Баобаб маленького принца (СИ) - Розов Александр Александрович Rozoff

Пожалуй, единственным человеком, осознававшим странный смысловой разрыв между ролью содиректора медиа-холдинга Euro-Twin и радикально-новым форматом частной жизни, была сама Камилла. То, что происходило между ней и кэпом Хлотаром, а также вокруг их отношений – это даже не роман, это анти-шекспировская пьеса. Как если бы ведьмы из Макбета смешали в своем котле Отелло с Гамлетом, туда добавили безумия короля Лира (по своему извращенному вкусу) и перевернули вверх тормашками. Да и дьявол с ними со всеми (неожиданно-весело подумала Камилла). Как раз в этот момент последовало сообщение экипажа: «Наш лайнер заходит на посадку в Международном аэропорту Тунис-Карфаген. Просим занять свои места, пристегнуть ремни и привести спинки кресел в вертикальное положение. Сейчас в Карфагене плюс 11 Цельсия, ветер северо-восточный до 7 метров в секунду, небольшой дождь».

…Некоторые снобы убеждены, что лишь слабоумным туристам свойственно посещать Тунис в январе. Температура воздуха поднимается чуть выше 10, воды 15 по Цельсию, пронизывающий ветер с моря нагоняет внушительные серые волны, к тому же каждый третий день — дождливый. Учитывая апатичность коммунальных служб, особенно ярко выраженную в низкий сезон – богатые залежи местной уличной пыли превращаются в изумительно-густую грязь. Тунисские водители на ржавых грохочущих драндулетах не страдают особой тактичностью к окружающим, поэтому резко проезжают через лужи в скверно уложенном асфальте, и грязь из-под колес разлетается, как шрапнель. Брр! …Другие снобы напротив, считают, что умным туристам свойственно посещать Тунис именно в январе, когда благодаря дождю и морскому ветру, страна сбрасывает имидж плоского и пыльного обывательского курорта, окрашенного лишь в 50 оттенков серого. Стены домов, как по волшебству, обретают яркие цвета, пальмы вдоль дорог выглядят нарядными, похожими на перевернутые новогодние елочки. Плюс в январе исчезают семейные дисконтные курортники из нижнего яруса офисного планктона, с их вечной нехваткой денег, с их орущими хронически невротичными детьми. Исчезает эта толпа недоиндивидов, безобразных, как клиенты Страшного Суда с картин Иеронима Босха.

Но Камилле было наплевать на снобов обеих вышеотмеченных партий. Она прилетела независимо от состояния погоды, окраски и публики. Она прилетела к Хлотару…

…И увидела его, едва перейдя после ID-контроля в зал прибытия. Реакция получилась спонтанная: спринтерский забег, прыжок, сомкнутые руки. Камилла по-тинэйджерски зависла на шее бывшего офицера французского флота, а ныне — капитана своей лодки.

— Какие пожелание у девушки моей мечты? – прошептал он, поцеловав ее в ухо.

— А какие варианты у самого обаятельного парня Африки? – в тон ему спросила она.

— Пристойный отель или долбанный вертеп, — мгновенно предложил он.

— О! — обрадовалась Камилла, — Я надеюсь, вертеп достаточно долбанный?

— Еще бы! Поехали, тут близко! — Хлотар аккуратно поставил Камиллу на ноги, и легко подхватил ее сумку (брошенную на пол в момент прыжка).

В качестве транспорта у Хлотара оказался «Пежо-205» эпохи 1-й Холодной войны. Для ретро-коллекционера это была находка. Для пассажира – не очень. Хотя, что главное в машине для тунисского января? Чтобы колеса и руль крутились, а крыша не текла. Эти требования выполнялись, все остальное чепуха. Местные ездили даже на более древних драндулетах (вплоть до штабных «Кюбельвагенов», брошенных дивизией Роммеля при отступлении в 1943-м – примитивных телег с тентом на каркасе вместо крыши).

