Участница свадьбы - Карсон Маккалерс

В этом августе Беренис расчесала комариный укус у себя под мышкой правой руки, и он начал нарывать и, конечно, заживет, только когда спадет жара. Два семейства августовской мошкары облюбовали себе местечко в уголках глаз Джона Генри, и, хотя он часто тряс головой и помаргивал, они не желали улетать. А потом убежал Чарлз. Фрэнки не видела, как он вышел из дома и убежал, просто четырнадцатого августа, когда она позвала его ужинать, он не пришел и больше не появлялся. Она всюду разыскивала кота, послала Джона Генри бегать по городу и звать его. Но стояла жара, и Чарлз не вернулся.

Каждый день Фрэнки говорила Беренис одни и те же слова, и ответы Беренис были одними и теми же.

Поэтому они стали точно противная песенка, которую пели снова и снова.

— Если бы я хоть знала, куда он убежал!

— Да не переживай ты из-за этого драного кота. Я ж тебе сказала, что он не вернется.

— Чарлз не драный кот, а почти что чистокровный персидский.

— Он такой же перс, как я, — говорила Беренис. — Больше ты своего красавца не увидишь. Он ушел искать себе подругу.

— Подругу?

— А то кого же? Ищет себе подружку.

— Ты и вправду так думаешь?

— Конечно.

— Так почему же ему не привести свою подругу домой? Он ведь знает, что я буду только рада, если у нас поселится целая кошачья семья.

— Больше ты этого драного кота не увидишь.

— Если бы я хоть знала, куда он убежал.

Вот так день за днем в тоскливые предвечерние часы их голоса повторяли одну и ту же мелодию, одни и те же слова, и они стали напоминать Фрэнки нелепые стихи, которые наперебой читают двое сумасшедших. В конце концов она стала твердить Беренис:

— У меня такое чувство, будто все ушли и оставили меня одну.

Потом опускала голову на стол, и ей становилось страшно.

Но в этот день Фрэнки вдруг все изменила. Ей в голову пришла одна мысль, и, положив нож, она встала из-за стола.

— Я знаю, что мне нужно сделать, — сказала она внезапно. — Слышишь?

— Не кричи, я не глухая.

— Мне нужно обратиться в полицию. Они найдут Чарлза.

— На твоем месте я бы не делала этого, — ответила Беренис.

Фрэнки позвонила по телефону, который стоял в прихожей, и рассказала представителю закона про кота.

— Это почти чистокровный персидский кот, — сказала она, — только у него короткая шерсть. Очень красивого серого цвета, и на горле белое пятнышко. Отзывается на кличку «Чарлз», но если он не прибежит, попробуйте позвать его «Чарлина». Меня зовут мисс Ф. Джэсмин Адамс, мой адрес — Гроув-стрит, дом 124.

Когда Фрэнки вошла в кухню, Беренис негромко хихикала.

— Ну и ну! Вот сейчас они приедут, свяжут тебя и отвезут в Милджвилл. Да только представь себе, как толстяки полицейские гоняются за котами по улицам и зовут: «Кс, кс, кс, Чарлз! Иди же сюда, Чарлина!» О, Господи Боже!

— Да замолчи ты, — сказала Фрэнки.

Беренис сидела за столом. Она больше не хихикала, но ее черный глаз насмешливо косился на Фрэнки, пока она наливала кофе в белое фарфоровое блюдце, чтобы остудить.

— А кроме того, — продолжала она, — по-моему, нечего по пустякам беспокоить полицию, да и по делу даже не стоит к ней лезть.

— И вовсе не по пустякам, — сердито заявила Фрэнки.

— Ты же только что сказала им свое имя и адрес. И теперь они знают, где тебя искать, если им это понадобится.

— Ну и пусть! — сердито воскликнула Фрэнки. — Мне все равно! Мне все равно! — И внезапно ей стало безразлично, будет кто-нибудь знать, что она преступница, или нет. — Пусть приходят и арестуют меня, мне все равно.

— Я ведь только дразнила тебя, — сказала Беренис. — Вся беда в том, что у тебя пропало чувство юмора.

— А может, в тюрьме мне будет и лучше.

Фрэнки все кружила у стола, не расставаясь с чувством, что они уезжают от нее. Их поезд мчался на север. Позади оставались миля за милей, они уезжали все дальше и дальше от города на север, и воздух становился все прохладнее, смеркалось, как смеркается зимой. Поезд уносился к холмам, гудя по-зимнему, и миля за милей они отъезжали все дальше и дальше. Вот они передают друг другу коробку изящных шоколадных ракушек с завитками и смотрят, как за окном проносятся зимние мили. Теперь они уже очень далеко от ее города и скоро приедут в Уинтер-Хилл.

— Сядь, — приказала Беренис, — ты действуешь мне на нервы.

Неожиданно Фрэнки рассмеялась. Она вытерла лицо тыльной стороной ладони и снова подошла к столу.

