Гарантия на счастье - Катажина Грохоля

— Я смотрю.

— Ведь мы столько лет прожили вместе.

Голос был хриплый, он когда-то курил.

Ее передернуло. Она не хотела слышать этот голос.

— Я иду спать.

— И все эти годы для тебя ничего не значат?

Для нее ничего не значат?

Конечно, значат. А особенно теперь. Они напоминают, сколько времени ушло впустую, пока она сидела, лежала, стояла, бегала, спешила, скучала, уставала, не высыпалась, разочаровывалась… Значат. Много значат. Для нее это потерянные годы. Время ее несвободы. Но теперь все. Хватит. Больше никогда.

Нечто непонятное и темное шевельнулось в груди и подступило к горлу.

Она встала. Все же она должна беречь этого человека. Нельзя допустить, чтобы нечто, скрывающееся в глубине ее души, вылилось на него. Если оно выйдет из-под контроля… она может не успеть предотвратить несчастье.

В конце концов, они шесть лет прожили вместе.

Может, даже не самые плохие шесть лет. Но они уже в прошлом.

— Я лягу в мастерской, — сказала она.

— Постой!

Это сильно ее задело, но она не позволит себе переживать по этому поводу. Она не хочет лежать около него. Не хочет спать на одной кровати. Она хочет уйти. Чтобы искать. Чтобы вернуть настоящую любовь. Чтобы не растратить впустую свою настоящую жизнь.

— Спокойной ночи, поговорим завтра.

Она не будет больше бояться, ненавидеть, раздражаться, больше не будет видеть это лицо, чужое сейчас, близкое когда-то, мир можно изменить, и себя можно изменить, жизнь можно изменить, да, да, да, да, да…

Раз уж она приняла решение, пути назад нет. Столько раз она думала об этом, взвешивала все «за» и «против», размышляла о прожитых вместе годах и не находила в них ничего хорошего. Думала о будущем, о том, как мало у нее осталось времени, от силы десять — пятнадцать лет, если, конечно, она будет следить за собой. Десять — пятнадцать лет нормальной, здоровой жизни, секса. Она сможет жить полной жизнью еще полтора десятка лет, если, конечно, все сложится. Думала об этом и ловила себя на мысли, как это банально. Но мысль, что надо что-то менять, не покидала ее. Я сделаю это сегодня, обещала она себе каждый день, сегодня, больше тянуть нельзя, это случится сегодня, я сегодня обязательно с ним поговорю. Каждый имеет право быть счастливым. Каждый имеет право изменить свою жизнь.

Она ведь не была счастлива с Анджеем.

Она был счастлива с Марчином.

Когда-то. Давно.

Каждый день будет как вино, каждое утро как вечер, а рассвет, наш общий рассвет, — подумай о нем. Ради этого рассвета, единственного в жизни, стоит жить и умирать, стоит сжечь за собой все мосты, стоит взлететь, стоит работать, стоит не поддаваться, перестать скучать и перестать бояться, это единственный рассвет, когда у страха не будет власти над нами, все в твоих руках…

Она поднималась на второй этаж, в их общую спальню, и неприязнь постепенно заполняла все ее существо, проникала в худые ноги, в руки, которыми она крепко держалась за перила, как будто боялась, что вдруг оторвется от ступенек и поднимется в воздух. Шла, чтобы взять плед из шкафа и пижаму, которая каждый вечер ждала ее под подушкой. Сегодня она ляжет спать в мастерской. А завтра, когда наступит первый свободный рассвет, она станет другим человеком, сомнения уйдут, и ничто не будет напоминать ей об этих шести годах.

Завтра наступит новый день.

Она встретила Анджея, когда спускалась. Он, опустив глаза, вжался в стену. Да, это на него похоже. Он никогда ни за что не боролся. Как же добился ее согласия на брак? Да еще после такого мужчины, как Марчин?

Сейчас она не могла этого понять.

Марчин…

Мужчина ее жизни, ее вторая половинка. Никому и никогда не выпадало еще такого счастья.

…я не должен писать тебе, но не могу не писать. Я буду ждать тебя всю жизнь. Не понимаю, как я мог тебя потерять. Я перестал различать сон и явь. Я дышу, но разве я живу? Я потерял тебя — и это самое страшное, что могло случиться со мной в жизни, я не забываю об этом ни на секунду… То, что нас связывало, было настолькоveryspecial,amazing[1]… ты это знаешь и помнишь. Давай начнем сначала…

Она положила плед на стул, присела на краешек и расплакалась. Она не могла так больше ни минуты. Ни сидеть, ни жить, ни оставаться, ни делать вид, будто хоть что-нибудь связывает ее с мужем.

Марчин оставил ее почти шесть лет назад. В июне будет шесть. За Анджея она вышла в январе. Он был добрым, заботливым… Это, правда, еще не повод, чтобы выходить замуж. Но тогда она, наверное, его любила. Марчин исчез — ему не хватало здесь жизненного пространства, он уехал в Лондон, обещал вернуться, написать… Не вернулся, не написал. А потом ей насплетничали, что туда к нему приехала Аська.

А Анджей был здесь. Вечно влюбленный и терпеливо ждавший подходящего момента, чтобы ее охмурить, околдовать, когда она не понимала, что делала.

Нет, она не должна быть так несправедлива к нему.

Анджей просто был. Ни разу в жизни он не подвел ее. Когда она влюбилась в Марчина — понял. Отошел в сторону. Но когда оказывался ей нужен, он тут же материализовывался, как будто никогда и не отходил дальше, чем на полшага. Утешал, понимал, разговаривал.

Нет, все было не так.

Анджей затаился и ждал удобного случая, а когда тот представился, он просто воспользовался тем, что она чувствовала себя одинокой, обманутой, брошенной.

Она встала и расстелила на кушетке простыню. Когда-то давно эта кушетка была зеленой. Теперь зеленый цвет местами превратился в серый, а теплый бархат блестел, как начищенные серебряные ложки. Она тяжело вздохнула и села, подперев голову рукой. Слезы струились по щекам. Самое сложное — делать вид, будто их все еще что-то связывает.

Вытерла нос тыльной стороной ладони. Мокрые следы своего отчаяния она вытирала другой рукой, пока они не исчезли, а кожа не покраснела.

Так жить нельзя.

Зачем она вышла за него?

Она встала и открыла дверь. Украдкой пробралась в ванную комнату, открыла кран с теплой водой и умылась. Подняла глаза и увидела в зеркале незнакомое лицо. Вода лилась в раковину, а она с недоверием рассматривала свое отражение. Это я? Эти темные круги под глазами? Эти мелкие морщинки в уголках глаз? Эта тонкая, натянутая кожа, которая стала совсем прозрачной? И все это я приобрела за годы моей счастливой супружеской жизни?

Он не любит меня.

Он никогда меня не любил.

Он…

Ее зеленые глаза сощурились от злости.

Вся жизнь еще впереди. Жизнь не закончилась, и не важно, сколько ей отпущено. Сколько бы ни было, нельзя этим пренебрегать.

Она завернула кран. Тихий шум воды внезапно прекратился. Взяла полотенце и вытерла лицо. Поднесла руки к щекам. Они покраснели: снова полопались сосудики — ну что ж, она уже не девочка, а зрелая женщина.

Зрелые женщины способны изменить свою жизнь.

Она аккуратно нанесла на лицо крем, но круги под глазами не исчезли, а в глазах не прибавилось блеска.

Затем она вернулась в мастерскую и тихо прикрыла за собой дверь. Разделась и на голое тело натянула ночную рубашку.

Каждый имеет право на ошибку, прости меня. Я не знал, что теряю. Я не знал, что люблю тебя больше всего на свете. Я не должен писать тебе, понимаю, но прости… Это сильнее меня…

Она всегда любила Марчина. Любила с тех самых пор, как увидела впервые, и по сей день. Любила, несмотря на тот ужасный удар, который он нанес ей своим отъездом. Она любила его безнадежной любовью, тяжелой, как запах духов «Опиум», которые он подарил ей на годовщину их знакомства, любила всем сердцем, телом, умом. Хотя благодаря Анджею она действительно на время его забыла.

«Я тосковала по нему все эти годы! — Эта мысль на мгновение лишила ее сил. — Как же я тосковала…»

Она чувствовала себя такой одинокой. Анджей этим воспользовался. Они поженились. Чтобы жить долго и счастливо. Она не помнит первых месяцев после свадьбы. А потом пришло письмо. Одно, другое, третье…

Я не могу простить себе того, что так легкомысленно лишил себя смысла жизни. Ты была моей жизнью…

Она не ответила. Побоялась.

Ответила только на четвертое письмо. Весьма холодно: что уже слишком поздно, что любовь — это большая ответственность, что она замужем и не хочет причинять боль Анджею.

Но Марчин продолжал писать.

И она втайне от Анджея отвечала.

Он писал о том, как она для него важна, и о том, что он, конечно, не хочет разрушить ее брак. Рассказывал, как всходит солнце над Темзой и как бьет Биг-Бен, повторял, будто он жалеет, что ее нет рядом.

Она писала о своих планах и о прошлом.

Он отвечал, что понимает ее, что она близка ему. Снова описывал Лондон — то, как красив на рассвете безлюдный город, когда прозрачное небо отражается в лужах на тротуаре, а первые лучи солнца, освещающие улицы, напоминают ему ее глаза.

Она признавалась, что он — ее единственный друг. Только ему она может довериться. Он один ее понимает.