Несколько кадров для дедушки - Мария Ботева

— Искал бы, искал, конечно. Пожалели, — Петька говорит. — Так и бывает. А потом — семья.

— Что? Постой-ка…

— Петька! — закричала я и поняла, что меня не слышно, но повторила всё равно: — Петька!

Он не услышал, зато услышал Спальник, вскочил, радостно залаял. Прибежали мама с Петькой, стали кричать на пса, чтобы успокоился, он забрался рычать под кровать, а Петька обнял меня, сел рядом. Я не могла говорить, но зато могла слушать про Москву, про его друзей, работу, книжки. Мама ушла, а Петька достал из кармана маленькую бархатную коробочку и сказал:

— Подарим завтра маме, зацени-ка!

В шкатулке были серёжки. У мамы же завтра день рождения, а я совсем забыла с этим Спальником и своей болезнью.

12

Ладка тоже приехала, прямо в мамин день рождения, и Спальник тоже на неё долго рычал. Мало приятного в том, что твой родной пёс только и знает, что рычит на родных брата и сестру. И ладно бы просто рычал, он ещё и кидается на них. Петьке и Ладке просто чудом удавалось избежать укусов, я успевала схватить его за ошейник. Может, у Чешки получится отучить его от вредной привычки? Я ей сказала, чтобы постаралась, вдруг получится.

Когда все уже сидели за праздничным столом, неожиданно пришёл Колька Терентьев. Спальник был привязан в нашей с Ладкой комнате, а то бы точно его укусил, у моего пса не особенно хороший характер.

— А, ожила, — сказал вместо «здрасьте» Терёшка, — когда в школу-то? Дело есть, знаешь. Ой, у вас праздник…

И ушёл. Мы звали его к нам за стол, но он застеснялся. Зачем приходил?

После болезни я с трудом узнавала свой класс. Как с ума посходили некоторые, это точно. Только и говорят, что о собаках, кошках, старушках каких-то, глаза горят. Вроде бы их, таких, немного, всего-то полкласса или немного поменьше. Всё стало как-то не так. Раньше во время перемен хоть можно было поговорить друг с другом, а теперь все разбегаются в разные стороны. А те сумасшедшие собираются вокруг Наташки, что-то обсуждают, я даже ни разу не смогла подойти к своей подруге, только утром успели поздороваться, и всё. После уроков она вдруг стала говорить, кому куда идти: к мосту, к цирку, к ТЭЦ-5… Не поймёшь, что там у них происходит.

— Жень, а ты куда? — спросила Наташка. О, заметила меня, надо же! День не зря прожит. Я уже стояла у дверей.

— Как это — куда? К дедушке. Потом на треньку.

— А собаки?

— Какие собаки?

— Тебе Терентьев не говорил, что ли?

Не припоминала я, если честно.

— Терентьев, ты Женьке не сказал, что ли?

Колька молча искал что-то в своей сумке. Сквозь белобрысые волосы просвечивал красный затылок.

— Ладно, Терёшечка, так и запомним, — сказала Наташка, и голос её мне не понравился. — Жень, мы теперь помогаем искать собак, пристраиваем ничейных разным бабушкам. Ты тоже с нами, да?

— Нет. Какие собаки? Что за бабушки ещё? Мне некогда.

— Как знаешь. Вспомни, сколько людей тебе помогали, когда твой Спальничек пропал! А теперь у других собаки потерялись, им тоже нужна помощь. Вот и думай.

Я ушла. Вот оно что: Наташка, видимо, вступила в организацию, которая занимается тем, что пристраивает бездомных кошек и собак, ищет потерявшихся животных. Очень известная организация, только заберёшься в Интернет, на тебя вываливаются фотографии животных, слёзные просьбы помочь найти, помочь пристроить, помочь оплатить операции собаке или кошке. Однажды даже искали волнистого попугайчика. Так и вижу: бегают ненормальные по всему городу с задранными головами, смотрят на все деревья, проверяют чердаки.

Наташка начиталась этих объявлений, поняла, сколько в мире горя, а теперь, похоже, привлекает в «Наши добрые сердца» и всех остальных. Она сошла с ума, без сомнения. Никто никогда не стал бы говорить с Терёхой в таком тоне. Это правило, с третьего класса: Кольку не трогаем. Неприятности и беды сыплются на него, как из щедрого рога изобилия. Когда мы учились в третьем классе, у них сгорел дом, и вся большая семья до сих пор живёт в двух комнатах переселенческого фонда — известная жёлтая двухэтажка, там ещё полным-полно алкоголиков почему-то. В этом фонде жить плохо: то газ отключат, то воды горячей нет. Потом тяжело болел его самый младший брат, даже в газетах давали объявление, собирали деньги на лечение. Сейчас Серому гораздо лучше, он даже приходит к нам на классные вечера, все ему радуются. Квартиру Терентьевым каждый год обещают дать в ближайшее время, но он всё равно часто бывает грустным, от него до сих пор как будто бы дымом пахнет. Так что мы его не трогаем, да и он добрейший человек, последнее отдаст, мне, например, отдавал. Да вот, когда мы Спальника искали, отдал мне варежки, шарф, правда, меня это уже не спасло.

