Советские космонавты - Михаил Ребров

В кабине не новичок. Андриян Николаев не задержался на первой служебной ступеньке. После года пребывания в части стал старшим летчиком, потом адъютантом эскадрильи. И вот полет в зону. Сколько их было, таких полетов! Не сосчитать сразу, хотя каждый расписан в летной книжке, каждый оценен. Были среди них простые. Это в самом начале. Были и сложные. А этот? Вроде бы обычный, но...

Остановился двигатель. Раз попытался пилот вдохнуть в него жизнь, второй. Молчит турбина, оборвав на высокой ноте свою привычную песню. Нет тяги. Самолет стал терять высоту.

Старший лейтенант Николаев доложил о случившемся руководителю полетов. С земли передали указание:

— Попытайтесь еще раз запустить.

— Вас понял...

Андриян говорил спокойно, словно не случилось ничего особенного. Тревожная тишина и обратный бег стрелки высотомера кольнули в сердце. Но он не потерял самообладания.

Сталью напряжены нервы и воля у того, кто в воздухе, у тех, кто на земле, кто знает, что происходит в небе. Самолет падает...

Новая попытка не привела к успеху. Земля с сумасшедшей скоростью неслась навстречу. Андрияп брал ручку управления на себя и выравнивал истребитель. Осматривался, соображал.

Разные мысли проносились в голове. Была и такая: «Катапультироваться?» Есть в наставлениях и инструкциях предписание на этот случай. «А самолет? Превратить его в груду металла, спасая себя?» Нет, без борьбы он на это не пойдет. Но... Прежде всего спокойствие.

«Буду садиться!» — звучит твердый голос в динамике на стартовом командном пункте.

Руководитель полетов сомневается: дотянет ли самолет до аэродрома, до посадочной полосы?

— Иду на вынужденную, в поле...

Высота потеряна. Уже не плывут, а несутся навстречу крылатой машине перелески, овражки, извилистая лента речки... Зоркие, напряженные глаза выискивают ровное место, без деревьев, без холмов...

И вот самолет коснулся земли. Резкие толчки на ухабах, скрежет, лязг и... обрыв впереди. Истребитель остановился почти рядом с ним.

Побелевшие от натуги пальцы отпустили ручку управления. Откинут фонарь. Прохлада, настоянная на луговых травах, ласкает лицо. Из-под шлемофона по лицу бегут струйки пота. И радостная мысль: «Самолет будет летать! Подлечат его добрые руки инженеров и техников, и снова взмоет в голубое небо краснозвездный красавец с посеребренными крыльями...»

— В авиации так: принял решение — действуй, начнешь сомневаться, волноваться — потерпишь поражение. Вот когда закончил полет, выполнил задание — волнуйся сколько хочешь, — объяснял он свое поведение в сложившейся ситуации.

О том полете напоминают и именные часы — подарок командования, первая награда.

О семье, в которой рос, о его детстве и юности мне рассказывала Анна Алексеевна Николаева — мать космонавта.

— Мы с мужем из чувашского села Шоршелы, оба бедняцкого рода. Поженились сорок лет назад, в 1922 году, и всю жизнь прожили в небольшой деревенской избе о двух оконцах. Занимались крестьянским делом — растили хлеб. Когда в нашем селе образовался первый в районе колхоз, муж стал работать конюхом, а я дояркой на молочной ферме. Бывало, вернусь поздно с работы, а наш сынишка Андриян уже и дров наколет, и воды принесет, и печь растопит. Зажжет керосиновую лампу и уроки готовит. Учился он хорошо, старательно, часто рассказывал о том, что прочитал в книгах. Ведь мне-то не пришлось много учиться — я окончила только четыре класса. А читал он больше всего революционное да про героев и путешественников...

Мать смотрит на портрет сына, смотрит и вспоминает. Из отдельных штришков, из поступков встает характер ее сына.

— Во время войны, после смерти мужа, — продолжала она, — жилось трудно. Плохо было и с одеждой, и с хлебом. После окончания семилетки Андриян уехал в Цивильск, где было медицинское училище. Он хотел стать фельдшером. Но что-то там ему не понравилось, и он перебрался в Мариинский Посад к старшему брату Ивану в лесной техникум.

С детства Андриян любил животных, деревья, цветы и травы. Частенько с младшей сестрой Зиной уходил в дальний лес по орехи, по грибы, по ягоды. Он не боялся ни чащобы, ни темноты. Однажды несколько наших ребят заблудились в густых зарослях орешника, и их вывел мой Андриян.

В нашей деревне все сделано из дерева: и избы, и школа, и всякие колхозные постройки. Может, потому мои сыновья, Иван и Андриян, и пошли учиться в лесной техникум. Они стали специалистами по лесному делу. Никогда не думала я, что Андрияна потянет в небо и он выучится на летчика. Ведь в Шоршелах до этого летчиков не было. А тут вдруг письмо с фотографией, на которой наш Андриян снят в летной форме. «Мама, я теперь летаю на самолете». Целую неделю приходили тогда к нам соседи посмотреть на фотографию Андрияна, прочитать его письмо...

