Рыцарь Шато д’Ор - Леонид Влодавец

Итак, спустя двадцать лет законный наследник Шато-д’Ора наконец-то выполнил обет и вернулся в Европу.

Душу Ульриха переполняли весьма противоречивые чувства. С одной стороны, долг чести был исполнен. Марко мог подтвердить, что его хозяин поразил сто сарацин и тем самым получил право вступить во владение феодом Шато-д’Ор. Теперь маркграф, если он не решится на клятвопреступление, обязан будет исполнить свое обещание. Однако юный племянник Ульриха уже стал хозяином Шато-д’Ора. Вряд ли он согласится без борьбы уступить замок. Значит, дяде и племяннику предстояло сойтись в поединке. Ульрих де Шато-д’Ор почти не сомневался в том, что победит юношу. Однако сейчас, увидев своего возможного соперника, Ульрих усомнится в справедливости того, что он задумал. Камень, брошенный Франческо, угодил в его больное место, и лишь поэтому он так жестоко высек сына. Если по дороге в Палестину, в самой Палестине да и весь обратный путь — вплоть до встречи с Альбертом — мысль пролить кровь племянника не казалась Ульриху чудовищной, то сейчас все внезапно изменилось. Прежде его противник был некой абстракцией. Ульрих даже не знал, существует ли тот в действительности. Он был лишь одержим одной мыслью — вернуться в Шато-д’Ор хозяином и устранить со своего пути все, что этому помешает — даже племянника, если этого потребуют обстоятельства. Встреча у реки все изменила. Дети его брата произвели на него благоприятное впечатление. Альберт и Альбертина были, без сомнения, очаровательны. Ульрих подметил в их облике черты той благородной красоты, которая напомнила ему давно ушедших отца, мать и брата. Ульрих был потрясен, увидев родные полузабытые черты, вдруг возродившиеся в юных созданиях, которые находились еще во чреве матери, когда он направлялся в Палестину. Мысль о том, что он, возможно, будет биться насмерть с одним из этих удивительно похожих друг на друга созданий, таких жизнерадостных, свежих и чистых, с одним из тех, кому еще жить да жить, — мысль эта не давала Ульриху покоя. Ведь в жилах Альберта — неотмщенная кровь его брата! И он, Шато-д’Ор, должен пролить эту кровь?! Нет, нужно сделать все возможное, чтобы уладить дело без боя!

Впрочем, в облике Альберта и Альбертины он увидел и черты, несколько его озадачившие. Близнецы и цветом волос, и фигурой (особенно, разумеется, Альбертина) походили на свою мать, Клеменцию де Шато-д’Ор. Ульриху подумалось, что, может быть, именно она является тем главным препятствием, которое преградит ему путь. Ульрих вспомнил тот уже почти стершийся в памяти день, который стал точкой отсчета всех бед и несчастий семьи Шато-д’Оров. Это был день, когда брат его, Гаспар, женился на дочери барона фон Майендорфа. Клеменция, тогда статная белокурая девица, получила в приданое четыре деревни и полтысячи крепостных, но именно эти деревни и послужили причиной раздора между Шато-д’Орами и маркграфом. Маркграф вступился за интересы аббатства Святого Иосифа, где неожиданно обнаружилась духовная грамота барона фон Майендорфа, который, как выяснилось, передавал эти деревни и прилагавшиеся к ним земли в вечное владение аббатству. Барон был абсолютно неграмотен и к тому же крепко выпивал. Он никак не мог вспомнить, приказывал ли он составить это завещание или нет. Веским доводом в пользу аббатства была личная печать фон Майендорфа, оттиснутая на документе. Барон свою печать признал, но заметил, что ею могли воспользоваться в то время, когда он спал (печать была вырезана на перстне). Маркграф, которому, как Ульриху потом стало известно, монастырь преподнес щедрый дар, потребовал от Шато-д’Оров вернуть приданое фон Майендорфу, чтобы деревни после смерти барона перешли к аббатству. Старый Шато-д’Ор вскипел, собрал свои шесть тысяч воинов… Все остальное в общих чертах уже известно читателю. Произошло это всего лишь спустя полгода после злополучной свадьбы.

Существовало и еще одно — причем весьма немаловажное — обстоятельство, связанное с именем Клеменции де Шато-д’Ор, урожденной баронессы фон Майендорф. Пожалуй, именно это обстоятельство заставляло Ульриха Шато-д’Ора сомневаться в том, что Клеменция окажется столь же гостеприимна, как ее сын Альберт. Однако это обстоятельство представляется настолько важным, что ему следует посвятить отдельную главу.

НЕМАЛОВАЖНОЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО

В молодости люди подчас совершают такие поступки, которые в зрелом возрасте расценивают не иначе, как безрассудство, и, удивляясь собственному деянию, размышляют: «Боже правый, да неужели я мог такое сотворить?!» Многие даже стремятся напрочь забыть о содеянном и стыдятся вспоминать и о своем поступке, и о том, что хоть как-то с ним связано. Более смелые вспоминают грехи прежних лет с иронической усмешкой, а то и с тоской восклицают: «Э-э-эх! Молодо-зелено! Что было, того не воротишь!» Впрочем, встречаются люди, которые по той или иной причине никаких безумств и безрассудств в молодости не совершали, а потому с жаром и упоением расписывают прегрешения своей юности.

Ульрих де Шато-д’Ор ни к одной из этих трех категорий не относился. Он относился к тем людям, которые не знают, как оценить свой былой «подвиг». Правда, некоторые свои поступки Ульрих оценивал однозначно, но вот большинству из них точной оценки дать не мог. Такое же отношение — ни за, ни против — было у Ульриха и к одному из совершенных им в молодости поступков, который некоторым образом усложнял его отношения с Клеменцией де Шато-д’Ор.

Случилось это за три месяца до роковой битвы при Оксенфурте. Причем по странному совпадению именно в тех местах, где спустя три месяца разыгралась эта кровавая драма.

Старый Генрих де Шато-д’Ор, еще не ведавший, что жалоба, составленная монахами, уже отправлена маркграфу, собрался на охоту. Это было чудесное весеннее утро, благоухающее ароматами распускающихся цветов и молодой травы, наполненное щебетом птиц и шелестом влажных нежно-зеленых листьев, озаренных золотистыми лучами солнца. Живописна и красочна была кавалькада из двухсот с лишним всадников и всадниц, выступившая в то утро из Шато-д’Ора! В глазах рябило от золотых и серебряных украшений на костюмах и головных уборах дам и кавалеров, от страусиных и павлиньих перьев, от переливающихся всеми цветами радуги тканей — парчи, бархата, атласа, шелка. Кони, покрытые разноцветными чепраками и попонами, украшенные богато отделанной упряжью и увитые яркими лентами, седла и оружие, отделанные слоновой костью, золотом, серебром, самоцветными и драгоценными камнями, — все было прекрасно, сказочно и неповторимо. Даже конюхи, егеря, загонщики, повара, слуги и прочая челядь были одеты нарядно и празднично. В обозе, на телегах и волокушах, везли бочки с вином, огромные круги сыра, мешки с вяленой рыбой, кадки с маслом, караваи свежего хлеба и прочую снедь. Своры отлично натасканных собак оглашали округу задорным лаем…