На тренировке Борисыч не разрешил мне лазить, заставил присесть двадцать раз, пощупал пульс и поставил на страховку, сказал, что успею ещё позаниматься. Страховать нетрудно: стоишь себе держишь верёвку, которая на скалолазе зацеплена. На спортсмене прицеплен один конец, и на тебе верёвка закреплена, через карабин-восьмёрку, и ты должен её вовремя протягивать, выбирать, как мы говорим. Поднялся спортсмен повыше, а ты часть верёвки протягиваешь, чтобы лишняя не болталась в воздухе. Некоторые торопятся, выбирают верёвку раньше, чем альпинист встаёт на очередную опору, тянут его как будто. А другие, наоборот, отвлекаются, и ты можешь подниматься, подниматься вверх, а большой кусок верёвки болтается. И тогда, если сорвёшься, пролетишь все эти метры, сколько там страховщик не выбрал. Страшно. Поэтому надо смотреть внимательно на того, кого страхуешь, чтобы не пропустить, когда тянуть верёвку. И раньше не начать. Если человек срывается, то удержать его не то чтобы очень легко, но можно, всё дело в карабине. Верёвке в ней тесно, она застревает и держит человека в воздухе. Мы уже все свои учебные стенки знаем наизусть, помним, кто с какой скоростью добирается до верха, так что можно почти не глядеть на того, кто тренируется, работать машинально. Я так и делала — стояла, страховала, а сама думала над словами Наташки. Может быть, она и права, действительно, мне столько людей помогали найти Спальника, сообщали, где видели похожую собаку, а долг, говорят, платежом красен. Вдруг я услышала, как Вовка крикнул:

— Ну хватит уже тянуть, отпускай, я вниз хочу! Совсем обалдела!

Оказывается, он уже дополз до верха, а я всё продолжала тянуть его вверх, к потолку буквально. Он слез и покрутил у виска. Повезло мне, в этом году Алексеев спокойный, в прошлом мог бы и подзатыльников надавать — это девчонке, а парням не задумываясь двигал по шее. Борисыч его прогнал в конце концов, но потом алексеевская мама пришла, уговорила принять обратно. С тех пор Вовка сдерживается.

— Отвы-ыкла? — за спиной у меня сказал тренер. — Пло-охо сегодня страховала, дво-ойка тебе!

— А завтра можно мне будет лазить?

— Посмотрим на твоё поведе-ение. Может, и поле-езешь.

— А то бы я тогда не пришла, если нельзя. У меня дело образовалось внезапно.

— Как — дело? Ты проболела сколько? Какое может быть дело? Завтра тебе на скалодром!

— Священный долг, да уж. Извините, — говорю. — Это только на один день.

А сама думаю: ну, побегаю денёк, найду пару собачек — и хватит с меня. Борисыч прямо не знал, что сказать, смотрел на меня полминуты, будто видит впервые. Потом всё же выговорил:

— Ладно. Если долг. Один день, Мальцева. Один день. Ты обещала.

13

Никогда не думала, что искать собак — такое дурацкое дело, даже представить себе не могла. Лазить по нашим учебным стенам куда лучше, я уж молчу про скалодром. Польза и для тела, и для души, если не обращать внимания на веселковских девчонок, а мне, например, очень просто не обращать на них никакого внимания.

А тут что за польза? Ходишь по каким-то закоулкам, заглядываешь в какие-то углы, ищешь каких-то собак, мёрзнешь. Впрочем, я решила, что мёрзнуть не буду, при малейшем намёке на холод сматываюсь в ближайший магазин или подъезд, отогреваюсь и только тогда продолжаю бегать по городу. От этого поиск не становится менее дурацким, может быть, даже наоборот. Но раз уж я пообещала найти пару собачек, придётся искать.

Поразительно, сколько в нашем городе ежедневно теряется собак! Наташка говорит, хорошо, если только пять, можно считать это большой удачей. Но непреклонная статистика сообщает, что десять животных в день — обычное дело. Все они шатаются по улицам, забираются в подвалы, попадают в стаи бродячих собак, выскакивают из подворотен, гавкают в темноте — словом, пугают мирных прохожих, которые ни в чём не виноваты.

— Это ты считаешь, что не виноваты, — объясняла Наташка, — а на самом деле все мы несём ответственность за такое положение дел.

«Положение дел»! У меня слов нет, какая это глупость. Конечно, когда Спальник потерялся, я была виновата, не удержала его. Наташка, между прочим, тоже немного виновата, таскалась по своему рынку. Ну ладно, я виновата, я, не надо было брать щенка с собой. Но когда теряется чужая собака, я тут при чём?