Участница свадьбы - Карсон Маккалерс

— Перестань, — попросила Фрэнки.

Фрэнки помешалась!Фрэнки помешалась! —

продолжала Беренис не умолкая, и ее голос звенел, как джазовая мелодия или как стук сердца, который отдается в голове, когда у тебя жар.

Фрэнки стало нехорошо, и она взяла со стола нож.

— Лучше замолчи!

Беренис сразу умолкла. Кухня внезапно съежилась, и в ней наступила тишина.

— Положи нож.

— Попробуй заставь меня.

Фрэнки перехватила нож так, что рукоятка упиралась ей в ладонь, и потрогала лезвие. Оно было острым, гибким и длинным.

— Положи нож, чертенок!

Но Фрэнки поднялась со стула и тщательно прицелилась. Ее глаза сузились, а руки больше не дрожали — от ножа словно исходило спокойствие.

— Попробуй только бросить! — крикнула Беренис. — Попробуй только!

Во всем доме было очень тихо. Казалось, что пустой дом ждет. И тогда в воздухе просвистел нож и, вонзаясь, стукнуло лезвие. Нож впился в филенку двери, за которой начиналась лестница, и задрожал. Фрэнки смотрела на него, пока он не перестал дрожать.

— Я лучше всех в городе бросаю нож, — сказала она.

Позади нее Беренис не сказала ни слова.

— Если устроят такие соревнования, я буду победительницей.

Фрэнки выдернула нож из стены и положила его на стол. Потом она поплевала на ладони и потерла их.

Наконец Беренис заговорила:

— Фрэнсис Адамс, когда-нибудь ты допрыгаешься!

— Если я и промахиваюсь, то всего на несколько сантиметров.

— Ты знаешь, что отец не разрешает тебе бросать нож в доме.

— Я тебя предупреждала: не дразни меня.

— Тебе не место в доме, — сказала Беренис.

— В этом доме мне жить осталось недолго. Я скоро убегу отсюда.

— Туда тебе и дорога, долговязой безобразнице, — ответила Беренис.

— Вот увидишь, я уеду из города.

— И куда же ты отправишься?

Фрэнки осмотрела все углы кухни, потом ответила:

— Не знаю.

— А я знаю, — сказала Беренис. — Прямиком в сумасшедший дом, вот куда.

— Нет, — отрезала Фрэнки. Она стояла неподвижно и смотрела на стену, всю покрытую странными рисунками, а потом закрыла глаза. — Я уеду в Уинтер-Хилл. Я уеду на свадьбу. И пусть я ослепну, если когда-нибудь вернусь сюда.

Она сама не знала, что бросит нож, до тех пор пока он не вонзился в дверь и не задрожал. И она не знала, что произнесет эти слова, пока они не прозвучали. Ее клятва была как внезапно брошенный нож; Фрэнки почувствовала, как клятва поразила ее и теперь дрожала в ней. И когда слова замерли, она повторила:

— После свадьбы я сюда не вернусь.

Беренис откинула ладонью влажную прядь со лба Фрэнки.

— Миленькая, ты не шутишь? — спросила она.

— Нет, конечно! — сказала Фрэнки. — Думаешь, я зря дала такую клятву? Иногда, Беренис, мне кажется, что ты все понимаешь куда медленнее, чем другие люди.

— Но ведь ты же сказала, что не знаешь, куда хочешь уехать, — продолжала Беренис. — Ты уезжаешь, а сама не знаешь куда. Просто я тут никакого смысла не вижу.

Фрэнки осмотрела по очереди все четыре стены кухни сверху донизу. Она думала о большом мире, непостоянном и свободном, о мире, который вращался стремительнее и свободнее, чем когда-либо прежде. Картины войны проскакивали одна за другой перед ее взором, соединяясь в одну. Она видела острова, покрытые яркими цветами, и берег северного моря, на который накатываются серые волны. Мертвые глаза и топот солдатских ног. Танки и самолет со сломанным крылом, который горел, падая вниз в пустынном небе. Огромный мир был расколот грохотом сражений и вращался со скоростью тысяча миль в минуту. В мозгу Фрэнки мелькали названия: Китай, Пичвилл, Новая Зеландия, Париж, Цинциннати, Рим. Она думала о вращающемся огромном мире, пока ноги у нее не начали дрожать, а на ладонях не выступил пот. И все-таки она не знала, куда поедет. Наконец она оторвала взгляд от стен кухни и сказала Беренис:

— Мне кажется, будто с меня сняли всю кожу. Съесть бы сейчас шоколадного мороженого.

Беренис положила ей на плечи руки и укоризненно покачала головой. Ее настоящий глаз, прищурившись, смотрел в лицо Фрэнки.

— Но все, что я тебе сказала, — повторила Фрэнки, — истинная правда. После свадьбы я сюда не вернусь.

