Правосудие - Джон Голсуорси

Судья (немного наклоняется к присяжным и говорит деловым тоном). Джентльмены, вы слышали показания свидетелей и прения сторон. Я обязан лишь разъяснить вам спорные стороны дела, на которые вам следует обратить особое внимание. Поскольку речь идет о подделке подсудимым чека и корешка, факты можно считать установленными. Защита утверждает, что в момент совершения преступления подсудимый был в невменяемом состоянии. Вы слышали рассказ подсудимого и показания свидетелей, относящиеся к вопросу о невменяемости. Если вы считаете все это достаточно убедительным, чтобы согласиться, что в момент совершения подлога обвиняемый не был в здравом уме, вы признаете его виновным, но находившимся в невменяемом состоянии. Если же, с другой стороны, из всего виденного и слышанного вами вы сделаете вывод, что обвиняемый был в здравом уме (а ничего, кроме помешательства, нельзя принимать во внимание), вы признаете его безоговорочно виновным. Разбирая данные о его умственном состоянии, вы должны очень тщательно взвесить показания, относящиеся к его поведению как до совершения подделки, так и после, то есть показания самого подсудимого, свидетельницы, а также свидетеля э... э... Коксона и э... кассира. При рассмотрении этого вопроса я прошу вас обратить особое внимание на признание обвиняемого, что мысль добавить окончание "десят" к слову "восемь" и нуля к цифре пришла ему в голову в тот самый миг, когда ему был вручен чек. Обратите также внимание на подделку им корешка и вообще на все его дальнейшее поведение. Связь этих фактов с вопросом о преднамеренности (а преднамеренность подразумевает здравое состояние ума) совершенно очевидна. При вынесении своего вердикта вы не должны принимать во внимание такие обстоятельства, как молодость подсудимого или искушение, которому он подвергался. Прежде чем вынести решение "виновен, но находился в невменяемом состоянии", вы должны быть вполне убеждены в том, что по состоянию ума в момент совершения преступления подсудимого следовало бы отправить в сумасшедший дом. (Замолкает, затем, видя, что присяжные колеблются - уходить им или остаться, добавляет.) Вы можете удалиться на совещание, джентльмены, если вам угодно.

Присяжные удаляются в дверь, которая находится в задней стене, позади судьи. Судья склоняется над своими бумагами. Фолдер, перегнувшись через перила, с волнением говорит что-то помощнику Фрома, указывая на Руфь. Тот, в свою

очередь, говорит что-то Фрому.

Фром (поднимаясь). Милорд, подсудимый очень обеспокоен положением свидетельницы. Он просит меня ходатайствовать перед вашей милостью о том, чтобы репортерам было дано указание не публиковать в судебных отчетах ее имени. Ваша милость понимает, что это могло бы иметь для нее крайне тяжелые последствия.

Судья (колко, с чуть заметной улыбкой). Но, мистер Фром, вы же сами повернули дело так, что пришлось вызвать ее сюда.

Фром (с ироническим поклоном). Ваша милость считает, что можно было осветить все обстоятельства дела каким-нибудь иным путем?

Судья. Гм, ну, не знаю.

Фром. Она, действительно, подвергается очень серьезной опасности, ваша милость.

Судья. Видите ли, в этом вопросе мне приходится верить вам на слово.

Фром. Я прошу вашу милость положиться на мое слово, и, уверяю вас, я не преувеличиваю.

Судья. Я очень не люблю скрывать имена свидетелей. (Бросает взгляд на Фолдера, который сжимает и сплетает руки, затем на Руфь, которая сидит, застыв на месте и не сводя глаз с Фолдера.) Я обдумаю вашу просьбу. Посмотрим! Я вынужден принять во внимание, что, может быть, она пришла сюда, чтобы дать ложные показания в пользу обвиняемого.

Фром. Ваша милость, право же, я...

Судья. Хорошо, хорошо, я ничего такого не утверждаю, мистер Фром! Оставим пока этот вопрос.

Когда он кончает говорить, возвращаются присяжные и гуськом проходят в свою

ложу.

Секретарь суда. Джентльмены, согласовали ли вы свое решение?

Старшина присяжных. Да.

Секретарь суда. Гласит ли оно "виновен" или "виновен, но находился в состоянии невменяемости"?

Старшина присяжных. Виновен.

Судья кивает, затем, собрав свои записи, глядит на Фолдера, который стоит

неподвижно.

Фром (вставая). Я прошу разрешения у вашей милости обратиться к вам с просьбой о смягчении приговора. Я не знаю, считает ли ваша милость, что я могу добавить что-нибудь к тому, что я уже говорил присяжным о молодости подсудимого и о том, под каким давлением он находился.

