Тревога - Адыл Якубов

— Сейчас сделали все, на что способна медицина. Женщина молодая. Будем надеяться, друг мой.

Мутал потупился. Мучительно хотелось спрашивать и спрашивать об одном и том же: «Выживет она? Есть надежда? Выживет?»

— Может, надо еще чем помочь? Лекарство из города? Мы бы послали человека…

Старик грустно улыбнулся:

— Не беспокойтесь, все есть. Не было противошоковой жидкости — достали в больнице шахтеров. Понадобилась кровь — нашлись люди, дали. Впрочем, переливание сделаем еще раз…

— Пожалуйста, я дам кровь!

— Хорошо, голубчик, мы будем иметь в виду. — Врач подал ему руку и добавил: — Будем надеяться — молодость пересилит. Ну, об остальных не беспокойтесь. И отец девушки той, что с переломом, пусть не тревожится: в гипсе кость живо срастется.

Они простились тепло. Коротко пересказав ожидавшим слова врача, Мутал сел в машину.

— Теперь в прокуратуру, — сказал он вслух то ли самому себе, то ли шоферу.

Тот обеспокоенно глянул на председателя:

— А зачем… туда?

— Там видно будет!

Когда свернули с главной улицы у здания райкома партии, мелькнула мысль: «Зайти?» Но в окнах не было света. Он вспомнил: ведь сегодня еще праздник, да и время позднее.

Машина остановилась у невзрачного здания на боковой улице, снаружи освещенного сильнее, чем соседние. Почувствовав, как защемило сердце, Мутал нарочно с шумом распахнул дверцу, спрыгнул на землю.

Из прихожей широко раскрытая дверь вела в комнату, где сидели два милиционера. Один склонился над чайником, закипавшим на электроплитке. Другой, круглолицый и плотный, показался знакомым. С телефонной трубкой, прижатой к уху, он что-то записывал в тетрадь.

Увидев и узнав Мутала, круглолицый кивнул в знак приветствия, потом указал карандашом через прихожую на дверь, обитую дерматином.

Районного прокурора Джамалова Мутал почти совсем не знал. Только один раз встречался и разговаривал с ним — когда Апа подняла шум из-за тутовых деревьев. Эту встречу Мутал не любил вспоминать: уверенный в своей правоте, он разговаривал тогда с прокурором довольно резко. Джамалов, наоборот, держался очень тактично. Это был мягкий в обхождении человек, с открытым правильным лицом, всегда подтянутый. Несмотря на седину, он казался моложе своих сорока пяти лет.

В комнате секретаря горел свет, но никого не было. Мутал пересек ее и шагнул в раскрытую дверь кабинета.

Джамалов стоял у сейфа, перелистывая папку — «дело». Чем-то он показался Муталу незнакомым, новым. Ага, голова обрита наголо, блестит при свете лампочки. Но на лице прежняя располагающая улыбка; только глаза чуть сощурены.

— Садитесь, пожалуйста. — Джамалов указал на кресло.

Мутал сел на самый край. В кабинете обстановка старомодная: плотные бархатные занавеси, тяжелые кресла, массивные чернильницы на просторном столе.

Джамалов тоже сел, провел ладонью по гладко обритой голове, нахмурил брови и задумался, глядя куда-то в сторону.

Ну что ж, он и ожидал увидеть Мутала таким вот притихшим, озадаченным, хотя и чувствовалось, что тот держит себя в руках. Он, Джамалов, предвидел, что так случится, предвидел давно, еще когда утверждали этого молодого честолюбца председателем взамен Палвана — пусть необразованного, зато с многолетним опытом, волевого, умеющего держать людей в узде. Еще отчетливей почувствовал Джамалов, куда идет дело, когда столкнулся с Каримовым в истории с тутовыми деревьями. Ого, как этот непрошеный «преобразователь» тогда разговаривал с ним! Будто не с прокурором, а с шофером своей персональной машины. Какая наглая самоуверенность! Все они одинаковы, «новые кадры»! Пусть призывают опираться на них, верить им, — он, Джамалов, подождет. Муминов тогда раскритиковал его на бюро райкома — пускай теперь полюбуется на своего питомца! Впрочем, стоп! Ни у кого даже догадки не должно появиться об этих мыслях.

Джамалов кашлянул и перевел взгляд на председателя. И Муталу подумалось: прокурору самому представляется нелегким этот разговор.

— Значит, вы находились в горах? — заговорил, наконец, Джамалов.

— Да. Ездил к Кок-Булаку.

По правде говоря, начало разговора ободрило Мутала: он ожидал другого. Исчезла тяжесть на сердце, хотелось скорее рассказать все этому мягкому, даже чуть застенчивому человеку. Джамалов еще помолчал, погладил бритую голову. Потом заговорил, с грустью покачивая головой, глядя в сторону:

— Вы ведь уже были в больнице и знаете последствия. Случай исключительно тяжелый… — Мутал в знак согласия наклонил голову. — Как нехорошо получилось, что вы доверили машину этому пареньку!

