Трамвай номер 0 - Олег Георгиевич Холодный

сказать?». Вежливо так. Он тычет в меня и изрекает: «Ну, мля,

понял, нах». Уходит. Я думаю: «Сейчас вернётся, откинет полу

пиджака, достанет выкидуху и воткнёт мне в горло». И что вы

думаете происходит? Вот-вот. А дальше полный Джеки Чан в

условиях средней полосы. Я!одновременно! хватаю его кисть,

выворачиваю и отвожу в сторону, откидываю голову и встаю. Я встаю,

столик выдвигается, мужик, соответственно, наклоняется и

въезжает головой в книжный штабель. Не люблю с пьяными драться,

их не вырубишь — такая анестезия. В общем, бью ему три раза

ребром ладони в основание черепа. Ему хоть бы хны. Помогаю

ему распрямиться апперкотом, и тут до меня доходит, что

нож-то он и не выпустил. Добавляю ему в глаз. А он совершено

трезвым голосом говорит: «Всё, парень, извини, был неправ. Ты

меня сделал, ты крут, нож оставь себе». И самое смешное, что

когда нож летел в моё горло, единственной моей мыслью было:

«Ну так же невозможно работать!». Зато идеальными рабочими

условиями является кафе. Не для меня — букиниста, но для меня

— писателя. Например кафе «Проектъ» на Рубинштейна в

Питере, где для усталого странника всегда найдётся горячий

глинтвейн и пиво с корицей. Одно печалит: моё любимое «жаркое

по-негрски» сочли слишком простым блюдом и больше не подают. С

него как раз и началось наше знакомство около трёх лет назад,

хотя уже ближе к четырём. Мы пришли сюда с Вихрастым и

Муравьедом, сели за столик я взяли меню. Очаровательная

бессменная барменша тепло встретила трёх замёрзших мальчиков, и взяли

мы упомянутое жаркое, что-то ещё и абсент. Кстати, туалет с

приколом. Сразу после входа ступенька по колено, Не встав

на которую не закроешь дверь. А стать на ступень

проблематично, потому что прямо перед вами на ней стоит здоровенный

унитаз в духе Бубуты Боха, который не очень-то и обойдёшь. Воды

в кране мало и преимущественно холодная, но это плата за

гостеприимство Питера, тут везде так. Мы погрузились в мир

облупленных стен, жестяных светильников и развешанных по стенам

фотографий, умеренно графических и монохромных картин. На

полке вдоль стены валяются шкатулки, куски барельефов и прочая

дребедень. На мозаичных подоконниках забранных решётками

окон расставлены старые печатные машинки всех мастей, что

особенно вдохновляет. Но всё-таки меньше, чем унитаз на

пьедестале, на котором, как доверительно сообщил мне Медведев, ещё и

сидеть неудобно. Потому что по сторонам ноги не

раскорячишь, а спереди до пола не достают. Сразу чувствуешь себя

Алисой, которая то ли скушала галлюциногенный пирожок, то ли из

горла бухнула, не помню, что там уменьшает. Ещё одним весомым

элементом атмосферы был клубящийся над столиками синий дым,

беспрерывный громкий разговор, навалившийся со всех сторон и

горевшая на столе белая свеча. Свеча горел на столе, свеча

горела…. Милая официантка Саша приняла наш заказ, и мне

сильно её захотелось. Восхитительная наивно-невинная девушка в

стиле гранж, не замаравшаяся от гранжа грязью. Я так

растрогался, что написал на салфетках пару стихов из цикла /cafe/

про морлоков, с охоты на которых мы только пришли, белого

призрака, с которым мы с Муравьедом говорили близ дорожки поэтов

на кладбище и вкусный ужин. Выпив рюмку абсента по всем

правилам и закурив «Davidoff», я почувствовал, как мир затекает

в мои опустошённые глаза, и все звуки сливаются в свинг

беседы, отражаясь от стенок пустой головы.

Дела

В аккумуляторе осталось меньше половины заряда — дотянуть бы до вай-фая. Странно, но в верхней трети груди крепнет знакомое ощущение, что всё правильно — высшая форма уверенности в себе, когда доверяясь иррациональным посылам, делаешь шаг в пропасть и, пролетев несколько часов в пустоте, страхе и раскаяньи, обнаруживаешь, что всё ещё жив. Это жестокое ощущение, глубокое внутреннее знание, что так — надо. Оно никогда не считается с людьми и ценой, которой платят люди за следование узорам судьбы.

Лесистые вершины гор справа утопают в грозовом фронте, слева же по-прежнему ясно, хотя солнце и село. Остатки дневного света быстро сдают позиции неизменной тьме.

А ведь какая была отличная идея — поехать на море на целых три недели, притом не истратив ни копейки на жилье, еду и дорогу, да ещё и получить по возвращеньи денег. Но нет, не бывает у меня гладко, не выходит. Даже самая простая, гениальная и незыблемая идея, стоит ей попасть в поле моей странной кармы, оборачивается неопределённостью, риском, долгами и одиночеством.

Казалось бы, сколько можно повторять одни и те же ошибки, ведь четверть века копчу время — и, тем не менее, с каждым разом эти ошибки становятся всё больше, гротескней, фантасмагоричней.

Тоннель, в который въехал поезд, будто подыграл моему мрачному настроению — пропустив въезд, я подумал даже, что это ночь решила сгуститься до полной непроглядности, чтобы наверняка не оставить никаких сомнений в оценке происходящего. Если бы не многократно возросшая громкость этого характерного поездного шаффла, я вполне мог бы впасть в иллюзию того, что суточному циклу есть какое-то дело до моих бестолковых метаний по планете и внутреннему миру.

Что ж, во всяком случае, дорогу в один конец мне оплатили — если, конечно, не предъявят по возвращении злобный счёт со штрафами за нарушения всех мыслимых правил этого жлобского пансионата. Я ведь просто слился по тихому, не прощаясь ни с кем и не ставя в известность своё омерзительное разжиревшее начальство — с какой алчностью эти люди смотрели на деньги, отобранные у детей для «экономного расходования», и, что гаже всего, на отобранные у них лакомства. Ведь обещанное 5-тиразовое питание, вопреки ожиданиям детей и рекламным завываниям, оказалось ещё гаже, чем в поезде — и даже никаких сладостей не входит в него.

Итак, в сухом остатке по оплаканным мной делам — удобную работу я потерял, отдых на побережье тоже пошёл прахом. Теперь я могу либо воспользоваться имеющимся временем, чтобы заработать денег в Краснодаре и частично отбить провал, либо втупую занять пару тысяч и вернуться домой в ещё большем минусе, чем уезжал.

Существенно, что дома осталась неоконченная работа, мой маленький чайный магазинчик, который я хотел немного улучшить, написав за время отпуска кипу статей для сайта. Похоже, что и эту часть своих обязательств я филиграннейше завалил, окончательно испортив и без того натянутые отношения с отцом и другом — моими компаньонами, вложившими деньги в фирму.

Ещё не так давно мне казалось, что год прошёл не зря, и я вырос,