это горький образ человека, который, казалось бы, имел все, но не получил того, к чему стремился, и ушел из жизни в момент, когда его желания только начали осуществляться.

С того времени, когда, как сказано, «и полюбил Яаков Рахель» (Брейшит 29:18) и до ее смерти при рождении Биньямина, Рахели пришлось пережить много боли и разочарований. Она была первой любовью Яакова, но не стала женой его юности, и это, безусловно, было для нее тяжким ударом. Комментаторы Танаха отмечают, что между мужчиной и первой женщиной, которую он познал, возникает особая связь. Случилось так, что эта связь соединила Яакова не с Рахелью, а с ее сестрой Леей. И дальнейшие отношения между Яаковом и Рахелью, несмотря на их большую любовь, были постоянно полны напряжения и неосуществленных ожиданий. Женщина реализует свою любовь в материнстве. Для Рахели стать матерью было крайне важно еще и потому, что от этого зависело, кто из детей Яакова получит его благословение и станет наследником славной традиции. Но Рахель долго оставалась бездетной, тогда как ее сестра Лея рожала одного сына за другим.

Только когда Яакову удалось, наконец, освободиться из цепких рук своего тестя Лавана, когда страх перед местью Эйсава остался позади и семья могла наслаждаться покоем в Стране Израиля, казалось, и Рахели улыбнулось счастье. Она родила, наконец, сына Йосефа и молила Всевышнего о том, чтобы Он дал ей еще одного сына (Брейшит 30:24). Но рождение Биньямина привело к смерти несчастной женщины.

Рахель стала как бы олицетворением трагической судьбы народа Израиля. И хотя еврейский народ лишь частично происходит от потомков Рахели, мы видим в ней символ матери, плачущей о своих сыновьях. Трагедия ее личной жизни ассоциируется с трагической историей народа, пережившего изгнание и тяжелые страдания. Его тоска по Родине, обретенной и затем утраченной, перекликается с тоской Рахели, долгие годы ожидавшей возможности быть с любимым человеком и умершей, когда ее мечты начали осуществляться. Поэтому на протяжении многих веков, во времена Первого и Второго Храма, и конечно после разрушения Второго Храма, образ Рахели символизировал Шхину[3] в изгнании.

Об отношениях между Яаковом и Рахелью мы знаем больше, чем о взаимоотношениях других супружеских пар из Танаха. Мы видим слабость и очарование Рахели, которая, зная, что она любима, была уверена, что обладает особыми правами. В этом смысле ее образ олицетворяет и другой аспект характера еврейского народа — его чувство избранности, его абсолютную уверенность в том, что он любим Всевышним и избран Им для особой миссии в этом мире.

Рахель не только угождала Яакову, как это делала Лея, но и позволяла себе спорить с ним. Мы знаем только об одном случае, когда Яаков сделал выговор Рахели, раздраженно упрекнув ее в стремлении властвовать над ним. Яаков никогда, ни при каких обстоятельствах, не выходил из себя. Даже когда у него были причины для гнева, он сдерживался — иногда на протяжении многих лет. Только в одном случае, а именно, когда Рахель потребовала, чтобы он дал ей сыновей, он потерял терпение.

Рахель не просто хотела ребенка, — она хотела ребенка от Яакова, даже если бы он был рожден рабыней. Она понимала, что Яаков не только хороший скотовод и удачливый хозяин. Так же, как Лея, она видела в нем человека необычного, человека, находящегося под покровительством Всевышнего. И, пытаясь воспользоваться привилегированным положением любимой жены, она идет на поступки, которые другой не сошли бы с рук безнаказанно. Такова, например, история с «обменом» Яакова на мандрагоры или с похищением идолов из дома отца. Благодаря привлекательности, дерзости и везению, Рахели удавалось выпутываться из этих и других историй и избегать гнева Яакова. В этом смысле она тоже выступает как «дочь Иерусалима… дочь Сиона» (Эйха 2:13) — частая в Танахе метафора, относящаяся к еврейскому народу. И в этом аспекте своенравная и капризная Рахель как бы предстает образом народа Израиля, олицетворяя собой присущую ему убежденность в неизменной благосклонности Всевышнего. Что бы мы ни делали, как бы ни были неблаговидны наши поступки, Его любовь будет всегда обращена на нас, а не на другие народы, — эта уверенность испокон веков живет в еврейском народе. Таким образом, отношения между Яаковом и Рахелью подобны фундаментальной исторической связи между Б-гом и Израилем — связи, основанной на любви. Тем не менее комментаторы обращают особое внимание на те моменты, когда Рахель необдуманно уступала Яакова другой женщине, пребывая в уверенности, что он все равно принадлежит ей. Как мы знаем, она потеряла его: невольно вырвавшееся из уст Яакова проклятье, что тот, кто похитил идолов, умрет, исполнилось: Рахель умерла раньше срока. Любовь, при всей ее экзальтации и силе, сметающей многие преграды, тем не менее, не всемогуща и ее возможности не беспредельны. Есть прегрешения, которые не прощаются даже избраннику.

И здесь уместно сравнить отношения Яакова и Рахели с подобной же историей отношений между Эльканой, отцом Шмуэля, и двумя его женами, Ханой и Пниной. У Пнины были дети, у Ханы — нет, но Элькана отдавал предпочтение Хане. Он говорил ей, что она ему дороже десяти сыновей. Яаков не заходил так далеко и никогда не рисковал своей связью с Леей, хотя его любовь к Рахели оставалась неизменной на протяжении всей ее жизни и даже после ее смерти. Но в отличие от Ханы, которая была сдержанна в проявлении своих печалей и горестей, Рахель не признавала для себя никаких ограничений: ей казалось, что любовь оправдывает все. Она была уверена в том, что ее связь с Яаковом ничем не может быть нарушена и что поэтому ей все дозволено. Но любовь, не осознающая пределов возможного, любовь, которая знает только свои права, терпит крах. В этом смысле поведение Рахели отражает реальность, которая существует на разных уровнях человеческих отношений — в семье, в обществе, в отношениях между народами. Ведь даже большая любовь требует дисциплины, определенных рамок.