«Нехорошо получилось, — повторил в уме Мутал. — Безответственный поступок, преступление!»

— Трое раненых, одна при смерти, — тем же тоном продолжал прокурор. — Дорогой товарищ Каримов, ведь это ужас!.. Подумать только!.. Давно такого не случалось у нас в районе. Вы… вы представляете всю тяжесть вашей ответственности?

Голос прокурора дрогнул, и дрогнуло сердце у Мутала.

— Я, — поперхнувшись, глухо заговорил он, — сознаю тяжесть всего случившегося и — поверьте — вину свою умалять не собираюсь.

Джамалов сочувственно покачал головой, потом достал из ящика стола какой-то бланк розового цвета, написал что-то сверху. Поднял карие усталые глаза на Мутала.

— Вы удостоверились, что шофер Султан Джалилов был пьян, когда явился по вашему вызову?

— Да, это было очевидно.

— Почему же в таком случае вы не вызвали заведующего гаражом, не сняли Джалилова, с дежурной машины?

— Так ведь его братишка, Набиджан… — Мутал увлекся, не замечая, что прокурор не сводит с него пристального, изучающего взгляда. — Он часто водил эту машину, и я был уверен…

— Вы хотите представить дело так, — неожиданно резко перебил Джамалов, — будто не знали, что Набиджан Джалилов не имеет водительских прав?

— Я не сомневался, что права у него есть.

— Сомневались или нет — установит следствие. — Джамалов взмахом руки рассек воздух. Помолчав, он вдруг криво усмехнулся: — Надеюсь, вы не станете отрицать, что затеяли драку с пьяным шофером? Рубаху на нем порвали, самого оскорбили. Признаться, я изумлен. Не предполагал, что вы такой… извините, легковесный!

Мутала бросило в жар, точно ему дали пощечину, неожиданно, из-за угла.

— Я уверен, — сказал он, стиснув кулаки, — следствие выяснит, кто кого оскорбил.

— Да, конечно. Вы, однако, не станете отрицать, что рубаха Джалилова была порвана?

— Нет.

— Хорошо. — Джамалов поднялся с места, одернул белый китель, прошелся по кабинету, скрипя начищенными сапогами. Потом остановился у стола. — Допрашивать вас я не собираюсь, назначено следствие. Однако порядок требует… Не потому, что я не доверяю вам… Распишитесь, пожалуйста, вот тут. Подписка о невыезде из района.

— Пожалуйста. Все?

— Да. Всего хорошего! — Джамалов слегка поклонился.

Выйдя на улицу, Мутал рывком расстегнул ворот — не хватало воздуху. Он не заметил, как от машины отделилась тень, скользнула к нему. Знакомые женские руки обвили шею. Жена, Гульчехра.

— Зачем ты здесь? — спросил он.

Женщина еще теснее прижалась к нему, на глазах ее выступили слезы.

— Отпустили? — выдохнула она почти без звука.

— А почему ты… С чего ты взяла, что меня арестуют?

— Боже мой, да весь кишлак говорит!..

На какую-то секунду— только на секунду! — он почувствовал дрожь в коленях. Но тут же выпрямился. Какой вздор! В сравнении с этим несчастьем…

— Ты не побывала ни у кого?

— У кого же?

— Ну, хотя бы у матери Шарофат?

— Нет.

— Почему?

— Но ведь ты, — начала Гульчехра, — ведь тебя же…

— А!.. — Он резко взмахнул рукой. — Садись, едем домой. Поехали, Тахир!

IV

За полчаса до этого Латиф на своей потрепанной «Волге» подъезжал к кишлаку. На заднем сиденье молча, будто воды в рот набрала, сидела Муборак.

На улицах кишлака было безлюдно, тихо, темно, хотя на редких столбах светились лампочки, прикрытые листвой деревьев.

Латиф задумался: ехать прямо домой или заглянуть сначала к дяде? Впрочем, с ним ведь Муборак, и не нужно, чтобы она знала о его позднем визите к Палвану. К нему можно и после зайти.

Подъехав к правлению колхоза, Латиф затормозил, обернулся к спутнице:

— Как себя чувствуете, Муборакхон?

— Спасибо, — отозвалась она и стала открывать дверцу.

— Я бы вас прямо к дому подбросил, да, глядишь, молодой муж подумает: «Откуда бы это в такой час?..» А? Ха-ха!

Муборак с грохотом захлопнула дверцу.

— Я слышала, вас называют трепачом. Теперь вижу: правильно называют!

Латиф успел только процедить сквозь зубы:

— Погоди ж ты, желтоклювая!..

…Старый, но все еще крепкий и внушительным дом Равшан-Палвана стоит на самом перекрестке. Сад и дом обнесены прочным высоким дувалом. Тяжелые, с железными бляхами, ворота теперь почти всегда на запоре. Ход — в калитку.