То, что мы видим. Сборник рассказов - Светлана Нарсисовна Нигматуллина

Но он казался на время ей прежним – тем, кого она полюбила и никак не могла забыть. Тем, которым он никогда не станет снова. Как трудно любить человека, который есть и которого больше нет! Особенно когда его бледная тень рядом, манит и снова теряется из виду.

Поняв, что обманута снова, больше собой, чем им, она возненавидела мужа. Ее ненависть не трогала его: ему было все равно. Он держался рядом, потому что было удобно и привычно, потому что дочь, потому что нет работы, которую он потерял где-то между ее гастролями. Ее же собственная ненависть сжигала, топила, душила изнутри. Она хотела прогнать его, но образ его прошлого, любящего снова приходил и уговаривал потерпеть. И она снова ждала. Ненавидела его, себя и на самой кромке души теплила надежду, повторяя каждый день, что нельзя держаться за прошлое, и продолжая жить только в нем.

Она подходит к окну и смотрит на машины, проезжающие по проспекту. Вперед и назад. Бесконечный поток. Прохлада пластикового подоконника под руками. Выдох. На кухонных часах – 16:25. Пора собираться. Больше внутри, чем снаружи.

Легкий макияж, привычная репетиция нужного выражения лица у стенного зеркала. Идеальное платье цвета бордо. Никаких украшений, только помада в тон. Изящные замшевые туфли, в которых красиво изгибается тонкая нога. Она садится в машину и подъезжает к зданию старинного городского театра, мельком ловя свое имя на афише дня. «Театр – надо же, какое удачное совпадение», – с печальной иронией отмечает она, но тут же гонит все мысли из головы.

Перед выходом на сцену, как ребенок, осторожно выглядывает из-за тяжелой боковой кулисы. Полный зал. Разных женщин. Иногда ей хочется сесть в первый ряд, купить самый дорогой билет за неприличные деньги. И послушать, поверить, обменять входную бумагу на надежду. И выйти на улицу, как каждая из них – окрыленной, наполненной. Но ее место здесь. И когда все закончится, только одна она не будет торопиться домой.

– А чего ты все еще тут? – изумится ее концертный директор, обнаружив героиню на изящном высоком стуле у микрофона перед уже опустевшим залом. – Поехали праздновать? Полный аншлаг! Снова.

Тишина в ответ.

– Хотя нет. Давай посидим. Счастливая сцена. Здесь всегда все отлично проходит.

Директор затихает рядом.

А она молчит. Ей хочется еще немного побыть той самой. Великолепным психологом, лекарем душ, знающим секрет, как стать счастливой женщиной, женой и матерью. В теории самым популярным коучем в стране. На практике – самой несчастной женщиной среди всех купивших билет в этот зал.

Соседи

У деда с третьего этажа не самые лучшие недели. Стоит жара, от которой плавится все вокруг. Это треть беды. Пух тополиный полетел, накрылась рыбалка – отдушина одинокого пенсионера. Две трети. Ну и напоследок – бессонница. Виной всему машины под окном. Ночью нет-нет да завоет сигнализация. Спит дед хорошо, не жалуется, но вот этот звук будит что-то неясное, тревожное внутри. Он ведь сам всю жизнь за рулем. Сначала начальников больших возил, потом устроился в больницу. В пассажирах – врачи, руководство, а потом на машину реанимации направили. Михалыч просыпается в любом часу ночи и не может уснуть. Выходит покурить на балкон подряд по паре раз. Знакомый крепкий дым папирос не помогает. Так и бродит по дому до рассвета.

На третью ночь терпение закончилось. Дед поспал лишь пару часов, во сне уже почти подсек здоровенного леща, как снова под окном запело чье-то авто. К утру Михалыч твердо решил проблему искоренить.

– Ох уж эти соседи! – вздохнул он, натянул светлую футболку, взял с полки кепку с надписью USA, ключи и отправился на разведку. Во дворе двое знакомых что-то задумчиво разглядывали под капотом старой «Нивы».

– Привет, мужики!

– Здорово, Михалыч!

Стукнули ладони.

– Чего хмурый?

Закурив, тот поделился бессонными ночами, воем и началом своих поисков.

– Чья машина орала, не знаю, – отвечал один из соседей. – Но это точно из-за кошки. Черно-белая такая. Кто-то ночами выпускает ее погулять, а она бац-бац по машинам. Тупое животное, что с него взять. Найти бы ее и хозяйку и окна им заколотить.

Михалыч взгрустнул. Кого искать теперь – кошку, что ли? С ней разбираться? Или вместе по лещам тосковать? Он достал старомодную пачку в целлофане и снова прикурил.

– Мужчины! – от резкого голоса все трое повернулись. Перед ними стояла соседка со второго этажа, милая Леночка. Только именно сейчас она была немного взъерошенна и весьма сердита.

– Особенно вы, Петр Михалыч! Сил уже нет, спать мне не даете!

– Я? – искренне удивился сосед. – У меня и машины-то нет.

– Причем тут машина? – кипятилась Лена. В коляске заворочался маленький сын, и она перешла на гневный шепот, что выглядело немного комично. – Курите, как паровоз на балконе своем, я окно на ночь открыть не могу. А он у меня, между прочим, и так плохо спит, а в духоте еще сильнее плачет!

Комок в коляске зашелся по-настоящему отчаянным ревом, поддерживая мать. Та, не став слушать ответа, торопливо пошла к подъезду. Михалыч пожал плечами. Подумаешь, какие. Дым им мешает. В своей квартире имеет право!

Жара набирала обороты. К дому потянулись дневные обитатели – бабушки, школьники, молодые мамы. Панельные стены девятиэтажки едва ли спасали от духоты, но все же в них было куда лучше, чем под палящим солнцем.

Михалыч стоял на крыльце и ждал, сам не зная чего. Мимо проходила, ворча, радистка Галя. Прозвище старушка получила с легкой руки дворовых пацанов, смеющихся над ее манерой говорить по телефону.

– Так орет, будто собеседник в окопе сидит, – весело подметил один. – Радистка баба Галя!

– Галь! У тебя кошка есть? – тоскливо спросил он.

– Какая кошка! Самой жрать нечего. Вон Верка с первого двоих завела, живут же люди, скажи?

Михалыч оживился – баба Вера жила как раз под Леной на первом этаже. Он наспех попрощался с одной соседкой и отправился в гости к другой.

– Ой, Петя, и я совсем не сплю, милый! – наливая чай гостю, сетовала та. – Все соседи! Этот Ленин малыш так плачет всю ночь, аж заходится. Я вскакиваю сразу, дочку маленькую во сне вижу, будто к ней бегу. А эти – машет рукой на вальяжно развалившихся на полу котов – в ногах у меня спать привыкли, бездельники. Болят ведь суставы, а они так лечат, говорят. Ну, я встаю, и они следом. Открываю уж им балкон, раз проснулись, они на улицу – шмыг.

– Коты твои по машинам пляшут, сигнализация орет, и я не сплю! – рассердился Михалыч.

– А я что? – развела руками старушка. – К Лене сходи, пусть не будят меня ночами, и я спать буду,