Гарантия на счастье - Катажина Грохоля

— Антек, — сказала Аля, — я так мало понимала… Я хотела тебя поблагодарить и спросить, если бы… если бы я осталась… мы могли бы еще вернуться к тому прошлогоднему разговору?..

— Ты хочешь такой любви, какую видела в больнице? Я не могу тебе этого дать… и не хочу.

Стыд снова едва не овладел ею, но она решила, что на этот раз будет сильнее.

— Я уже знаю, что та женщина… что она только ради денег, но это выглядело…

— А я как раз не хотел, чтобы выглядело, я хотел, чтобы было по-настоящему.

Когда Антек провожал ее до автобусной остановки, начался дождь.

— Я предлагал отвезти тебя, теперь мы промокнем, — сказал он.

— Не важно. Я хотела пройтись. Хотела… как когда-то…

— Напишешь? — спросил он.

Да, сразу же, сегодня же, прямо с дороги, напишет и решится, потому что он любит это место, свой дом, больницу. А если он и ее будет любить, то прекрасно — тогда все получится. Она напишет ему об этом, попросит его дать ей шанс, если это возможно, убедит его в том, что она взрослая женщина, которая, конечно, иногда боится, но не будет проверять и требовать, а будет доверять и верить. Она напишет ему об этом. А там посмотрим.

Когда на темном мокром шоссе появился автобус, Антек повернулся к ней.

— Я рискну еще раз, — сказал он, а она, едва не расплакавшись, твердо подняла голову. Антек улыбнулся: — Твой дедушка показал мне, какой должна быть любовь.

К ней вдруг вернулось ощущение стыда и унижения, и произошло чудо. Аля почувствовала знакомое тепло, увидела присевшего на колени и раскладывающего серые листы бумаги деда, и стыд превратился в глубокую благодарность. Она подняла глаза к Антеку, он не смеялся, а только улыбался, он не смеялся над ней, а улыбался ей, и она поняла, что сможет все.

— Я тоже знаю, какой должна быть любовь. Только я забыла. И мне он тоже показал… — осеклась она, но потом закончила: — когда я описалась в костеле.

Я НИКОГДА НЕ СДАМСЯ

— Видите, какие у меня шрамы? Похоже на неотстиранную скатерть. От красного вина. Если на скатерть пролилось красное вино, нужно сразу насыпать соли, тогда пятен не будет. А если не насыпать, то остается такой след, как у меня здесь. Вот эти продольные рубцы у меня остались. Три или четыре. След отчаянной любви. Но это давно было. Я девчонкой была, ну, молодой девушкой. Я ходила с одним мальчиком, а он сказал, что мы должны на какое-то время перестать встречаться. Тогда я взяла лезвие и разрезала запястье. Потом обмотала руку полотенцем, смоченным горячей водой, и легла спать. Я надеялась, что до утра истеку кровью. Но утром проснулась как ни в чем не бывало. Полотенце стало влажным и грязным от крови. Порезы оказались неглубокими, длинными, легко расширялись при надавливании. Затянулись в течение недели. Но светлый след на изгибе левой руки остался. Глупая я была.

Видите? Когда я дотрагиваюсь, то ничего не чувствую, честное слово. Ничего. Не чувствую, даже когда сильно нажимаю на сгиб. Неумная была…

Да, я понимаю, вы тоже хотите мне что-то сказать о моем тексте, но я лучше говорю, чем пишу, поэтому хочу, чтобы вы знали, что я пережила…

Отец всегда по-доброму ко мне относился… Он был самым лучшим. Хотя у меня мало детских воспоминаний. Он допоздна работал, но редкий вечер он не входил в мою комнату и не целовал меня в лоб. Говорил: моя маленькая женщина, моя девочка.

Он умер от инфаркта, когда я была на зимних каникулах в Закопане. Я ничего не знала, поскольку мама мне не написала. До конца каникул оставалось три дня… Она не хотела меня расстраивать. Всегда есть время расстроиться, повторяла она. Это была очень удачная поездка… Там я познакомилась с Янеком… Он фантастически катался на лыжах. Янек жил в Кракове, обещал написать, но не написал… Человек верит в такие вещи, когда маленький… то есть молодой! Как я плакала, когда мы разъезжались… В последний день все девчонки плакали, потому что мы познакомились и подружились там с мальчиками… В предпоследний день мы играли свадьбы, понарошку. Янек сделал мне предложение — подарил красивый перстенек с зеленым глазком, потому что у меня глаза зеленые. А потом не написал.

Когда я приехала домой, мама сказала: «Детка, нет у тебя больше отца…» Вы себе не представляете, как я страдала. Я даже плакать не могла. Ничего не могла. Должна признаться, до сих пор не могу поверить, что его уже нет. Может, он просто ушел от нас, а мама не хотела причинять мне боль? Да, конечно, могила есть, но мне легче думать, что это ложь.

