Сыщик - Владимир Сисикин

Через некоторое время послышалось кряхтенье, непонятное шуршанье, треск, и всё стихло.

Крыс ждал, что вот-вот раздастся шум удаляющихся шагов. Тогда он обмакнет иголку в яд, выскочит из укрытия и нападет сзади!

Однако не раздавалось ни звука.

Крыс тихо-тихо выглянул из своего убежища.

Никого.

Под деревом, освещенный луной, стоял мешок. «Слон вынес в мешке мусор, — решил Крыс. — А как Слон ушел, я не заметил».

Он решил покинуть укрытие, встал… и стремительно присел.

Дверь подъезда негромко хлопнула. Крыс поглядел в ту сторону, откуда донесся звук. Блеснули два желтых огонька.

Козел Тимофей крался за мешком мыла. Он двигался из тени в тень короткими перебежками. Добрался до мешка, взвалил его на спину и пошел домой. Мешок был тяжелый. Но это была приятная тяжесть.

«Интересно, — думал Тимофей, — какого мыла мне отвалила Муркина? А вдруг хозяйственного?». Это был его самый нелюбимый сорт.

— Где Захар? — раздался голос за спиной Тмофея.

— Не зна… Ой! — Тимофей обернулся. Сзади никого не было.

«Показалось, — решил Козел. — Конечно, показалось»..

— Где Захар? — опять спросил сзади голос. Тимофей обернулся. Никого. Козел задрожал всем телом и спросил:

— Кто это?

— Правосудие, — ответил голос. И опять он прозвучал откуда-то из-за спины.

Шерсть на Тимофее встала дыбом и между волосинками побежали электрические искры.

— Ты где? — прошептал Козел. — Ты где, Правосудие?

— Я везде, — отвечал леденящий голос. — Отвечай, где Захар?

— Не знаю! — пискнул Тимофей и выронил мешок, который, упав, почему-то глухо вскрикнул.

Козел бросился бежать, но какая-то неведомая сила схватила его за рога и подняла в воздух. Тимофей не сразу понял, что висит где-то между небом и землей, и поэтому продолжал перебирать ногами. Потом до него дошло, что от могущественного Правосудия не убежишь, и Тимофей перестал брыкаться.

— Сознавайся, ты украл котенка? — допрашивал голос теперь уже снизу.

— Я не кра… нет, нет, я не знаю, где он!

— А письмо зачем написал?

— Эти не я! Это Колька писал!

— Кто его научил?

…Воробей Николай проснулся от приглушенных вскриков и бормотания, доносившихся со двора. Он вскочил, встряхнулся и выглянул во двор. «Это не я! Это Колька писал!» — ныл Козел. В один миг рассвирепевший Николай, словно коршун, спикировал на нос Тимофею и принялся долбать его клювом, приговаривая:

— На меня всё хочешь свалить! Не выйдет! Понял? Понял? Понял?

— Понял!

Снизу раздался голос:

— Похоже, он не врет. Он на самом деле не знает, где Захар. Отпустите его, Иван Иванович.

Козел шмякнулся на землю, вскочил и отбежал в сторону, дико блестя глазами. Из мешка вылез Шарик.

С дерева, кряхтя и ломая ветки, спускался Иван Иванович. Тимофей понял, что это Слон, спустив с дерева хобот, держал его за рога.

Слон укоризненно покачал головой:

— Как же ты мог так поступить, Тимоша? Ты же, в сущности, добрый, отзывчивый Козел… А какие страдания принес бедной маме Муркиной!

Тимофей горестно вздохнул:

— Жадность обуяла, проклятая… Нездоровая страсть…

Из глаза его выкатилась слеза и, сверкнув, как драгоценный камень, разбилась о волейбольную площадку Слеза и в самом деле была драгоценной. Это была слеза раскаяния.

— Эх! — Тимофей скрипнул зубами. — Хоть бы сквозь землю от стыда провалиться!!!

Он что есть силы топнул ногой. Земля под Тимофеем раздалась, и он рухнул в черную щель.

Посредине ровной, как стол, освещенной луной волейбольной площадки, подмяв бороду, лежала рогатая голова с выпученными глазами.

«То в воздух, то под землю… — покорно подумал Козел. — Наверное, так надо…».

Он закрыл глаза и приготовился падать до центра Земли. Но тут же почувствовал, что опять взлетает. Иван Иванович уже испытанным способом выхватил Тимофея из ямы и поставил на твердую почву. От перенесенных потрясений Козел не мог стоять и всё время валился набок. Зубы у него стучали.

Воробей Николай от хохота свалился с ветки. Он так обессилел от смеха, что не смог взмахнуть крыльями и зарылся носом в песок. Но и это не остановило приступа неудержимого веселья.

— Ой, умру! — причитал Колька, валяясь по песку. — Ну ты понял, а!