Каждая мать хочет, чтобы ее сын или дочь сумели сделать в жизни больше, чем она сама, сумели пойти дальше нее, кем бы они ни были — колхозниками, рабочими, учеными, летчиками. Хотела этого и Анна Алексеевна. Но на душе все время было тревожно: как он там, что с ним? Шутка ли, в летчики подался! Он понимал ее тревоги, и мать получала от сына добрые и спокойные письма:

«Дорогая моя мама!

У меня все хорошо. Служба идет своим чередом. Не беспокойся. Здоровье хорошее. Работа мне не страшна. Боюсь только одного: как бы люди не сказали, что не все делаю, что мог бы сделать. Надо каждый час своей жизни отдавать с пользой для людей. Прочитал сегодня книгу «Говорят погибшие герои» и пришел к выводу, что мы, молодое поколение, еще не расплатились за все сделанное во имя нас в войну. Мы в неоплатном долгу.

Вот и тружусь, мама, с одной мыслью: как можно лучше, полезнее жить на свете, готовить себя к тому, чтобы Родине отдать не только труд, силы, по саму жизнь, если потребуется.

Но ты не пугайся. В моей службе опасного ничего нет. В основном учеба и работа. Хочется не отстать от хороших людей. А люди здесь хорошие. Большой тебе привет от них. Вместе познаем «соль жизни».

Целую. Андрей».

«Не беспокойся... Здоровье хорошее... Работа мне не страшна...» Но разве убаюкаешь материнское сердце словами? Смотрят влажные глаза* на портрет, на знакомый разлет черных густых бровей, на искринки в глазах, на чуть улыбающиеся губы... Кто их, летчиков, знает, что у них за служба? Поди, страшно там, за облаками, не приведи господь упасть с такой высоты...

Когда приезжал сын в отпуск, не хотела отпускать его от себя ни на шаг. А он то на колхозном току помогал, то огород вскапывал, то ребятам из школы про авиацию рассказывал, про то, как учился на воздушного стрелка-радиста, как стал летчиком-истребителем...

На вопросы домашних о делах службы отвечал коротко: «Нормально». «Ты ничего не таишь, сынок?» — ласково спрашивала мать и, сняв очки, смотрела ему прямо в глаза. Не дождавшись ответа, тихо говорила: «Уж ты береги себя, Андрейка...»

Страна славила первых космонавтов — Юрия Гагарина и Германа Титова, а Анна Алексеевна так и не знала, что в этом самом отряде готовится к полету и ее сын. А когда в Чебоксарах демонстрировался фильм «Снова к звездам», кто-то из знакомых узнал в человеке в скафандре, который сидел в автобусе за Германом Титовым, шоршеловского Андрюшку Николаева. Вот переполох-то был)

На старт он вышел в августе 1962 года и первым из землян пробыл четверо суток в космосе. И все эти долгие сутки с орбиты звучал его неторопливый, спокойный голос:

— «Заря», я — «Сокол». Полет проходит нормально.

А мать не отходила от радиоприемника, не смыкала глаз. После ночи она ждала утра, после утра — ночи.

Тот августовский старт положил начало групповым многосуточным космическим полетам. Вслед за «Востоком-3» на орбиту вышел «Восток-4» с Павлом Поповичем на борту.

— Завтра поглядывай, прилечу к тебе. Кто увидит первым, выиграет пари. Согласен? — шутливо предложил Андрияну Павел Попович.

— Согласен, — ответил Андриян.

После приземления Николаев рассказывал:

— Наши корабли будто торопились на встречу друг с другом... Попович первым воскликнул: «Вижу тебя, «Сокол»! Вижу!» Потом и я увидел Павла. Был момент, когда мы сблизились почти на пятикилометровос расстояние.

Это был необычный рейс. Страна высоко оценила подвиг космонавта-3, наградив его орденом Ленина и Золотой Звездой Героя Советского Союза.

Он как-то признался:

— Друзья говорят: «Андриян Николаев никогда не волнуется». Но я думаю, что они шутят. Я такой же, как все, и волнуюсь так же, как все. Просто привык держать себя в руках. Я волновался, когда принимали меня в члены Коммунистической партии. Очень волновался, когда проходил медицинскую комиссию, отбиравшую летчиков для отряда космонавтов, волновался и перед стартом...

За годы, прошедшие после полета «Востока-3», в жизни космонавта произошло немало событий. Он окончил Военно-воздушную академию имени Н. Е. Жуковского. Был избран депутатом Верховного Совета Российской Федерации. Много поездил по свету, рассказывая людям о космосе, о полетах советских космонавтов, о своей Родине, о советских людях — великих тружениках-созидателях. Он побывал в Болгарии и Венгрии, Югославии и Франции, Монголии и Индии, Индонезии и Бирме, Непале и Цейлоне, Алжире и Японии, Гвинее и Бразилии. Слава и популярность не изменили его. Все такой же спокойный и скромный, добрый и чуткий человек, уверенный в себе, в своих силах, в своих знаниях.