Позади раздался шорох, обернувшись, они увидели, что в дверях стояли Хани и Т. Т. Вильямс. Хотя Хани приходился Беренис сводным братом, они не были похожи: Хани скорее можно было принять за иностранца, кубинца или мексиканца. У него была светлая кожа лилового оттенка, узкие спокойные глаза продолговатой формы и гибкое тело. За его спиной стоял Т. Т. Вильямс, очень большой и черный. Он был седой, старше даже Беренис, и облачен был в парадный костюм с красным значком в петлице. Т. Т. Вильямс ухаживал за Беренис. Он был хозяином ресторана для негров, и деньги у него водились. Хани из-за плохого здоровья не взяли в армию, и он копал песок в карьере, пока у него внутри что-то не оборвалось, и с тех пор он больше не мог заниматься физическим трудом. Втроем они стояли в дверях одним темным пятном.

— Что это вы так тихо подкрались? — спросила Беренис. — Я вас даже не слышала.

— Вы с Фрэнки о чем-то заговорились, — сказал Т. Т.

— Я уже готова, — заявила Беренис, — давно готова. Может, вы на дорогу чего-нибудь пригубите?

Т. Т. Вильямс взглянул на Фрэнки и переступил с ноги на ногу. Он держался с достоинством, любил угождать другим и всегда старался соблюдать все правила приличия.

— Фрэнки умеет держать язык за зубами, — продолжала Беренис. — Так ведь?

На такой вопрос Фрэнки ничего даже не ответила. Хани был одет в темно-красный, болтавшийся на нем вискозный костюм, и она сказала:

— Какой у тебя хороший костюм, Хани. Где ты его купил?

Хани умел разговаривать как учитель, и его лиловые губы двигались легко и быстро, словно бабочки. Но на этот раз он только пробормотал в ответ слово, даже не слово, а звук «х-х-м-м», который мог означать все, что угодно.

Стаканы уже стояли на столе, как и бутылка из-под выпрямителя для волос с джином, но они не стали пить.

Беренис сказала что-то про Париж, и Фрэнки почувствовала — они ждут, чтобы она ушла. Она стояла в дверях и смотрела на них. Ей не хотелось уходить.

— Хотите разбавить водой, Т. Т.? — спросила Беренис.

Они втроем остановились у стола, а Фрэнки замерла в дверях, лишняя.

— Ну, до свидания, — сказала она.

— Пока, миленькая, — ответила Беренис. — И забудь ерунду, о которой мы с тобой говорили. Если мистер Адамс не вернется до темноты, пойди к Уэстам, сходи поиграть с Джоном Генри.

— Когда это я боялась темноты? — сказала Фрэнки. — До свидания.

— До свидания, — ответили они.

Фрэнки закрыла дверь, но все равно слышала их голоса в кухне. Прислонив голову к кухонной двери, она слышала глухое бормотание, которое становилось то тише, то громче: «бу-бу-бу». Потом — после этого ленивого журчания голосов — возник вопрос Хани:

— О чем это вы толковали с Фрэнки, когда мы пришли?

Фрэнки прижала ухо к двери, чтобы услышать, что ответит Беренис, и наконец услышала:

— Да так, о пустяках. Фрэнки болтала всякую чепуху.

Девочка слушала их, пока Беренис и гости не ушли. В опустевшем доме темнело. Ночью Фрэнки и ее отец оставались совсем одни, потому что сразу после ужина Беренис уходила к себе домой.

Когда-то Адамсы сдавали одну из спален в своем доме. Фрэнки тогда было девять лет, в тот год умерла ее бабушка. Комнату сняли муж с женой по фамилии Марлоу. Они запомнились Фрэнки только потому, что про них однажды было сказано — «это простые люди».

И все же, пока они жили в доме Адамсов, Фрэнки была зачарована мистером и миссис Марлоу и их комнатой. Когда их не было дома, Фрэнки заходила к ним и осторожно, легкими движениями трогала разные вещи: пульверизатор миссис Марлоу, из которого можно было побрызгать духами, розово-серую пуховку для пудры, деревянные колодки для обуви мистера Марлоу. Они внезапно съехали после одного события, смысл которого Фрэнки не поняла. Произошло это летом в воскресенье.

Дверь в комнату Марлоу была открыта. Фрэнки могла видеть только часть комнаты, угол комода и лишь часть кровати, на которой лежал корсет миссис Марлоу. Но тишину комнаты нарушил какой-то непонятный звук. Переступив через порог, Фрэнки была настолько поражена увиденным в течение одной секунды, что бросилась на кухню, крича:

— У мистера Марлоу припадок!

Беренис подбежала, но, заглянув внутрь, только сжала губы и резко захлопнула дверь. Очевидно, она рассказала об этом отцу Фрэнки, потому что вечером он заявил — Марлоу придется уехать. Фрэнки пыталась спросить у Беренис, что произошло, но та только ответила, что это простые люди и, коль скоро в доме есть определенное лицо, они, по крайней мере, могли бы это понимать и закрывать дверь. Хотя Фрэнки знала, что «определенное лицо» — это она, но так ничего и не поняла. Она спрашивала, что за припадок был у мистера Марлоу, но Беренис ответила только: