Сайонара, Гангстеры - Гэнъитиро Такахаси

— Папуля, в чем дело? — спросила Тмин.

В этот момент мы играли в гангстеров.

Я был хнычущим полисменом, уже раз пятьдесят застреленным из игрушечного автомата, входившего в гангстерскую экипировку Тмин.

— Пожалуйста, госпожа Гангстер! Госпожа Гангстер! Пощадите!

— Твое счастье, что я джентльменша, подонок. Дам тебе время для молитвы. Только поторопись, у меня еще много дел!

— Папуля?

— Не беспокойся, дорогая, ничего особенного, — откликнулся я. — Все в порядке, Тминчик, продолжаем игру.

Все еще тыча в меня своим автоматом, Тмин сдвинула со лба широкополую шляпу и некоторое время пристально смотрела на меня.

9

Ратуша знала точную дату смерти каждого из нас и высылала открытки накануне.

Эти почтовые карточки приходили непосредственно людям, достигшим двадцати лет, и опекунам тех, кому еще не исполнилось двадцати или недееспособных.

Я получил открытку утром.

Сегодня вечером Тмин умрет.

10

Открытку я показал женщине.

— О нет, наша крошка «Зеленый Мизинчик»… — вырвалось у нее.

Больше она ничего не сказала.

Женщина отвернулась, ушла к себе в комнату и заперлась.

Затем подала голос из-за двери:

— Не пускай «Мизинчик» ко мне, я не хочу ее видеть.

11

Мы с Тминчик вышли прогуляться.

Я помог ей одеться в наряд эльфов, что сходят с неба полакомиться на земляничной поляне: ягодки осыпали ее облачение. Я собирался подарить ей его на пятилетие, но теперь было уже слишком поздно.

На плече я закрепил красную ленту. Это была регалия для опознания ребенка, который умрет в течение суток.

Подобно всем детям этой эпохи, Тмин понимала, что такое смерть.

Большинство маленьких девочек возраста Тмин пугались красных лент, они плакали и молились.

Тмин не сказала ни слова.

— Ладно, пошли, — сказал я.

— А как же мама?

— Она сказала, что плохо себя чувствует.

— Ах вот как.

Мы шли, взявшись за руки. Парк был почти пуст, лишь несколько людей повстречались на тропинках. Сегодня многим предстоит умереть, подумал я.

Мы с Тмин проследовали к аттракционам.

Увидев ленту Тмин, кассир выдал нам пакет попкорна и воздушный шарик, сказав, что мы можем проходить.

— Спасибо, — сказала Тмин.

Два брата, с виду лет восьми-девяти, с такими же алыми лентами, как у Тмин, играли в мяч.

— Эй! — позвал один из них Тмин. — Хочешь с нами?

— Играй, если есть желание, — откликнулся я на ее взгляд, — все в порядке.

Тмин направилась к ребятам.

— Я никогда не играла в такое, — сказала она, — не знаю как.

— Это легко. Иди сюда, научим.

Я присел на скамейку.

Там уже сидел пожилой человек. Я понял, что, видимо, мальчиков привел он, приходясь им дедом или кем угодно.

Он был тише трупа, даже не мигал.

Тмин с мальчишками играли в мяч целую вечность.

12

Вечерело, и настало время нам с Тмин отправляться домой. Малыши остались играть, а старик по-прежнему сохранял незыблемую позу.

— Оревуар, — сказала Тмин.

— Оревуар, — откликнулся один из мальчишек.

— Оревуар, «Зеленый Мизинчик», — сказал другой.

Мы взялись за руки и пошли домой.

— Слушай, папуля!

— Что?

— Я умею кидать финтом.

— Ого, да это просто замечательно.

— А еще могу «крученые».

— Вот это да! Славно.

— Папуля!

— Что, Тмин?

— Один мальчик взял меня за руку.

— Готовый убийца, не так ли, Тмин?

— Нет, я бы не далась.

Приведя Тмин домой, я напустил ванну. Сначала вымыл ей голову, потом все остальное. У нее были мягкие, светлые волосики. Крошечное тельце было таким худеньким, таким щуплым. Особенно руки.

Надев пижаму, она пошла спать со мной.

— Жаль, что мама не с нами, — вздохнула она.

13

Тмин умерла очень тихо.

Зарывшись мне под мышку, она почти тут же забылась глубоким мирным сном. Понемногу дыхание ее становилось совсем неслышным. Малу-помалу жизнь уходила из нее.

Затем она стихла.

Даже я, лежавший рядом, не заметил, как она ушла.

Я замер.

И тут Тмин заговорила:

— Тминчик даже не шалила.

Я лежал, не шелохнувшись.

Больше за ночь я не услышал ни слова.

14

Наступило утро, а женщина так и не вышла из комнаты.

Раздался звонок из Ратуши.

— Выслать вам «Дроги», господин? — спросили они.

«Дрогами» называлась повозка, которую Ратуша отправляла собирать тела детей в возрасте до десяти лет. Вместе с ними постоянно разъезжали прикрепленные к транспорту священник и философ. Их обязанностью было объяснить происходящее убитым горем родителям, помочь смириться с потерей, а заодно захватить тела и убраться как можно скорее.

— Не беспокойтесь, — откликнулся я. — Я сам позабочусь о дочери.

— Смотрите, неукоснительно придерживайтесь процедуры, разработанной полицией, — предупредил телефонный голос.

15

Я облачил Тмин в детский джинсовый комбинезончик «Левайс» и ее любимую майку с картинкой «Хитрый Койот и Дорожный Бегун» из мультфильма компании «Ханна-Барбера». Затем переложил в корзину — одну из тех, соломенных, что носят на плечах крестьяне.

И пустился в дорогу.

Тело ее оказалось тяжелее, чем при жизни.

16

Я понес ее дорогой, означенной полицейской процедурой как «Путь, которым опекуны отправляют трупы своих детей».

Это была вихляющая во все стороны кривая, все время поворачивающая, отклоняясь в сторону, асфальтовая дорога, стиснутая высокими бетонными стенами, за которые нельзя было заглянуть.

В городе существовало 27 660 мест, вблизи которых захоронение было строго запрещено. Я жил всего в двух милях от «Детского кладбища», но, чтобы добраться до него, пришлось идти двадцать миль по обходной, окружной, витиеватой, все время сворачивающей по извивам и зигзагам дороге, по бесконечным ее виткам, петлям и спиралям.

Я шел.

17

— Папуля? — окликнула меня Тмин из корзинки.

— В чем дело, Тминчик? Ты проголодалась? Может, хочешь пить?

— Нет, я не голодна, папуля. Я хочу идти сама.

— Не ерунди. Мне удобно, не беспокойся.

На самом деле детские тела настолько тяжелы, что некоторые родители в конце концов оставляют их, предоставляя доделать работу властям дожидаясь прибытия «Дрог», которые заберут труп, если не собирались заставить детей добираться своими ногами.

18

Женщина сидела на одной из скамеек.

Эти скамьи были расставлены через каждые четверть мили.

Над скамьями были устроены небольшие навесы; и знак, совсем как на автобусной остановке.

На женщине было просторное платье-балахон для беременных, и она не казалась ни особо молодой, ни особо счастливой. Вид у нее был такой, будто она устала даже сидеть на скамейке.

— Привет! — окликнул я.

Женщина дрогнула в ответ левым плечом, словно хотела только показать, что она не мертва.

Рядом стояла коляска. В ней лежал ребенок, настолько истощенный, что превратился в подобие мумии.

Она была бы оштрафована, найди ее здесь полиция.

— Ну ладно, я пошел.

Тогда женщина чуть дрогнула правым плечом, словно бы показывая, что я вправе делать все что заблагорассудится.

Не успел я сделать нескольких шагов, как женщина окликнула меня со скамейки.

— Лучше бы ты был гангстером!

Добравшись до следующей скамейки, я оглянулся назад, где осталась женщина, теперь уже в четверти мили от меня.

Она по-прежнему не покидала своего места, к которому словно бы приросла навеки.

19

Заведение «Детское кладбище» расположено за Ратушей.

Строение было спланировано знаменитым архитектором в знаменитом архитектурном стиле, а интерьер разработан знаменитым художником, оттолкнувшимся от знаменитого проекта «Седьмое небо детей». На мертвой петле магнитофонной пленки бесконечно крутилась элегия знаменитого композитора, эхом расходясь по коридорам и залам.

Я предъявил «сертификат смерти» и наши идентификационные карточки дежурной в приемной.

Молодая женщина за барьером в возрасте примерно восемнадцати-девятнадцати лет, с волосами, собранными в пучок на затылке, была весьма привлекательна.

На ее выдающейся груди был прикреплен раскрытый цветок лотоса с изречением:

Колени молодой женщины были прикрыты одеялом.