Судья. Не думаю, чтобы вам нужно было повторять все это, мистер Фром.

Фром. Если ваша милость так полагает... Но я покорнейшим образом прошу вашу милость придать самое серьезное значение моим доводам.

Судья (секретарю). Продолжайте.

Секретарь суда. Подсудимый, вы признаны виновным в совершении подлога. Имеете ли вы сказать что-нибудь такое, что могло бы смягчить наказание, полагающееся вам в соответствии с законом?

Фолдер отрицательно качает головой.

Судья. Уильям Фолдер, вы подверглись справедливому суду и признаны виновным в подлоге. Это решение я нахожу вполне правильным. (Останавливается, потом, заглянув в свои записи, продолжает.) Защита утверждала, что в момент совершения преступления вы были в невменяемом состоянии. Я думаю, что это, несомненно, был лишь предлог для того, чтобы показать суду истинную природу того искушения, которому вы поддались. По существу, в течение всего процесса ваш защитник просто взывал к милосердию суда. Конечно, путь, избранный вашим защитником, дал ему возможность представить такие свидетельские показания, которые могли бы в этом отношении повлиять на суд. Разумно ли это было с его стороны или нет - другой вопрос. Он утверждал, что с вами следует обращаться скорее как с больным, чем как с преступником. Этот довод, который под конец превратился в страстный призыв, он основывал на обвинении Правосудия, которое, по его мнению, может усугубить и завершить процесс формирования из вас преступника. Взвешивая, какое значение мне следует придать этой просьбе, я должен принять во внимание ряд обстоятельств. Я должен принять во внимание прежде всего тяжесть совершенного вами преступления, ту несомненную преднамеренность, с которой вы позднее подделали корешок чека, опасность, которую вы навлекли на невинного человека, - а это, по-моему, очень серьезный момент, - и, наконец, я должен считаться с необходимостью предостеречь других, которые могли бы последовать вашему примеру. С другой стороны, я не забываю того, что вы молоды, что до сих пор ваше поведение было безупречным, что, если верить вашим собственным показаниям и показаниям свидетелей защиты, вы в момент совершения преступления находились в некотором возбуждении. Я очень хотел бы, насколько позволяет мой долг не только по отношению к вам, но и по отношению к обществу, поступить с вами мягко. Но это приводит меня к тому, что является, как мне кажется, решающим фактором в нашем деле. Вы были клерком в юридической конторе - это, по-моему, весьма важное обстоятельство. Тут никак нельзя допустить, что вы не отдавали себе ясного отчета в серьезности совершаемого вами преступления и не знали, какое наказание оно за собой влечет. Однако здесь говорилось о том, что вас увлекли ваши чувства. Мы сегодня слышали историю ваших отношений с этой... э... миссис Ханиуил. На этой истории, собственно, были основаны и защита и призыв к милосердию. Но что же это за история? Вы, молодой человек, и она, молодая женщина, несчастливая в своем замужестве, питали друг к другу чувства, которые, как вы оба говорите (я не могу судить, правда это или нет), еще не привели к безнравственным отношениям, но, как вы оба признаете, неизбежно привели бы к ним. Ваш защитник пытался смягчить это обстоятельство утверждением, что женщина, по его словам, была в "безвыходном положении". Не мне судить об этом. Она замужняя женщина, и мне совершенно ясно, что вы совершили преступление с целью осуществить безнравственный замысел. Итак, при всем моем желании, я, по совести, не могу удовлетворить просьбу о милосердии, основанную на доводах, противоречащих морали. Эти доводы несостоятельны ab initio {С самого начала (лат.).}, и если бы я внял им, вам тем самым была бы предоставлена возможность завершить свой безнравственный план. Ваш защитник пытался связать ваше преступление с тем, что он, по-видимому, считает недостатком нашего закона о браке. Он пытался также доказать, что было бы несправедливо наказывать вас дальнейшим тюремным заключением. Я не могу согласиться с ним в этом. Закон есть закон величественное здание, под сенью которого мы все обретаемся, и каждый камень его покоится на других камнях. Мое дело - лишь выполнять закон. Вы совершили очень тяжкое преступление. Принимая во внимание мой долг перед обществом, я не могу воспользоваться предоставленной мне властью смягчить вашу участь. Я присуждаю вас к трем годам каторжных работ.

Фолдер, который во время речи судьи внимательно смотрел на него, роняет голову на грудь. Когда стражники уводят его, Руфь вскакивает с места. В зале