Чья? Всех. Ну да, всех. Я всегда знала, что самое главное в жизни — это любовь. Я всегда ценила любовь. Правда. Важнее ее для меня ничего не было. Когда я влюблялась, все остальное ничего не значило. Не представляю, как вообще смогла закончить школу. Наверное, старалась, поскольку мама сказала, что, если не получу аттестата, не поеду на каникулы с Витеком, моим другом. Пришлось мобилизоваться. Нужно было пересдать два экзамена, можете себе представить? В третьем классе лицея. Но на свете нет ничего важнее любви. Это уж точно. Готовилась я до четырех утра и сдала — оба экзамена, сначала биологию, а математику сдала в семь утра перед педагогическим советом, времени совсем не было. У меня была замечательная учительница, она пошла мне навстречу, и вот получилось. И мы вместе поехали на каникулы.

Витек был моим первым парнем. Я рассталась с девственностью задолго до тех каникул. Но родители ничего не знали. Еще в январе я стала женщиной. Мне тогда пришлось обмануть маму, сказать, что еду с подругой на учебу в Варшаву. А на самом деле мы с Витеком поехали на побережье. Зима, чудесный снег. Тетя Витека была заведующей домом отдыха, он договорился о домике на одну ночь. Там все и произошло. Потом на снегу он вытоптал огромную надпись: «Агата — моя навеки». Это были прекрасные мгновения. Я сдала экзамены в Главную торговую школу в Варшаве, чтобы быть вместе с ним. Ведь общие интересы сближают людей. Не мужчина же должен приспосабливаться к женщине, правда? Но на третьем курсе мы расстались. Он взял академический отпуск и уехал в Англию. А я осталась в Варшаве. До сих пор не могу понять, почему он меня оставил. Это было похоже на побег.

Может, чаю? Я тоже предпочитаю всем напиткам чай. У меня есть изумительные чайные чашки. Подарок Яцека. Он по крайней мере обо мне заботился! Знал, что я люблю настоящий, хорошо заваренный чай. Он уехал, и первым подарком, который мне прислал, стали эти чашки. Мы писали друг другу целых восемь месяцев. Показать вам? У меня толстая пачка его писем. Поэтому когда вы объявили этот конкурс, у меня и возникла мысль начать писать о любви.

Восемь месяцев мы друг другу писали, я хранила верность и ждала, а потом оказалось, что он не хочет возвращаться. Сколько можно ждать? Разве это любовь? Он же знал, что я из-за него света белого не вижу. Но не возвращался, даже короткий отпуск не взял. Если бы я действительно была ему дорога, он бы приехал, правда?

Я представляю, как бывает, когда мужчине небезразлична женщина. Я это чувствую. Тогда он выкладывается полностью. Во всем. Я знаю, вы пришли не для того, чтобы выслушивать подобные откровения, но подумала, что вам будет интересно узнать, почему у меня возникла потребность напечатать эти воспоминания… Хотя не знала, что… то есть я подозревала, что интерес может возникнуть, ведь люди хотят читать о любви, правда? Но сразу присылать корреспондента… Хорошо, хорошо, сейчас я дам вам возможность сказать…

Возвращаюсь к Яцеку… Если мужчине дорога женщина, то он приедет даже издалека. У него был контракт. И он не приехал. А другие приезжали. Я знаю, отпуск дают только через год. Но кто-то приезжал. Например, на похороны. Я предлагала Яцеку выслать телекс с сообщением, будто что-то случилось. Факсов-то под рукой не было тогда. Телекс с центрального почтамта. Умерла мама или что-нибудь подобное. Конечно, это неправда, но никто ведь не проверял факта смерти. Я это знаю, потому что когда умерла мама моей подруги, медсестры в Ираке, так она благодаря такому письму получила недельный отпуск и приехала в Польшу. А Яцек не хотел. Я ошиблась. Со мной нельзя шутить. Если я люблю, то люблю. Но я не позволю собой пренебрегать. Женщина должна себя уважать.

Может, и хорошо, что вы не хотите читать эти письма. Зачем? Я знаю, мужчин нельзя припирать к стенке, но это было зрелое решение. Не нужно позволять собой играть. Он написал, что приедет через четыре месяца. Просил меня потерпеть. Значит, он был не готов сделать для меня даже такой малости. Он сам это выбрал. Сколько я ночей проплакала, одному Богу известно.

Я была в ужасном состоянии, правда, в ужасном. Мир для меня рухнул. Весь мир. Ведь мы с ним были вместе целых два года. Строили замечательные планы. Мы только ждали, когда его сын немного подрастет, чтобы ребенка не ранить, разве он виноват? У него с самого начала с женой не складывалось. Когда он в первый раз хотел уйти, она забеременела. Знаете, какие женщины? Они на все пойдут, лишь бы мужчину удержать.