Загадка черного призрака - Анна Устинова

– Миронов? Серебряковы? Адамова? – не торопилась открывать дверь Филимоновна. – А не врете?

– Нет! – пылко заверил Петька.

Видимо, Филимоновне аргумент показался весомым. Замок щелкнул.

– А-а, – протянула домработница. – Вы?

– Мы! – подтвердили хором члены Тайного братства.

– К Водкиной? – последовал новый вопрос.

– Да! – опять хором ответили ребята.

– Проходите, – освободила дверной проем Филимоновна. – Как раз только что фильм досмотрели. Водкина моя в гостиной.

Но хозяйка уже сама спешила навстречу гостям. Вид у нее был величественный. Высокая. С гордой осанкой. Седые волосы слегка подсинены и тщательно уложены. А на массивной цепочке висели очки, которыми Наталья Владимировна пользовалась только при чтении.

– О! Молодежь!

Приветствуя всю компанию, Наталья Владимировна продемонстрировала благородный орлиный профиль. Она происходила чуть ли не из царского рода, хотя родилась уже после революции.

– Здравствуйте, Наталья Владимировна! – поторопились крикнуть четверо друзей.

– Ну, как там моя подруга Анечка? – посмотрела Коврова-Водкина на близнецов.

– Вам от нее привет, – ответила Маша.

А Димка зачем-то добавил:

– Она сама вечером к вам зайдет.

Маша украдкой состроила ему зверскую рожу, однако почти тут же успокоилась, сообразив, что в Димкином вранье нет ничего страшного. Бабушка постоянно ходила к Ковровой-Водкиной по вечерам. Так что, видимо, и сегодня пожалует.

– Ну, проходите! – широко распахнула дверь гостиной хозяйка.

Друзья вошли.

– И садитесь, – первой опустилась в старинное мягкое кресло Наталья Владимировна.

– Мы вообще-то по делу, – с места в карьер начал Димка.

– Ну, естественно, я уже поела, – не расслышав, отозвалась хозяйка. – Хотя вообще трудно назвать едой то, чем сегодня меня кормили! – добавила она по-актерски поставленным голосом.

– Вы меня не так по… – начал было ей растолковывать Димка.

Но тут в гостиную ворвалась Филимоновна.

– Не так кормили! – воскликнула она. – Конечно! Сама ведь велела сделать котлеты на пару без лука.

– Скука? – недоуменно переспросила хозяйка. – С каких это пор вам со мной стало скучно? Может, вы другое место уже подыскали? И поэтому меня так скверно кормите?

– Фу ты, прости господи, – посетовала Филимоновна. – Ну ничего не слышит.

– Это я не слышу? – великолепно разобрала тихую речь домработницы Наталья Владимировна.

– Конечно, – ответила Филимоновна. – Я ей про котлеты, а она про какое-то место.

– Нет, моя милая! – строго воззрилась на нее Наталья Владимировна. – Вы совершенно зря поставили тесто. Я вам еще два дня назад втолковывала, что сижу на диете. И жареное, и мучное, и печеное мне сейчас совершенно противопоказано!

– Ну, что ты с ней будешь делать, – буркнула Филимоновна. – Прямо какой-то испорченный телефон.

– Как – телефон испортился? – всполошилась хозяйка. – Что же вы раньше молчали? Бегите срочно в контору и вызывайте мастера.

Филимоновна проворчала, что «мастер, может, и нужен, но совсем не телефону», и, печатая по-военному шаг, оскорбленно удалилась на кухню. Ребята тряслись от безмолвного хохота. Настя украдкой вытерла слезы.

– Рыдайте и плачьте! – драматически провозгласила Наталья Владимировна. – Моя Филимоновна сходит с ума!

Из кухни тут же послышался свирепый грохот посуды. Видимо, возглас хозяйки достиг ушей преданной домработницы.

– Мало того, – перешла на доверительный шепот Наталья Владимировна. – Болезнь прогрессирует. Я даже Анечку попросила, – перевела Коврова-Водкина взгляд на близнецов, – найти мне хорошего врача. Может, ему удастся задержать развитие склероза у бедной моей Филимоновны.

Тут из кухни послышалось тихое, но выразительное восклицание:

– Вот я тебе покажу склероз.

Коврова-Водкина ничего не расслышала. Но ребятам от этого было не легче. Их вновь одолел приступ хохота, они, сдерживаясь из последних сил, корчились в антикварных креслах.

– Ну, молодежь, – к счастью, не замечала их странного поведения Коврова-Водкина. – Какие новости?

– Новостей никаких, – очень отчетливо и громко произнес Петька, лихорадочно соображая, как ненавязчиво перейти от разговора о Филимоновне к сути дела.

– А у меня теперь главная новость – Том Круз! – величественно заявила Коврова-Водкина. – Замечательный молодой человек! А какой красавец! Как держится! Какое умение одеваться и вести себя!

