Россия нэповская - С Павлюченков

Однако генетическое родство народных масс с авторитаризмом и диктатурой не означает, что порожденная массой власть в конкретных условиях полностью следует в русле ее интересов. Возникшее явление, согласно универсальному закону отчуждения явлений, вступает в противоречие с породившей его субстанцией. Авторитарная власть, вступая в фазу самоопределения и отчуждения, неизбежно должна вступить и в противоречие со своей социальной первоосновой. Делает это она очень бесцеремонно и грубо, ровно настолько, насколько груба и примитивна породившая ее субстанция, — и тогда вновь начинается брожение. Природные вожаки вновь зовут массу в бой, к новым социальным подвигам. Революционная масса России отвергла власть буржуазии и помещиков в ходе гражданской войны, но, обнаружив свои противоречия с новой бюрократией, приступила к поискам некоего «третьего пути» — не капитал, не бюрократия, а нечто иное. Эти поиски «третьего пути», «третьей силы» красной нитью проходят через крестьянскую и пролетарскую историю периода военного коммунизма и нэпа в самых разнообразных вариантах. Как правило, результаты этих поисков оказывались эфемерными. С одной стороны, всякого рода «демократические контрреволюции» поглощались контрреволюцией настоящей, реставрационного толка, а отзвуки махновской и прочих вольниц рассеивались за кордоном. С другой стороны, соответствующие оппозиционные течения в большевизме либо сводились к безрезультатному критиканству и бесплодному воспроизводству охлократических идей, уже отторгнутых действительным течением вещей, либо сами скатывались на путь того же бюрократизма, да еще усугубленного малокультурностью и неискушенностью вожаков оппозиции. Об этом свидетельствовал скандальный опыт пребывания у власти представителей течений «демократического централизма» и «рабочей оппозиции» в Туле и в Самаре в 1920–1921 годах.

Кризис в партии, кризис в обществе, отчетливо выразившиеся в событиях начала 1921 года, вопреки всем запретительным резолюциям всколыхнули множество активных коммунистов из низовых структур партии. После X съезда в различных районах страны отмечалось появление разрозненных, немногочисленных по составу, зачастую конспиративных групп, которые в форме листовок, устной агитации смело и резко выступали с критикой военно-коммунистического курса партии и его наследия, либо, наоборот, выражали неприятие новой экономической политики. Наиболее заметным стало выступление Г. Мясникова, члена партии с 1906 года, занимавшего ранее ответственные посты в партийном и советском аппарате Пермской губернии. В мае 1921 года Мясников направил в ЦК докладную записку, в которой подчеркивал усиливающийся разрыв между партией и рабочим классом. С целью борьбы с бюрократизмом и повышения авторитета компартии среди рабочих и крестьян он считал необходимым «после того, как мы подавили сопротивление эксплуататоров и конституировались как единственная власть в стране, мы должны… отменить смертную казнь, провозгласить свободу слова, которую в мире не видел еще никто от монархистов до анархистов включительно. Этой мерой мы закрепили бы за нами влияние в массах города и деревни, а равно и во всемирном масштабе»[44].

Благодаря прошлым заслугам и положению Мясникова его настойчивые попытки достучаться до ЦК не утонули в архивной пыли, а неожиданно получили громкий резонанс. 23 июля Оргбюро поручило специально созданной комиссии разобраться с делом Мясникова. Предложения, выдвинутые им, были столь принципиальны и столь не ясны относительно возможных последствий в обстановке выработки нового партийного курса, что комиссия не рискнула взять на себя ответственность самостоятельного ответа. 1 августа Бухарин передал документы Мясникова Ленину, и тот счел нужным составить подробный ответ, в котором громко прозвучала фраза, ставшая крылатой: «Мы самоубийством кончать не желаем и потому этого не сделаем». Ленин согласился с утверждением о необходимости «гражданского мира», но категорически отверг главный тезис Мясникова о свободе печати, ибо свобода печати влечет свободу политической организации, а дать такое оружие буржуазии — «значит облегчать дело врагу, помогать классовому врагу»[45].

Широко распубликованный ответ Ленина был предназначен не только для Мясникова. В первый год новой экономической политики, когда происходило ее противоречивое становление, многие основания нового курса большевиков еще были совершенно неясны для самой партии и тем более туманны для окружающего мира. Наряду с известными «сменовеховскими» иллюзиями за рубежом, в самой партийно-государственной структуре нередко звучали предложения решиться вслед за хозяйственной и на политическую либерализацию системы.

