Пираты - Селия Рис

Слово «работорговец» произносилось бристольцами с оттенком презрения и брезгливости. Ни один из знакомых мне матросов не стал бы по собственной воле наниматься на службу к человеку, торгующему живым товаром. Раньше я об этом не задумывалась и не спрашивала о причинах, ну а сегодня, видимо, настал и для меня момент истины. Я не могла заставить себя поднять глаза и посмотреть на Уильяма. Так и сидела, потупившись и ощущая в отчаянии, как мое лицо заливает жгучая краска стыда.

— Ты меня не совсем правильно поняла, Нэнси, — снова заговорил он. — Я действительно собираюсь поступить на службу, но не простым матросом, а мичманом. И деньги мне нужны, чтобы приобрести гардероб, достойный молодого джентльмена, и заплатить за место в мичманском кубрике. Мне удалось кое-что скопить за эти годы, так что вместе с жалованьем должно хватить. — Он поднялся. — За ним-то я и пришел.

— Но разве капитан еще не рассчитался с тобой?

— Наш капитан — негодяй и мошенник! Я ему ни на грош не верю. Обещал расплатиться на следующий день после прибытия в Бристоль, а когда я явился за расчетом, его и след простыл. Это было два дня назад. На борту его нет, дома тоже. Должно быть, пьянствует где-то или отсыпается после попойки. Все портовые кабаки и бордели я уже обошел, а где еще его искать, ума не приложу!

— Мой отец сейчас Лондоне, вместе с Генри, а всеми делами в их отсутствие заправляет Джозеф.

Стук лошадиных копыт прервал наш разговор. Спрыгнув с коня, Джозеф, не глядя, бросил уздечку Роберту и повернулся ко мне.

— А ты как здесь оказалась? И почему без рукоделия? — Он пьяно расхохотался собственной шутке, а я невольно поморщилась: от него разило, как от винной бочки. — Папаша выложил кучу денег, чтобы сделать из тебя леди, а ты до сих пор предпочитаешь торчать на конюшне в обществе лошадей и черномазых. — Взгляд его упал на Уильяма. Джозеф нахмурился, пальцы его сжались на узорчатой рукояти плетки. — А это еще кто такой?

Уильям шагнул вперед:

— Уильям Дэвис с «Амелии». К вашим услугам, мистер Кингтон.

Проигнорировав Уильяма, Джозеф хмыкнул:

— Что, на морячков потянуло, сестренка? Подходящая компания. — Он повернулся к Уильяму: — А ну, проваливай отсюда, бездельник, пока я на тебя собак не спустил! — Но тот не сдвинулся с места. — Ты что, оглох? — Джозеф свирепо глянул на Уильяма, сжав губы так, что они превратились в одну сплошную тонкую линию.

Он с детства отличался вспыльчивостью, и вывести его из себя ничего не стоило — особенно после нескольких стаканчиков бренди. У Джозефа были волосы цвета меди и белая кожа, как и у меня, а вот глаза светлее моих, скорее голубые, чем зеленые. Но сейчас белки его налились кровью от неумеренной дозы выпитого, вены на лбу вздулись, а лицо побагровело: в неуступчивости Уильяма он чувствовал вызов.

— Чего ты ждешь? Убирайся, или я застрелю тебя за нарушение границ частной собственности!

Уильям и глазом не моргнул, даже когда братец потянулся к кобуре за пистолетом.

— Я пришел по делу.

— По делу? По какому делу? Ни с места! — рявкнул брат на Роберта, попытавшегося незаметно увести коня. — Стой, где стоишь, не то и тебя заодно пристрелю!

— Я хочу получить мое жалованье, — стоял на своем Уильям.

— Жалованье?! — покосился на него Джозеф. — Тогда какого дьявола ты явился сюда? Ступай к своему капитану.

— Я бы так и сделал, но его невозможно найти.

Джозеф нахмурился:

— Так-так… С какого ты судна и кто капитан?

— С «Амелии». Капитан Томас. Мы бросили якорь три дня назад, — четко ответил Уильям.

— И ты утверждаешь, что не можешь его найти? — нехорошо прищурился братец.

— Не могу, — кивнул Уильям.

— Сдается мне, парень, что ты плохо искал, — насмешливо сказал Джозеф. — Мы расстались с ним полчаса назад на борту «Амелии». Томас отчитался за рейс и заверил меня, что расчет с командой произведен полностью. За исключением одного недоумка, по чьей вине за бортом оказалась целая партия первосортных рабов. По словам капитана, это с него еще причитается. — Джозеф снял с лошади две седельные сумки, перекинул их через плечо и, оттолкнув сунувшегося было помочь Роберта, покачиваясь направился к дому.

Уильям отвернулся, гордо подняв голову, чтобы мы не видели его унижения. Подросток в мире взрослых мужчин, он с самого начала был обречен на издевательства и обман. Лишь терпение и выдержка помогли ему выжить и не сойти с ума. Ни слова не говоря, он закинул за спину свой мешок и зашагал к воротам.

— Далеко собрался, сынок? — окликнул его Роберт.

Не останавливаясь и не оборачиваясь, Уильям бросил через плечо:

— К капитану. Получить свои деньги.

— Эй, не дури, парень! — Роберт догнал его и схватил за руку. — Стоит тебе подняться на борт, и на берег ты уже не сойдешь. Ежели твой капитан посчитал, что не он тебе, а ты ему должен остался, тебя попросту запрут в трюме и выпустят не раньше, чем «Амелия» окажется где-нибудь посреди Бискайского залива. А то и вовсе в море выкинут, и концы в воду.

Роберт был прав, и Уильям это прекрасно понимал. Он угодил в ловушку, из которой не было выхода. Он вернулся назад и тяжело опустился на скамью, понурившись и сгорбившись, как будто на плечи ему легла вся тяжесть мира.

— Что же мне теперь делать?

— Попробуй наняться на какое-нибудь другое судно, — предложил Роберт.

— И подарить все свое жалованье этому мерзавцу? Никогда!

— Тогда завербуйся на военный корабль. Сам говорил, что служба там хоть и тяжелая, но достойная мужчины. — Роберт посмотрел ему в глаза.

— Я не пойду служить простым матросом. Трудности, опасности и строгая дисциплина меня не страшат — и не через такое проходил! Но у матроса нет будущего, потому я и хотел начать службу мичманом — джентльменом, имеющим шанс сделать карьеру. — Уильям посмотрел на меня. — Ты знаешь, к чему я стремился, Нэнси, и ради чего трудился почти четыре года не покладая рук. И что же, все понапрасну? — Он поднял вверх руки, чтобы показать рубцы и мозоли на ладонях. — Только одно заставляет меня держаться…

Все-таки он был совсем еще мальчишкой, и я всерьез испугалась, как бы он не расплакался прямо у меня на глазах.

— Жди меня здесь!

Я вошла в дом через боковой вход и остановилась, прислушиваясь. С кухни доносилась ленивая перебранка слуг, а из гостиной неразборчивые женские голоса и звяканье бокалов. Миновав пустынный холл, я задержалась у лестницы и снова прислушалась. Затем начала подниматься медленно, ступенька за ступенькой, аккуратно ступая по новому турецкому ковру, чтобы заглушить звук шагов. Очутившись в коридоре на втором этаже, я бесшумно, на цыпочках, подкралась к комнате Джозефа. Дверь оказалась не заперта. Я приоткрыла ее и проскользнула внутрь.