– Ну, поехали, – едва слышно проворчал Димка. – Теперь она не остановится до самого вечера.

– Утихни, пока цел, – свирепо прошептала Маша.

– Ты совершенно прав, – повернулась Наталья Владимировна к Димке. – На Тома Круза я готова смотреть с утра и до самого вечера. – Тут она, заговорщицки понизив голос, добавила: – Если бы мне еще моя фам де менаж не мешала.

– А это еще кто такая? – уставился на хозяйку дома Димка.

– Нет, я ей не потакаю, – решительно заявила Наталья Владимировна. – Но пойдите ее переспорьте.

– Да я не о том, – повысил голос Димка.

– И потом я ее не переспорю, – вновь не расслышала Наталья Владимировна. – Это же просто какой-то кошмар! Такое упрямство, да еще помноженное на склероз.

– Если ты не заткнешься, то сейчас все нам испортишь, – тем временем шептала Маша на ухо Димке.

– Я хочу знать кто такая фамдеменаж? – уперся Терминатор.

– Домработница по-французски, – скороговоркой шепнула сестра. – А теперь захлопни пасть и сиди тихо.

Терминатор на сей раз послушался.

– Вы понимаете, – продолжала Коврова-Водкина. – Как только я первый раз увидела Тома Круза, мне немедленно сделалось ясно: это новое воплощение моего дорогого Аполлинария!

– Аполлинария? – с воодушевлением воскликнула Маша. – Как интересно.

Петька просиял. Похоже, Коврова-Водкина сама перешла на нужную тему.

– Это не просто интересно, – отвечала Коврова-Водкина. – Том Круз – вылитый мой Аполлинарий в молодости!

– А вы разве Аполлинария знали в молодости? – вырвалось у Насти, которая быстро подсчитала, что Аполлон Парнасский годился по возрасту Ковровой-Водкиной в дедушки. А может, даже в прадедушки.

– Увы, мы встретились с ним слишком поздно! – изрекла с трагическим видом Коврова-Водкина. – Но я видела множество фотографий молодого Аполлинария. К несчастью, все эти снимки сгорели в пожаре войны, когда в мой вагон влетела фашистская бомба. Мы с подругой успели выскочить в окно. Но чемодан, где лежали фотографии Аполлинария, погиб.

– Вот, видимо, после этой бомбы у нее крыша окончательно и поехала, – прошептал Димка на ухо Маше.

Сестра не удержалась и фыркнула. Но Коврова-Водкина взахлеб делилась воспоминаниями и не замечала сейчас ничего вокруг.

– А спас меня, между прочим, мой незабвенный Аполлинарий, – рассказывала она. – За минуту до того как упала бомба, призрак его явился к нам в купе и заставил нас выпрыгнуть в окно.

– Потрясающе! – всплеснула руками Маша.

– Дурдом, – раздался у нее над ухом предательский шепот Димки.

– Так что теперь, как ни жаль, у меня нет ни единой фотографии незабвенного возлюбленного, – продолжала Коврова-Водкина. – Он часто ко мне приходит сам. И к тому же я с ним общаюсь, перечитывая его труды.

С этими словами хозяйка дома простерла руку к огромному книжному шкафу.

– Значит, у вас есть его труды? – не собирался упускать такой блестящей возможности Командор.

Остальные ребята тоже немедленно подошли к шкафу. Хозяйку, похоже, это обрадовало. Встав с кресла, она отворила стеклянные створки.

– Вот, – указала она на несколько книг, зажатых между собраниями сочинений Тургенева и Батюшкова. – Это, если так можно выразиться, плоды напряженной творческой деятельности Аполлинария.

– А посмотреть можно? – потянулся к одному из томиков Петька.

– Конечно, мой юный друг, – разрешила Коврова-Водкина. – Когда проявляют интерес к творчеству Аполлинария, сердце мое исполняется радости.

– Тогда сейчас радости будет много, – едва слышно прокомментировал Дима слова хозяйки.

Тут Маша, не выдержав, пнула его в бок. Димка взвыл. Коврова-Водкина поглядела на него с большим осуждением. Но ничего не сказала.

Петька вытащил одну за другой пять книжек, на которых значилось гордое имя Аполлона Парнасского. Поглядев на заголовки, он выбрал один из томов и обратился к Ковровой-Водкиной:

– Наталья Владимировна, вы мне не разрешите вот эту книгу взять? Ну хоть на денек!

Коврова-Водкина водрузила на нос очки, дотоле висевшие у нее на груди. Едва глянув на выбранный Петькой труд, она воскликнула:

– Это же итоговый труд моего Аполлинария! Знаменательно, что именно к нему появился в последнее время такой интерес. Не так давно у меня брал его для изучения ученик Анечкиного покойного мужа Володя Коркин. А сегодня утром звонил Павел Потапович Верещинский. И тоже умолял одолжить ему именно эту книгу.