Весной и летом 1921 года ЦК партии был завален обращениями от коммунистов и других деятелей социалистического толка призывающими дать обществу те или иные политические свободы. Например, уже 11 апреля 1921 года подобное письмо о расширении легальных условий деятельности меньшевиков и эсеров было направлено в партийные инстанции известным «децистом» И. Вардиным (Мгеладзе)[46]. И гораздо позже, в январе и марте 1922 года, Ленин был вынужден растрачивать свое быстро тающее здоровье на воспитательные мероприятия в отношении Чичерина и Радека, которые предложили: первый — изменить параграфы Конституции в пользу политической оппозиции, а второй — разрешить меньшевикам издавать свою газету.

Ответ Ленина Мясникову был принципиален в смысле определения партийно-государственной стратегии и прямо или косвенно обращен ко всем заинтересованным политическим силам. Однако, что касается самого Мясникова, то мнение даже такого партийного авторитета, как Ленин, не смогло поколебать его устремлений. Вообще же, по воспоминаниям знавших его партийцев, Ленин был единственным кого он уважал среди коммунистической верхушки, себя он считал вторым после него человеком в партии. Безусловно, амбициозности Мясникову было не занимать, он отличался той маргинальной психопатичностью, благодаря которой и возникают на политической сцене отдельные лидеры. Из тех же воспоминаний известно, что его отличительной чертой была настойчивость и, будучи уверенным в своей правоте, он всегда «бил напролом», независимо от возможных результатов. Мясников был хорошо политически развит, обладал ораторскими способностями, умел своим гортанным голосом произносить речи с большим подъемом и увлекать аудиторию. Не мудрено, что особенной популярностью он пользовался у молодежи Перми и Мотовилихи, выглядел в их глазах «маленьким божком». В Пермском губкоме комсомола большинство состояло из сторонников Мясникова. Взгляды Мясникова, сложившиеся к 1921 году, базировались на критике бюрократизма, закостенелости партийно-государственного аппарата и отстранении рабоче-крестьянской массы от участия в управлении обществом как главных источников экономического и социального кризиса в Советской России.

В первую очередь, полагал Мясников, необходимо организовать «наилучшим образом» ячейки государственной власти путем восстановления утраченной роли пролетариата в организации производства и распределения. Такими ячейками он представлял Советы рабочих депутатов, которые потеряли первоначальное значение выразителей интересов рабочего класса и из производственной, руководящей организации превратились в территориальную. По мысли Мясникова, Советы рабочих депутатов, кроме чисто производственных задач — составление программ и руководство по их выполнению, могли бы взять на себя заботу о снабжении трудящихся, разгрузив и разбюрократизировав снабженческие организации. «Советы управляют, (профессиональные) союзы контролируют: вот сущность взаимоотношений между завкомом и советом, между ВЦСПС и ВСНХ, между ВЦСПС, и ВЦИК, и Совнаркомом»[47].

Для управления мелкокрестьянским сельскохозяйственным производством и жизнью деревни Мясников отстаивал необходимость крестьянской самоорганизации. В артели, коммуны и прочие коллективы большинство крестьян не идет, указывал он. Да это и есть «надевание хомута с хвоста». То, что должно явиться результатом развития производительных сил, хотят сделать предпосылкой». Формой организации деревни должен быть союз, к которому существует стихийное влечение крестьянства. В своих идеях крестьянского союза Мясников почти полностью отразил преследуемые большевистской властью требования деревенских вожаков по участию крестьян в экономической политике Советской власти. В задачу крестьянского союза должны были входить интенсификация сельского хозяйства, контроль за выполнением повинностей и налогов, участие в выработке цен на хлеб и изделия промышленности и т. п.[48]

Первостепенное значение Мясников придавал борьбе с бюрократизмом и критике нового общественного неравенства, складывающегося в условиях большевистской власти. Выступления Мясникова имели сильный налет махаевщины — враждебности к интеллигенции, которая, по мысли «чистых» идеологов пролетариата, при новом строе превращается в очередных эксплуататоров рабочего класса. Для рабочего класса — убеждение, а для интеллигенции одно лекарство — мордобитие, — провозглашал Мясников[49].