Суп из сказок - Даха Тараторина

Я уже не кричала. А зачем было кричать?

Верёвки рвали кожу. Огонь лизал ноги, окрашивая всё вокруг в кровавый цвет. Но жара я не чувствовала. Я чувствовала равнодушный холод. Могильный. Смертельный.

Опять…

Я хотела увидеть солнце. Последний раз. Только увидеть…

Я смотрела на горизонт и понимала, что не успею.

Я умру раньше.

Солнце…

Моё Солнце…

И тут я увидела свет.

Этот свет ни с чем не спутаешь.

И я засмеялась от радости!

И боль отступилась.

Нежные лучи оплетали меня, отгораживая от жестокости, от смерти…

Я уже не видела, как тот же добрый свет, что защищал меня, мучил моих палачей. Они корчились и хрипели громче, чем смеялась я…

Они сгорали.

Заживо сгорали от солнечного света.

Как тот, кто меня предал…

Но я этого уже не видела.

Я была счастлива.

Это была моя самая счастливая смерть…

Иногда мне кажется

Иногда мне кажется, что мир всё ещё заслуживает шанс.

Но только иногда.

Что вы чувствуете, когда идёте по пустой улице? Каждому знаком этот холодок внизу живота, когда кажется, что вот-вот схватят за лодыжку. И тогда дышать становится тяжело от одной мысли: вдруг этот кто-то действительно существует.

Когда, наконец, запираете дверь квартиры изнутри, вы убеждаете себя, что в безопасности. Что к вам никто не проникнет. Что вы защищены. И долго длится это спокойствие? Сколько ужасов можно представить прежде, чем рука коснётся выключателя и в глаза ударит спасительный свет? И даже тогда вы стараетесь не смотреть в дальний тёмный угол, чтобы не дай Бог, не потревожить детские кошмары.

Столько страхов… Но разве хоть кто-то из вас смотрел в глаза тому, кто ждёт в темноте? Вас сковывало что-то, кроме леденящего ужаса при виде движущейся тени в пустой квартире? Чьи кошмары оказывались, в конце концов, реальными?

Мои кошмары реальны всегда.

И я не могу убедить себя, что они – игра воображения.

К сожалению.

Вы жалуетесь на свои никчемные жизни из-за несданного вовремя отчёта и опоздавшего автобуса. Как же вы можете увидеть бОльшее?!

Хотя нужно ли смотреть? Разве стал какой-нибудь бедолага счастливее оттого, что разглядел тень, ускользающую за угол? Я – нет.

А зачем, собственно, отвлекаться? Размышления о горькой судьбе явно не сделают за меня неприятную работу. Всё равно никому не захочется лезть в дерьмо, в котором я плескаюсь каждый день.

Сегодня с утра я ела салат. В нём была курица и огурцы. И кукуруза. Я до сих пор помню его вкус: нежный, сладковатый, с лёгкой, едва заметной, кислинкой. А сейчас я стою здесь с пушкой, которую на прошлой неделе вытащила из кобуры мёртвого мента… Нет, полицейского. Они же теперь полицейские. Звучит более пафосно. А сути не меняет. И вот я стою здесь с этой пушкой и готова выстрелить. Стою с ней и вспоминаю вкус салата с курицей. С птичьим мясом. С мясом, подобное которому может в любой момент рухнуть на заплёванный асфальт. Вот только курок нажму – и рухнет. У меня рука не дрогнет, я то ещё чудовище. Привычная. Таких монстров не жалко. Куда вашим грёбаным фильмам про вампиров! Реальность намного страшнее. Зато почти всегда хватает обычного пистолета. Но иногда приходится становиться более изобретательной. Эту тварь я бы зубами разорвала. Все соки бы выжала, как этот монстр выжимал их из тех, кому не повезло пройти здесь ночью. Сегодня не повезло ему.

«Бах…», – я мысленно вторила звуку оружия.

Тело рухнуло на асфальт и зарычало, захлёбываясь в собственном соку. Как курица из салата.

Я не спешила. Это не первый мой монстр и точно не последний. Я уже привыкла не дёргаться при приближении людей. Когда-нибудь меня поймают. Не наверное, точно поймают. Удача не может длиться вечно. Хотя какая, к чёрту, удача? Это моя жизнь – удача? Видеть тварей, которые днём притворяются обычными людьми. Видеть и понимать, чувствовать, сколько душ они сгубили.

Я ведь и собственную душу режу на лоскуты, верно? И в аду меня уже ждёт местечко. Ох и тёпленьким оно будет! Одно радует: этих тварей я отправила туда хоть немного, а раньше. И если мне повезёт… если мне очень-очень повезёт, то и в преисподней я смогу наподдать паре из них.

Звук сирены. О, кто-то кого-то вызвал! Неужели наши граждане становятся более сознательными? Но меня-то это почему должно волновать? Ну, поймают. И что? Плевать! Не могу больше. Устала. Но и остановиться не в силах. Чувствовать вину за разверзшийся на земле ад? Нет уж, для списка моих комплексов это перебор.

Хоть бы суперменом каким была. Ну там, пламя глазами или супер-слух. А то психопатка с пушкой – зрелище жалкое. Но про меня.

Сирена заглохла. Осматриваются, но уже никого не видят – я эти дворы получше знаю. Неспеша удаляюсь и уже лелею мысль о тёплой кроватке. Вот она – моя настоящая любовь. И кошмары-то в ней никогда не снятся. Мне вообще не снятся сны. Вот хорошо это или плохо? Наверное, всё-таки хорошо. Пока спишь, кажется, что тебя и нет. И ничего нет. Нет монстров, от которых надо кого-то защищать. А и не надо, может. Но приходится.

Утром ночная мерзость кажется зыбкой, расплывчатой. Как ужастик, который только что закончился, и ты едва успел вздохнуть, понимая, что всё произошедшее – вымысел. Но чем больше времени проходит, тем больше кажется, что увиденное было реальным, что ещё мгновение – и обрушится, обольёт пахучей липкой жижей страх. Вот так я узнаю своих монстров. Чувство, едва заметное с утра, усиливается, становится навязчивым и щекочет под волосами.

И тогда я снова иду на охоту. Брожу по городу, делая вид, что очень занята. И рано или поздно натыкаюсь на одну из этих тварей. Что бы не пробовала, как бы не старалась, никогда не могла пройти мимо, разминуться, не узнать, ошибиться…

И сейчас вижу. Он выглядит совсем нормальным. Вот же он, обычный старичок… Хотя нет, скорее плохо сохранившийся мужчина. Он берёт сдачу в газетном киоске. Продавщица смотрит, как он аккуратно подтягивает к себе мизинчиком каждую монетку. А вот как его вижу я: этот же человек… да какой, к чёрту, человек? Мразь. Зверь. Возле школы. Недалеко от стадиона. Даже и не заметишь невооружённым глазом, будто сам из памяти выветривается. И все его сальные мыслишки, и потные пальчики, и грязная провонявшая