— Ты слышала, что сказал Джарвис?

— Что?

Фрэнки все смеялась и не могла остановиться.

— Они разговаривали о том, стоит ли голосовать за С. П. Макдональда, и Джарвис сказал: «Я не голосовал бы за этого подлеца, даже если бы он выставил свою кандидатуру на должность собаколова». В жизни не слышала ничего остроумнее.

Беренис не засмеялась. Ее черный глаз скосился в угол, быстро оценил шутку и снова взглянул на Фрэнки. Беренис переоделась в розовое шелковое платье, а шляпу с розовым пером положила на стол. От голубого стеклянного глаза пот на ее темном лице тоже казался голубоватым. Беренис поглаживала перо на шляпе.

— А знаешь, что сказала Дженис? — продолжала Фрэнки. — Когда папа заметил, что я очень выросла, она сказала, что совсем не считает меня ужасно высокой. И еще сказала, что она почти не выросла после тринадцати лет. Честное слово, Беренис!

— Ну и хорошо.

— Она сказала, что у меня прекрасный рост и я, наверное, больше не буду расти. И еще она сказала, что все известные манекенщицы и кинозвезды…

— Она этого не говорила, — перебила Беренис. — Я ведь все слышала. Она только сказала, что ты, наверное, больше не будешь расти. А ничего такого она не говорила. Тебя послушать, так она только об этом и говорила.

— Она сказала…

— Это твой большой недостаток, Фрэнки. Стоит кому-нибудь что-нибудь сказать так, походя, и ты все так раздуваешь в своем воображении, что и не узнать. Вот твоя тетя Пет сказала Клорине, что у тебя хорошие манеры, а Клорина передала это тебе, ничего не прибавив. И гляжу, ты повсюду хвалишься, будто миссис Уэст сказала, что у тебя манеры лучше всех в городе и тебе нужно поехать в Голливуд. Чего только ты не наговорила! Если тебя чуть похвалят, так ты сразу придумываешь бог знает что. И то же самое, если тебя ругают. Ты все раздуваешь и представляешь так, как тебе нравится. А это большой недостаток.

— Не читай мне нравоучений, — ответила Фрэнки.

— Я тебе ничего не читаю, это все истинная правда.

— Кое с чем я согласна, — наконец сказала Фрэнки. Она закрыла глаза, и в кухне наступила тишина. Она чувствовала, как бьется ее сердце, и заговорила шепотом: — Вот что мне хочется знать: как, по-твоему, я произвела хорошее впечатление?

— Впечатление?

— Да, — ответила Фрэнки, не открывая глаз.

— Откуда я знаю? — сказала Беренис.

— Ну как я себя вела? Что я делала?

— Ничего ты не делала.

— Ничего? — переспросила Фрэнки.

— Ничего. Ты просто смотрела на них, будто на чудо какое. А как только заговорили о свадьбе, у тебя уши сразу стали торчком.

Фрэнки подняла руку к левому уху.

— И вовсе нет, — горько сказала она. И, помолчав, добавила: — В один прекрасный день ты увидишь, как твой большой толстый язык выдернут и положат перед тобой на стол. Как ты думаешь, тебе хорошо будет?

— Не груби, — сказала Беренис.

Фрэнки посмотрела на занозу у себя в пятке и, вытащив ее ножом, объявила:

— Любому человеку было бы больно, а мне нет. — Потом она начала опять кружить по комнате. — Я так боюсь, что не произвела хорошего впечатления.

— Ну и что? — сказала Беренис. — Скорее бы приходили Хани и Т. Т. Вильямс. Ты мне действуешь на нервы.

Фрэнки приподняла левое плечо и прикусила нижнюю губу. Потом она неожиданно села и уронила голову на стол, сильно стукнувшись.

— Что это ты, — сказала Беренис, — перестань!

Но Фрэнки все сидела застыв, сжавшись и опустив лицо на руку, и стискивала кулаки. Ее голос звучал неровно и приглушенно.

— Они были такие красивые, — шептала она. — Им, наверное, очень весело. И они уехали и бросили меня.

— Подними-ка голову, — приказала Беренис, — веди себя как следует.

— Они приехали и уехали, — говорила Фрэнки, — уехали и оставили мне эту тоску.

— Э-э-э! — в конце концов сказала Беренис. — Теперь я кое-что понимаю.

В кухне было тихо. Кухарка четыре раза топнула ногой — раз, два, три, бац! Ее живой глаз был темным и насмешливым. Она пристукивала каблуком, а потом запела в такт энергичным голосом:

Фрэнки помешалась!Фрэнки помешалась!Фрэнки помешаласьНа сва-адьбе!

— Перестань, — попросила Фрэнки.

Фрэнки помешалась!Фрэнки помешалась! —

продолжала Беренис не умолкая, и ее голос звенел, как джазовая мелодия или как стук сердца, который отдается в голове, когда у тебя жар.