Завтра наступит вечность - Александр Громов

К тому же мне никогда не везло в лотерее.

Многие ли приговоренные к смертной казни и отказавшиеся от побега получили помилование? Точно не знаю, но убежден, что единицы. Ставить на столь ничтожный шанс – не глупо ли?

Побег я назначил на завтра – сегодня был еще слаб, а тянуть до послезавтра считал рискованным. Собственно говоря, я решал задачу с конца, не уяснив себе принципиальную возможность побега, не выбрав наилучший способ рвануть когти и не придумав пока никакого плана. На все это у меня оставались сутки времени, и я не собирался терять их даром.

Способ графа Монте-Кристо и способ герцога Бофора были не для меня – я не располагал ни временем, ни помощниками. Обстукивать стены я не стал – ежику было понятно, что бетон мне не проковырять. Наверное, я сообразил бы, как добраться до вентиляционной отдушины, но эта отдушина, не в пример той, по которой я ползал червем, пока не попал, как кур в ощип, годилась разве что для кошки, причем не слишком откормленной. Окон в изоляторе, понятно, не было – какие окна под землей? Оставалась дверь.

Крепкая. Металлическая. Снабженная обыкновенным дверным «глазком», причем мой топчан заведомо находился в поле зрения данного оптического прибора. Ясное дело, громила сначала смотрел в «глазок», а потом уже отмыкал замок и входил. Если он не увидит меня на топчане – войдет ли?

Войдет, куда денется. Но мне с того не легче – только полный идиот на его месте даст захватить себя врасплох. А какое оружие я могу противопоставить его резиновой дубинке милицейского образца и пистолету под мышкой? Ножку от топчана? Несерьезно. Да, пожалуй, он сперва кликнет подмогу, а потом уже войдет…

Так или иначе, без содействия людей, пусть и не очень добровольного, мне отсюда не выбраться. Значит, придется использовать человеческий фактор.

Вариант второй: сымитировать, будто я лежу на топчане, натянув на голову одеяло, при помощи… вот именно. При помощи чего? На полноценное чучело тряпья не хватит. Кроме того, надо предварительно приучить моих тюремщиков видеть меня всякий раз в одной и той же позе, на что потребуется несколько дней. Итак, второй вариант тоже отпадает.

Вариант третий. Его я обдумал за завтраком на пятый день моего заточения, чувствуя себя гораздо лучше, чем вчера. С охранником-громилой мне не справиться, это медицинский факт. А если внезапно наброситься на девушку, схватить ее за волосы, приставить к горлу вилку и потребовать вывести меня в такое место, откуда я могу рвануть к поверхности, обставить погоню и кинуться в объятия родной милиции – защитите, мол?

Правда, вилки, не говоря уже о ноже, у меня не было – мне выдавалась одна лишь алюминиевая ложка. Спереть ложку и заточить о бетон? Заметят ведь…

Выходит, надо сделать так, чтобы не заметили.

Никакого внезапного озарения со мной не приключилось – до единственно возможного решения я дошел логическим путем. Отвлекающий маневр! А что может отвлечь сильнее, чем приступ буйства?

Рычать буду. Выть буду. Наберу полон рот слюны и попытаюсь изобразить пену на губах. Опрокину столик. Кинусь на охранника и почти наверняка получу удар резиновой дубинкой – хорошо бы не по многострадальной моей голове… Но перед этим надо изловчиться спрятать ложку. Хотя, если устроить представление не до, а после обеда, когда они придут, чтобы увезти столик, ложка будет уже при мне – на теле спрячу! И устрою такой кавардак, чтобы они и думать забыли о какой-то там ложке! Значит, побег переносится с обеда на ужин…

Минусы этого варианта были очевидны: после приступа буйства на меня могли вновь надеть наручники; громила мог избить меня так, что я оказался бы не в состоянии реализовать свой план; крепенькая девушка сама могла владеть боевыми искусствами; наконец, о ложке могли вспомнить по прошествии небольшого времени, а то и сразу. Но более подходящих вариантов я не выдумал, как ни старался. Что, спрашивается, мне оставалось делать? Только утешать себя соображением: побегов без риска не бывает.

И готовиться.

Замок на стальной двери лязгнул много раньше, чем я предполагал. Но вместо громилы и девушки в изолятор вошел тот самый плотный мужик, который помог мне выбраться из лаза. И тот самый, кстати, который ударил меня по голове. Вадим Вадимович, кажется.

Все пропало – это я почувствовал сразу. Меня опередили. Теперь я знал, что чувствует узник, когда в назначенный для побега день за ним приходят, чтобы отвести на эшафот. Не злость, не бешенство и даже, представьте себе, еще не отчаяние – обида! Детская обида. Обманули!

