Короли соседнего мира (СИ) - Исаев Глеб Егорович

— Так я и говорю, королевская власть сосредоточена в этом символе. И присягнув на верность вассал лишается возможности претендовать на нее.

— А скажите, уважаемый граф, — заинтересованно уточнил новоявленный правитель. — В чем проявляется отсутствие возможности? Конкретно.

Граф вильнул взглядом. — Скажем так, они не могут водрузить ее на себя. Потому как при попытке взять ее в руки, а тем более надеть, вспыхнут, как факел. Грубо выражаясь, сгорят.

— А если без короны? — Удивленный столь своеобразной системой безопасности, уточнил Ильин. — Кто мешает им обойтись без этого, огнеопасного, атрибута?

— Да возможно ли такое? — Граф даже побледнел. — Простите, государь, это нонсенс. Поскольку такое святотатство недопустимо, то будет воспринято всем обществом, как самое тяжкое преступление. Это противно всему нашему естеству.

— Хм, — Андрей фыркнул, — Дешево и сердито. Как говорится, имею желание купить козу, но не имею возможности…

Он ткнул концом ножен "Альфа". — Что вы на это скажете?

Слушатель повел своим роскошным носом, криво усмехнулся. — Меня могут обвинить в эстетизме, но как-то все это слишком… наивно. Хотя, как сказать… Любое, на первый взгляд, абсолютно элементарное явление, можно окутать таким флером умствований, что разобраться в конструкции не будет никакой возможности. Взять хотя бы теорию идеализма, гегельянства, махизм, я уже не говорю о солипсизме. Тома, тысячи томов, миллионы копий, сломанных в спорах об истине. И что? Мы приблизились к пониманию? Отнюдь.

Степан перестал играть с разомлевшим котом и поднял голову, внимательно глядя на спутника.

— Ты это с кем сейчас? — Поинтересовался он у софиста.

— Молчи, это не треп, это поток сознания… — Невнятно отозвался "Альф".

Андрей, который после учебы в институте вынес стойкое отвращение к философии, вынужденно кивнул, соглашаясь со Степаном. — Из всех идей мне более всего симпатичен эвдемонизм. Куда проще — стремление человека к счастью. Тьфу.

— Он сообразил, что ушастый хитрец умудрился заболтать простой вопрос, махнул рукой на хулиганистого товарища и вернулся к беседе.

— Итак. — Завершил король обсуждение. — Главное, как я понимаю, принцип работает, судя по тому, что при наличии минимум четырех, тут он глянул на Людвига, а может и пяти претендентов, трон остался в неприкосновенности. Вот что, граф, по вашему нетерпеливому виду я понимаю, что вы желаете мне еще что-то сказать?

— Да, государь. Вынужден сообщить, на сегодня у нас запланировано самое главное мероприятие.

— Стойте, попробую угадать. — Прервал Андрей монолог советника. — Сдается мне, это коронация? То есть бесплатный цирк для придворных с возможным фейерверком под занавес. — Он произнес это и в тот же миг сообразил, что в качестве факира-саламандры придется выступить именно ему.

Граф поднялся. — Позвольте проводить Вас, монсеньор.

Андрей подумал. — Значит так. Пока широкие массы придворных гуляют на дармовом банкете, думаю, будет разумным подкрепиться и нам. Только, умоляю, без всех этих тонкостей этикета. Я все же пока не настоящий король, могу позволить себе некоторые вольности. К тому же, если эта шапка вдруг свихнулась, и не признает меня как единственного хозяина, хотелось бы нормально пообедать перед самосожжением.

— Желание короля священно. — Новый поклон сопроводил вынужденную сентенцию.

Обед, поданный в малом тронном зале, оказался великолепен. Рябчики в винном соусе, жульены и чрезвычайно умело запеченная на углях баранья нога, не говоря о рыбных деликатесах. Стоит ли уточнять, что темному в гастрономических изысках Андрею наслаждаться пиршеством по мере сил способствовали его невидимые для остального двора спутники. Даже Василий, которому Степан глумливо повязал салфетку, урча и фыркая, отдал должное закускам.