Специфика новейшей промышленности Туниса состояла в поиске технологий, которые возвращают в дело даже то, что, казалось бы, годно только как металлолом. Этот тезис Хлотар сообщил Камилле, пока они ехали по неплохо освещенной улице сквозь туман, смешанный с мелким дождем. Затем, после поворота в сравнительно-темный переулок между обшарпанных двухэтажных домов, впереди в свете фар возникли транспортные ворота в заборе внушительной высоты, сделанном местами из железобетонных плит, а местами из стальной сетки между столбами. Ворота были из сетки и выглядели весьма ржавыми, но когда Хлотар высунулся из окна машины и дал два гудка, они бесшумно открылись, как новенькие. За ворота уходила дорога к берегу большого водоема — то ли самого Тунисского залива, то ли одного из многочисленных тут соленых озер. Впереди угадывались очертания верхушек небольших кораблей у причальной стенки, а сбоку от причала – угловатое и довольно регулярное нагромождение морских контейнеров TEU, выкрашенных в разные цвета, так что образовывалось что-то вроде узора.

— Мы прибыли в таинственное Sebkha Ariana! — объявил Хлотар с интонацией, которую принято использовать при чтении вслух новелл-триллеров, после чего направил машину вперед малым ходом по слабоосвещенной грунтовой дороге.

— Sebkha, это ведь по-арабски болото, не так ли? – настороженно спросила Камилла.

— Да. Болото, топь, трясина. Маркетинговый робот, генерирующий бренды по топониму, предложил для верфи в Sebkha Ariana английское название «Grimpen Mire».

— Гримпенская трясина? — удивилась она, — Это же Конан Дойль, «Собака Баскервилей».

— Да! — весело воскликнул Хлотар, — «Остерегайтесь выходить на болото в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно». Кстати: я эмоционально выбрал это место для ремонта лодки. Hellhund и Hound of Baskervilles кармически созданы друг для друга!..

…Сделав такое смелое заявление, стилистически напоминающее рекламный штамп, он затормозил у нагромождения морских контейнеров. Точнее, 4-этажным контейнерным зданием – примитивным, дешевым и надежным образцом мусорной архитектуры. Или карготектуры (как это называют урбанисты, обожающие придумывать новые слова). И Камилла, выйдя из машины, даже не удивилась, увидев над дверями круглую вывеску с претензией на фанфик по знаменитой новелле из серии про Холмса и Ватсона.

Вывеска была круглая ало-мерцающая, и включала две строки текста: Вверху по часовой стрелке: «Welcome to Baskerville Hall» Внизу против часовой стрелки: «Grimpen Mire loves you» В середине имелось стилизованное изображение хищно улыбающейся морды.

— Не очень-то похоже на собаку, скорее на саблезубого тигра, — критически высказалась Камилла по поводу изображения.

— Ни то ни другое, — сообщил Хлотар, — это хамегоргон, хамелеоновый горгонопс.

— Э-э… Это что-то мифическое? – поинтересовалась она.

— Это что-то у тебя за спиной, — добродушно ответил он, и весьма предусмотрительно положил ладонь ей на плечо, чтобы она не обернулась слишком резко…

…В первый момент Камилла подумала, будто это арт-дизайнерский робот по мотивам ацтекского пантеона. Саблезубый ягуар в шкуре каймана, причем ярко раскрашенный аляповатым орнаментом. Вообще-то, даже к лучшему, что она так подумала, а если бы сразу догадалась, что перед ней живой хищник, то могла изрядно испугаться.

— Это очень милая девочка, ее зовут Хава, — продолжил Хлотар свои пояснения.

— Очень милая девочка, ну надо же… — отозвалась Камилла, стараясь, чтобы это звучало иронично, без ноток страха (хотя теперь она немного испугалась). И тут, возможно как реакция на произнесенное имя, яркий орнамент на коже ягуара-каймана стал меняться, сиреневые прямоугольные зигзаги и квадраты превратились в алые спирали и круги. У Камиллы мелькнула мысль, что за этим последует что-то еще – и точно: «очень милая девочка», как атакующая кошка, прыгнула на Хлотара…

…Без всякой агрессии. Наоборот. Обхватив его шею когтистыми лапами, она лизнула раздвоенным языком его нос.

— Эй, алло, прекрати, Хава! — поворчал он, — В тебе верных сто фунтов веса. Ты ведь так можешь уронить кого-нибудь. В этом случае не видать тебе шоколада, как своих ушей. Впрочем, у тебя нет выраженных внешних ушей.

— Ур-р, — задумчиво мурлыкнуло сюрреалистическое существо, вернулось с его шеи на твердый грунт, и поменяло окраску под цвет этого грунта. Сейчас казалось, будто это ожившая скульптура, вылепленная прямо из здешней глины.