Правда, с этим Вадимом Вадимовичем, на которого мне не терпелось наброситься и изувечить, не было никого. И дверь он оставил открытой, то ли по небрежению, то ли нарочно. Пожалуй, у меня еще был шанс потрепыхаться.

И я справился с собой. Нарочито спокойно сел на топчане, не спеша сунул ноги в ботинки. Напоказ зевнул. Глянул исподлобья на посетителя – ну, мол, по делу пришел или как? Если по делу, то излагай, не тяни, а если без дела – проваливай, некогда мне…

Наверное, я переигрывал. Вадим Вадимович легонько усмехнулся.

– Что поделываешь? – вопросил он, доставая из-под мышки тощий бумажный сверток.

– Дышу, – сказал я, стараясь сохранить невозмутимость. – Воздух тут у вас хороший.

– Лучшие в мире специалисты по кондиционированию работают у нас, – кивнул он. – Американцы считают, что лучшие у них, но они ошибаются. Чисто, свежо, почти нет пыли, минимум бактерий и никакого легионеллеза.

– Чего никакого?

– «Болезни легионеров». Слыхал? Ладно, не о том речь. – Он кинул мне сверток. – Переодевайся.

– Это еще зачем?

– Переодевайся, – повторил он.

Я разорвал сверток. Из бумажной обертки выпал белоснежный комбинезон, за ним последовали тапочки. Тоже, между прочим, белые… Очень мило.

И как раз мой размер.

Что-то новое в палаческой практике – обряжать покойников загодя, когда они еще не покойники, а так, полуфабрикаты…

Как можно безразличнее пожав плечами, я просунул ноги в комбинезон, встал и был вынужден ухватиться за стену.

– Что, голова еще кружится? – без особой обеспокоенности в голосе прокомментировал мой визитер. – Пройдет. Если пациент всерьез начал обдумывать план побега, значит, как минимум, передвигаться на своих двоих он способен. Скажешь нет?

Я промолчал – выдать себя голосом было легче легкого. Но лицом изобразил удивление.

– Кончай лицедействовать, Сальвини, – ухмыльнулся он. – А то я не знаю, что у тебя на уме. Все такие, как ты, да не всем так везет. Давай шевелись, у меня времени не вагон.

– А это куда? – показал я на свою спецовку.

– Бросай на пол. Если в карманах есть деньги и ценные вещи – вынь. Твое рванье сожгут.

– Никакое не рванье, – заартачился я. – Постирать можно. И ботинки еще крепкие…

– Сказано – переодевайся. – Он дождался, когда я закончу. – Готов? Пошли.

– Куда?

– Там увидишь. И не дури. Отсрочивающее вето пошло тебе на пользу, так что можешь расслабиться, ничего тебе не грозит. Я не понял: ты идешь? Если нет, оставайся тут, пусть с тобой другие возятся, а мне некогда…

– Иду, – сказал я.

Глава 3

Коридор был не такой уж длинный – похоже, в первый раз я неверно оценил его протяженность. Что и неудивительно при сотрясении мозга. На выходе из коридора маялся, покачиваясь с пятки на носок, охранник. Сидеть ему, наверное, не полагалось, да и не на чем было. Вадим Вадимович показал ему какую-то бумажку и, указав на меня, небрежно бросил: «Это со мной». И «это» послушно пошло с ним, поскольку ничего лучшего не придумало.

Больше Вадим Вадимович ничего не предъявлял, хотя мы еще трижды миновали посты охраны. Его знали в лицо и кивали ему, как доброму знакомому. Последний охранник только покосился неодобрительно, когда сразу за его постом мы нырнули в какой-то узкий боковой ход, но ничего не сказал.

– Так короче, – объяснил Вадим Вадимович, хотя я не спрашивал.

Я шел за ним и понимал, что мой план побега не принадлежал к категории безумных, совсем нет. Он попросту был из породы глупых. Безумие иной раз бывает высокое, а глупость – всегда глупость, и нет в ней никакой высоты, есть только стыд, да и то если жив остался. Далеко ли я ушел бы, вырвавшись из изолятора? До первого поста?

Едва освещенный ход петлял и ощутимо вел вниз. Один раз мой слух уловил низкий гул, а ступни ощутили легкую вибрацию бетонного пола, как будто поблизости работал некий мощный механизм, вроде высоковольтного генератора. Мне даже показалось, что в воздухе запахло озоном. Другой раз прямо над головой с воем и грохотом пронеслось что-то длинное – если не поезд метро, то я уж не знаю что. Между прочим, туннели метро должны иметь аварийные лазы, и если один лабиринт где-нибудь соединяется с другим, то…

Вернуть этому толстомордому Вадиму Вадимовичу удар по затылку – не оставаться же мне перед ним в долгу – и деру! Авось выберусь на перегон, авось не задавит поездом. Дело за малым: я не знаю, куда бежать, а местные знают, да вот беда – не скажут.