Окончание обеда омрачилось появлением настырного графа. Поскольку слуг, пользуясь своим правом самодура и тирана, Андрей приказал отправить подальше, то прислуживать за столом было некому. Этот факт весьма огорчил щепетильного придворного. Он стоял на входе с видом начинающего чердачника, подстраховывающего кражу постельного белья с общественной веревки. Людвигу было стыдно за столь вопиющее нарушение этикета. Примирило его со святотатством замечание нового короля о возможном самосожжении. Однако надежды на столь удачное окончание испытания, если и посетили голову распорядителя, то внешне никак не проявились.

— Ваше Величество, двор ожидает сигнала к началу коронации. Будет ли угодно вам объявить о церемонии?

— Не терпится им. — Неразборчиво буркнул Степан, пережевывая кусок филе.

— Хватит лопать, уважаемые свидетели. — Не годится заставлять людей ожидать дольше положенного. — Поторопил Андрей соратников.

— Если что, считайте меня…, кем хотите. — Невесело пошутил он, направляясь к выходу.

Двери распахнулись, и под звуки фанфар, звучащих в огромном, замкнутом помещении невероятно противно, претендент на престол двинулся на встречу с неизвестностью. Ориентируясь на подсказки, данные Людвигом буквально в последний момент, Ильин приблизился к громадному, стоящему на возвышении постаменту. На подставке, драпированной фиолетовым бархатом, лежало нечто. Андрей недоуменно оглянулся на стоящих позади него спутников, которые, пользуясь своей невидимостью, вели себя совершенно свободно.

Толпа придворных стояла тихо, настолько, что слышно было потрескивание свечей в канделябрах и слабое пыхтение толстяка в малиновом камзоле.

— Это и есть корона? — Не разжимая рта, поинтересовался Андрей у "Альфа".

Тот присмотрелся: — Ничего более подходящего я не вижу. А вообще, сударь, ориентируйтесь на реакцию окружающих.

Впрочем, говоря по совести, удивляться было чему. Андрей ожидал увидеть громадную, сверкающую бриллиантами тиару, а тут лежал небольшой, изрядно помятый обруч из темного металла, с единственным, хотя и приличных размеров, камнем в полосе благородного металла.

"Пусть так". — Смирился монарх.

Опустился на колено, придерживая норовящую заплести ноги шпагу, замер, склонив голову к плохо прометенному полу.

"А прислуга тут сачкует. Если выживу, стоит навести порядок". — Мелькнула несвоевременная мысль. Выждав пристойную паузу, он выпрямился и под дробь стоящих за портьерами барабанщиков ступил на ковровую дорожку, устилающую ступени. Три шага, поворот. Дробь оборвалась. В звенящей тишине протянул руки к обручу.

"Ну с богом". — Выдохнул Андрей, зажмурился и ухватил символ королевской власти. Ничего. Прохладный металл почти невесомого артефакта холодил ладони. Соискатель примерился и опустил обруч на голову. Чуть покрутил головой, удостоверяясь, что корона сидит крепко, и повернулся к подданным.

— Да здравствует король. — Крик, вырвавшийся из доброй сотни уст, оглушил.

Андрей обвел глазами ликующее море придворных.

— Нарекаю себя королевской властью, полной и неделимой. — Слова возникли из ниоткуда. — Он произнес их, ни секунды не сомневаясь в правильности сказанного. И вообще, первое впечатление от созерцания толпы показалось несколько отличным от того, что он видел до этого. Мелькнуло в толпе непроницаемое лицо маркграфа Алексы. Брезгливо огорченная физиономия его супруги, графини Ольги. Андрей, еще секунду назад не имевший понятия как выглядит и зовется эта почтенная матрона, был готов поклясться, что знает тут почти всех. И может рассказать куда больше, чем ему поведал распорядитель, о непростой истории взаимоотношений стоящих в разных углах зала соседей Леконта и Маркуса.

"Ничего себе? Бесплодные пустоши… — Усмехнулся правитель. — А то, что на них отыскали богатейшие залежи алмазов, это что, кот начихал?" — Похоже, эти знания явились результатом возложения столь невзрачного на вид символа власти.

Король опустился на жесткое сидение трона. Откинулся на резную спинку.

"Нет, судари и сударыни. — Подумал монарх. — Придется вам умерить свои аппетиты". Мысль возникла вроде сама по себе, однако, теперь уже Андрей не был так удивлен.