Шарик стоял над ямой, не замечая ничего вокруг.

Там, на дне, едва видимый, переливался свет…

Ухо сыщика подскочило!

«Захар там!».

Шарик бесстрашно спрыгнул в яму и обнаружил подземный ход. Далеко-далеко уходили слабо светящиеся под потолком огоньки.

Шарик выбрался на волейбольную площадку и сообщил о своем открытии.

И тогда Крыс, сидевший до сих пор в засаде, понял, что пришла пора действовать.

Он достал пузырек с ядом. Обмакнул иглу. На ее кончике повисла большая черная капля, в которой крохотной точкой отразилась луна. Крыс взял в зубы иглу, осторожно выскользнул из укрытия и пополз на четвереньках, прячась в тени дерева. Фалды фрака, как два черных хвоста, волочились за ним.

Шарик, Иван Иванович и Тимофей заглядывали в подземный ход. Они стояли спиной к злодею.

Крыс приготовился сделать последний бросок и вдруг наткнулся на Воробья, который стряхивал с себя песок, приговаривая:

— Нет, ты понял! Хи-хи! Никогда так не смея… Он увидел Крыса.

Он увидел Крыса и от изумления сел на хвост. Кого угодно могла испугать эта оскаленная морда с каплей яда, дрожащей на кончике иглы!

Крыс медленно вынул из пасти оружие и тихо произнес:

— Молчи, убью. Николай машинально кивнул.

Крыс оскалился, что должно было обозначать улыбку.

И только в этот момент Николай понял, куда крадется эта зловещая фигура.

…Нет таких, которые ничего не боятся. Каждый чего-нибудь да опасается. То ли темноты. То ли воды. То ли какой-нибудь там змейки. И это понятно всем. Смелость не в том, чтобы ничего не бояться. Смелость — это способность преодолеть свой страх.

И Николай преодолел!

Больше того, он сообразил, что нужно сделать!

Он зачерпнул крыльями песок и швырнул в морду Крысу! Потом — фр-р — взмыл свечой в воздух и закричал:

— Берегись!

Крыс понял, что его единственное спасение — это подземный ход. Выставив перед собой смертоносное оружие, он сломя голову кинулся на прорыв. Но Шарик выбежал ему навстречу, ловко подставил ножку и уже через секунду сидел на злодее верхом, приставив к его виску пистолет.

— Больно! — захрипел Крыс. — Сдаюсь же, сдаюсь! Лежачего не бьют!

— Встать! — скомандовал Шарик. — Лапы за голову!

Крыс сложил лапы на затылке, и сыщик вывернул карманы краденого фрака. На землю упал пузырек с надписью «Яд».

Преступник угрюмо смотрел на вещественное доказательство. От Крыса пахло точно так же, как из подземного хода. Связь одного с другим была несомненной.

— Ну что, — промолвил сыщик, — господин… как вас там называют? Будем в молчанку играть или рассказывать?

Крыс молчал.

— Считаю до трех, — продолжал Шарик, — раз…

Будем рассказывать, — поспешно сказал Крыс.

Две смерти гоночной черепахи

В пещере под домом продолжалась бешеная подрывная деятельность.

Довольный, что работа идет бесперебойно, Крот дернул цепочку:

— А ну, малыш, ищи дверь в стене. Нашел? Веди, отдохнем полчасика. Нам предстоят великие дела.

Крот отомкнул замок и втолкнул Захарку в помещение.

— Смотри, что у меня есть, — хвастливо сказал Крот, подводя Захара к большому черепашьему панцирю. — Я эту черепаху взял в плен и хотел для перевозки тяжестей приспособить. А она раз двадцать от меня убегала! То есть, что я говорю, убегала! Ее пешком догнать было можно, а всё равно уползала. Тогда я понял, что перевоспитать ее нельзя, и вот что из нее сделал.

На панцире, покрытом выпуклым узором, стояло удобное кресло, был приспособлен руль, а внизу приделаны колеса. Крот поднял панцирь, словно капот автомобиля, и Захар увидел, что в грудной клетке бедной упрямицы стоит мощный пружинный мотор.

— Гляди! — воскликнул Крот. — Он вскочил в кресло, завел мотор ключом, торчавшим возле руля, и механическая черепаха, стуча и громыхая, пронеслась несколько кругов по комнате. — Я усовершенствовал черепашку, — хвалился Крот, — теперь она бегает быстрее моих хомов! Я научу тебя водить, ты станешь моим шофером!

Крот затормозил возле Захарки, пошарил по земле и поднял конец поводка. Пораженный страшным зрелищем, котенок не заметил, что несколько минут был свободен и мог убежать.

— А теперь, — распорядился Крот, — я буду отдыхать, а ты сторожи.

Очень скоро он захрапел в черепашьем кресле.