Нарцисс в цепях - Лорел Гамильтон

И еще одну штуку я добавила для защиты. Метафизические щиты бывают разные. Защититься можно почти чем угодно: металлом, камнем, травой, огнем, водой, ветром, землей и так далее... У всех щиты разные, потому что дело это очень индивидуальное — должно соответствовать вашему умонастроению. Если два экстрасенса воспользуются одним и тем же камнем, щиты все равно не будут одинаковые. Некоторые просто визуализуют камень, мысль о нем, ощущение и суть его, и этого им достаточно. При нападении они могут прикрыться мыслью о камне. Другой может представить себе каменную стену, вроде высокого забора вокруг старого дома, и результат будет тот же. Для меня щит должен быть башней. Любой щит — он как пузырь, обволакивающий со всех сторон — точно как круги силы. Я это всегда понимала, когда поднимала мертвых, но для установки щита я его должна видеть у себя в мозгу. Поэтому я воображала каменную стену, сплошную, без окон и щелей, гладкую и темную изнутри, куда только я могу впускать или выпускать. Ставить щит — это для меня всегда будто психотический срыв, когда я излагаю собственный бред. Но это помогает, а когда я этого не делала, всякие твари пытались мне повредить. Только две недели назад Марианна обнаружила, что я на самом деле не понимаю вообще, что такое щит. Я думала, что это просто вопрос силы ауры и насколько ее еще можно укрепить. Она мне объяснила, что я еще жива только потому, что просто сильна невероятно. Но щиты — это нечто внеауры, как стена вокруг замка, дополнительная зашита. А внутренняя защита — это здоровая аура. Надеюсь, к исходу ночи я что-то из этого обрету.

Я завернула за угол и увидела очередь, растянувшуюся до конца квартала. Вот именно этого мне и не хватало. Останавливаться у конца очереди я не стала — пошла дальше, надеясь, что чего-нибудь придумаю для швейцара, когда дойду до дверей. Ждать у меня времени нет.

Но я прошла только полпути, как из очереди вылез кто-то и окликнул меня по имени.

Я не сразу узнала Джейсона. Во-первых, его по-детски мягкие светлые волосы были острижены коротко, как у молодого бизнесмена. Во-вторых, одет он был в серебряную сеточку-рубашку и штаны, вроде бы тоже из серебряной сеточки. Только пах прикрывала тонкая полоска сплошной серебристой ткани. Наряд настолько привлекал внимание, что я даже не сразу сообразила, насколько материя прозрачна. То, что я видела, это было не серебро, а кожа Джейсона сквозь блестящую вуаль. Наряд, не оставлявший никакого простора воображению, завершался серыми сапогами до половины икры.

Мне пришлось заставить себя взглянуть ему в лицо, потому что я все еще трясла головой, ошеломленная его одеждой. Она не казалась удобной, но Джейсон редко жаловался на свой наряд. Он был дрессированным волчонком у Жан-Клода, а иногда и утренним завтраком. Иногда охранником, иногда мальчиком на побегушках. А кого еще Жан-Клод мог поставить ждать на холоде почти голым?

Глаза Джейсона без отвлекающих внимание волос казались больше и как-то синее. Лицо выглядело старше, кости прорисовывались четче, и я подумала, что Джейсон как раз на грани между смазливым и красивым. Когда мы познакомились, ему было девятнадцать. Двадцать два ему больше шли. Но этот наряд — на него можно было только усмехнуться.

Он тоже мне ухмылялся. Кажется, мы оба были рады друг друга видеть. Я ведь, расставшись с Ричардом и Жан-Клодом, рассталась и с их окружением. А Джейсон был членом стаи Ричарда и ручным волком Жан-Клода.

— У тебя вид, как у космонавта из порнофильма. К тебе тут обниматься не лезли?

Он одарил еще более широкой улыбкой:

— Наверное, меня так одели в наказание. Жан-Клод велел мне дождаться тебя и провести внутрь. У меня штамп на ладони, так что нас пропустят.

— Слушай, а не холодно так на улице?

— А чего бы я еще в такой густой толпе стоял? — Он жестом предложил мне взять его под руку. — Позвольте вас проводить, миледи?

Я взяла его под руку левой рукой. Джейсон положил свободную руку поверх моей. Если это будет самый большой его выпендреж за ночь, значит, он действительно повзрослел. Серебристая ткань была на ощупь грубее, чем можно было подумать, и чуть царапала руку.

Когда Джейсон вел меня по ступенькам, мне предстал на обозрение его изящный зад. Материя, покрывавшая пах, сзади превращалась в тонюсенькую полосочку. Рубашка до штанов не доходила, и мелькал голый живот, когда он чуть поворачивался на ходу.

Музыка ударила меня у дверей, как пощечина великана. Будто сквозь стену пробиться. Я не думала, что «Нарцисс в цепях» — танцевальный клуб. Но если не считать чуть более экзотической одежды завсегдатаев с избытком кожаной черноты, все было как во многих других заведениях. Обширный зал, тускло освещенный, темный по углам, слишком тесно набитый народом, дергающимся под слишком громкую музыку.

Моя рука чуть-чуть сжалась на локте Джейсона, потому что я в таких местах всегда немного не в своей тарелке — по крайней мере первые минуты. Мне бы декомпрессионную камеру между внутренним и внешним пространством, чтобы перевести дыхание и адаптироваться. Но эти клубы не пытаются дать тебе привыкнуть — они тебя тут же ошеломляют сенсорной перегрузкой и надеются, что ты выживешь.

Кстати, о сенсорной перегрузке: Жан-Клод стоял у стены недалеко от входа. Длинные черные локоны рассыпались по плечам, спадая почти до пояса. Я даже не помнила у него таких длинных волос. Он стоял, чуть отвернувшись от меня и глядя на танцующих, так что лица его я толком не видела, но зато у меня было время рассмотреть все остальное. Он был одет в черную виниловую рубашку, будто облит ею. Руки у него оставались голыми до плеча и на фоне сияющего винила казались невозможно белыми, будто подсвеченными изнутри. Конечно, это было не так, хотя и могло быть. Жан-Клод никогда не опускался до такого declasse,чтобы демонстрировать подобные возможности в общественном месте. Штаны на нем были из того же блестящего винила, и длинные линии его тела казались будто облитыми кожей. Виниловые сапоги кончались выше колен и блестели так, будто их начистили, подышали и начистили снова. Все в нем было блестящим — темное сияние одежды, белое сияние кожи. Вдруг он резко обернулся, будто ощутив, что я на него глазею.

Увидев его лицо, пусть даже на расстоянии, я ощутила, что мне трудно дышать. Он был красив. Красив захватывающей дух красотой, мужественной красотой, но как-то на грани мужественности и женственности. Не андрогинной, но близкой к тому.

Зато когда он пошел ко мне, движения его были чисто мужскими, хоть и грациозными, будто он двигался под слышную только ему музыку, но походка, покачивание плеч — женщины так не двигаются.