Посмотри, наш сад погибает - Ульяна Черкасова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И снова бросило в жар от его пронзительного взгляда. Но жар этот не был будоражащим.
– Я не погибну, – нерешительно проговорила Велга.
Голубые глаза сверлили её насквозь.
– Мне… душно…
Она подскочила с места, протиснулась сквозь толпу. Один из скренорцев попытался приобнять её, но заглянул в лицо, узнал и испуганно вскинул руки вверх:
– О, прости, господица… госпожа!
Велга остановилась у распахнутого окна, высунулась по пояс, охлаждая горящие щёки.
– Тебе стоит выпить немного вина, родная, – раздался голос матери.
Она встала рядом, упёрлась локтями о подоконник. В руке её был большой кубок. Велга приняла его, сделала глоток. От сладости вина вязало во рту. От терпкого запаха закружилась голова, и она поспешно сделала ещё глоток и ещё.
Мать усмехнулась:
– Если бы ты знала, как я завидую тебе.
– Мне?
– Ты едешь на север…
– Я еду в Проклятый…
– Тсс, родная, – Осне приложила палец к губам. – Не обижай наших гостей. Они не называют так свой город. Он теперь Ниенсканс.
Она покрутила кольцо на тонком пальце. Длинные рукава с вышитыми волнами прикрыли тонкие запястья. Как страстно Велга желала иметь такие же изящные тонкие запястья, белые, точно из снега вылепленные. Но кожу её усыпали тысячи и тысячи мелких веснушек, расцветавших ещё ярче с наступлением весны.
– Уверена, ты полюбишь север. Он у тебя в крови. К тому же, – она обернулась в сторону Инглайва, – эти люди сделают тебя княгиней. Только наберись терпения.
– Не княгиней, – она поджала губы. – Женой ярла.
– И?
– Это не одно и то же.
– Не вижу разницы, – пожала плечами матушка. – Ты женщина. И редкой женщине посчастливится стать женой ярла.
Она говорила с ней как с ребёнком. Велге захотелось уйти подальше. Как можно дальше. На самый север. Хоть в Проклятый город.
– Говорят, – ещё глоток вина и ещё, – что княгинь чаще убивают. Княгиня Гутрун, она же правила в Златоборске, так?
– Во всей Ратиславии, – поправила мать. – Вернее, правил её сын, но Гутрун долго заменяла его на престоле. Она была северянкой, как я.
– И её убили. Теперь в Златоборске Вячеслав Окаянный. Он же убил её, жену собственного брата, а вместе с ней и собственного племянника…
– К чему такие разговоры в день твоей свадьбы, родная?
– Да к тому, что… – кубок в руках дрогнул, и вино перелилось через край куда-то в темноту. – Что я… не хочу…
– Ох, родная, не стоило давать тебе вина, – мать обняла её за плечи и отвела от окна. – Сядь и поешь. И помалкивай, ради Создателя. Ты не можешь пока уйти, и рыдать ты тоже не можешь.
– Но…
– Терпи, – строго потребовала мать.
Слева от Велги по-прежнему сидел Инглайв, справа – подвыпивший и оттого не в меру болтливый отец, а из-под стола высовывала морду Рыжая и с любопытством исследовала всё, что ели люди, надеялась, что и ей перепадёт лакомый кусок.
Слушаясь наставления матери, Велга взяла пирожок, но от расстройства и его не смогла в руках удержать. Пирожок улетел под стол и тут же исчез в пасти Рыжей.
– Ох, глупая псина! – в отчаянной злобе воскликнула Велга. – Оте-ец, – проныла она, – я устала и хочу уйти.
Отец не расслышал её просьбы. Он приобнял своего старого товарища Гюргия Большую Репу. Вдвоём они много лет уже отправляли торговые ладьи по всему свету и успешно преумножали свои богатства. Если и был в Старгороде купец успешнее Кажимежа, так это был Репа.
– Вот тут у меня будут родненькие, – Репа покраснел от выпитого и стал больше походить на редис. – Вот так мы прижмём этих рдзенцев, – он потряс кулаком.
– Потише, Гюргий, – хмыкнул отец.
– А чего тише? Чего?! – распалился Репа. – Все устали от их беспредела. Мы-то думали, вернёмся под рдзенскую корону, заживём. А они все годы кровь из нас пьют. И всё им мало-о, – купец слегка стукнул по столу кулаком, и Кажимеж поспешил убрать подальше от него налитый до краёв кубок.
– Обязательно всё будет, – примирительно сказал он. – Только успокойся. Не кипятись.
– Пора домой, – замотал головой Гюргий. – В Ратиславию. Князья нас так не мучили.
– Помнится, ты двадцать пять зим назад по-другому говорил, – усмехнулся отец.
– Был молод и глуп, – помотал головой Репа.
Велга закатила глаза от скуки и откинулась на спинку кресла, пока мать не видела и не могла поругать её за это. Инглайв сидел словно жердь проглотил. Лицо его окаменело. И глаз – ледяных, горящих яростью глаз – он не отводил от отца.
– Князь Вячеслав умеет с людьми договориться, – продолжал Репа и с каждым словом говорил всё громче. – Чародеи и те ему служат. А Венцеслава что? Только режет, режет. Чародеев – на костры. Неугодных – на костры. И повсюду её Тихая стража. Тьфу, – он закрыл лицо ладонями. – Невозможно. Сколько крови пролилось. А ей всё мало. Теперь, говорит, на реке встаньте, не пускайте ратиславцев. А гибнет-то кто? Мы, старгородцы, гибнем. Королевишна-то в замке в Твердове сидит, только псов своих из стражи посылает.
– Тише, – похлопал его по спине отец. – Тише.
– Что тише? Что тише-то?! – повторил Репа.
И теперь уже все в пиршественном зале притихли, прислушались. И слышно стало, как Рыжая громко чавкала под столом.
– Наши сыновья в реке тонут, пока королева Венцеслава, – Репа вскинул руки и похлопал ими, точно крыльями, – эта грёбаная Белая Лебёдушка в войну играет. Денег ей больше хочется. Тьфу! Бабы… у власти. Тьфу! – снова сплюнул он. – Вот выдашь Кастуся за дочку князя Вячеслава, вот станет он нашим, старгородским князем… За старгородского князя!
Он схватил кубок, вскочил на ноги и закричал во весь голос:
– За старгородского князя Константина Буривоя!
Скренорцы молчали. Молчали старгородцы. И Осне побледнела как полотно. А маленький Кастусь подавился куриной ножкой и вдруг закашлялся.
Велга крутила головой, не в силах понять, о чём шла речь. Кастусь? Князь?
Медленно из-за стола поднялся Инглайв. Он вдруг показался таким высоким, точно закрывал собой всю пиршественную залу.
– За князя Константина Буривоя, – он поднял свой кубок. – И будущую жену его, дочь Вячеслава Окаянного…
Он улыбался. Ярко, ослепительно, так, как улыбался Велге весь день. Но она обмерла, не смея пошевелиться. И поняла, что никогда никого не боялась так, как лендрмана Инглайва.
Остальные послушно, нерешительно отпуская тихие поздравления, выпили за князя, имя которого нельзя было произносить в Старгороде уже много столетий под страхом смертной казни. За князя Буривоя.
И когда все наконец снова занялись угощениями, и когда снова заиграла волынка, Велга прильнула