Сокровище ассасинов - Юрий Гаврюченков

Я наполнил опустевший бокал и набрал номер старого приятеля — одноклассника Гоши Маркова. В школе мы как-то не очень дружили, но потом, когда я вплотную занялся коммерческими раскопками, сошлись и даже какое-то время вместе ходили в секцию каратэ. Гоша был хорошим реализатором, его отец имел много знакомых в среде коллекционеров, а страсть к антиквариату у них фамильная. Я добывал, Гоша перепродавал, так мы и жили. Кое-что он иногда брал для себя, как правило, монеты, но в основном грелся на посредничестве. И грелся, по всей видимости, неплохо. Будем надеяться, к сегодняшнему дню он дорос до торговли солидным товаром.

Гоша взял трубку сам:

— У телефона.

— Привет паразиту общества от деклассированного элемента.

— А, это ты, — Гоша узнал и обрадовался. Он всегда радовался, когда я звонил. — Как съездил?

— Не без результата. Это и хотелось бы обсудить.

— Ты зайдешь или мне подъехать?

— Лучше подъехать. Кстати, у меня едва початая бутылка «Мартеля Медальон»…

— Ты в своём стиле.

— …Так что по дороге шоколадку купи.

— О'кей, еду.

Гоша появился через двадцать минут. Как всегда, в новом, с иголочки, костюме. И был бы он похож на салонного француза, если б не характерная, по типу самурайской, прическа в виде закрученного пучка волос на затылке. В свое время папа Марков отдал сына в престижную по застойным годам и еще не подпольную секцию каратэ, где Гоша проявил талант в гибкости и быстроте движений, а попутно получил прозвище Самурай.

— Привет.

— Ну, привет, привет. — Я закрыл за ним дверь. — Тапочки надевай. Проходи.

— Видел мою новую птичку?

— Которую, белую «девятку»? — Машины были у Гоши второй страстью после антиквариата.

— У тебя под окном стоит, взгляни.

Я посмотрел в окно. Внизу, точно под ним, был припаркован новенький коричневый, похожий на машину из будущего, «Понтиак-трансспорт».

— Ого, да ты крутеешь!

— Не без того, растем-с, — самодовольно промурлыкал Гоша.

— Обрати внимание на мой колониальный загар! — надо было и мне чем-то похвастаться.

— Хорош, достоин белого господина, — признал Гоша.

Я достал из серванта второй бокал и налил «Мартеля». Марков с трудом разломал на дольки «Марабу». Хороший горький шоколад, отлично идет под коньяк, хотя и очень твердый — с непривычки неудобен для употребления. Мы посидели, болтая на отвлеченные темы. Гоша вспомнил, кого встречал из наших общих знакомых, я рассказал пару приколов из поездки по Средней Азии и, как логическое продолжение, извлек браслет и кинжал. Гоша загорелся. Он долго крутил браслет, изучая со всех сторон, потом поинтересовался, что означает надпись.

— Шейх аль-джабаль — Старец Горы, — авторитетно произнес я. — Есть мнение из компетентного источника, что эта штуковина принадлежала Хасану ас-Сабаху, так что она имеет еще и историческую ценность. Слыхал о таком?

— Кое-что доводилось, — задумчиво произнес Гоша. — Я слышал, что все это нашли, но там должен быть еще и перстень.

У меня приоткрылся рот. В узком кругу коллекционеров слухи расходятся быстро, но не настолько же. Я сам только что приехал. Воистину, «слава мчалась впереди него».

— С перстнем неувязочка получилась, — неопределенно пояснил я, — но это оригиналы. Вот, гравировочку «джихад» на лезвии можешь посмотреть.

Гоша отложил браслет и вытащил лезвие. У меня по спине ощутимо пробежал холодок. Маркова, видимо, тоже что-то смутило, он убрал кинжал в ножны. Как там у Петровича? «Существенно увеличивается диаметр зрачка, и на лице выступают крупные капли пота»? Любопытно, но все коньячное умиротворение как ветром сдуло. Я снова был трезв и даже напряжен. Чтобы расслабиться, я поспешил снова наполнить бокалы.

— Полагаю, что можно найти клиентов, — вынес свое резюме Гоша. Судя по тону, покупатели будут оповещены в кратчайший срок, возможно даже сегодня. Марков клюнул, теперь оставалось не прогадать в цене. — Сколько ты за это хочешь?

Вопрос был задан ненавязчиво и чрезвычайно корректно, но внезапно — словом, в обычной Гошиной манере. И я был к нему готов.

— Сто тысяч долларов.

— Это просто невероятная сумма.

В уме я держал три суммы, готовясь выдать наиболее приемлемую, в зависимости от развития торга. Я четко представлял, что Гоша Марков, несмотря на молодость лет, спец в своем деле, что он отдает себе отчет в подлинности предметов и что он о них действительно слышал. Да и клиента он наметил. Теперь оставалось зафиксировать «ножницы» — разницу между моей ценой и зарядкой для покупателя, что и станет его заработком со сделки. Самурай вкалывал вовсю, и новенький «понтиак» был наглядным доказательством его успеха.

— За такие вещи вполне нормальная, — отчеканил я. — Как ты понимаешь, здесь важна историческая ценность.

— Не смеши меня, — сказал Гоша. — Эти старые мульки не стоят и пяти.

— Если бы был полный комплект, вместе с перстнем, я бы оценил его в двести тысяч.

— Их у тебя никто не купит.

— А сколько ты предложишь? Просто так скажи, ради интереса.

— Семь тысяч.

— Семь тысяч за личные вещи Хасана ас-Сабаха?! — я задохнулся от праведного негодования.

— А ты хотел бы десять?

— Я хотел бы восемьдесят!

— Ха-ха. Пятнадцать.

— Семьдесят.

— За семьдесят ты можешь оставить их себе.

— Тогда я их лучше отнесу в мечеть и посмотрю, сколько там предложат.

— Хорошо, двадцать.

— Какие «двадцать»? Шестьдесят!

— Они не стоят шестьдесят тысяч долларов. Я настоящий кинжал «Фэйрбейрн-сайкс» в Германии на распродаже купил за десять евро! Подлинник Второй Мировой, в родных ножнах из кожи!

— Ну и чё теперь?

— Пусть этот слегка подороже будет. В комплекте с браслетом — двадцать пять тысяч.

— Разуй глаза, это же реликвии!

— Учтём золото и сомнительные камни… Ну, тридцать.

— Не юродствуй, Гоша. Это тебе не к лицу. Пусть будет пятьдесят. Пятьдесят для ровного счёта. Это моя окончательная цена.

— Жаль. Я думал, ты согласишься на тридцать пять.

— Только во имя нашего давнего знакомства и партнёрства — сорок пять.

— Жаль, я думал, мы сойдёмся во взглядах. Можешь идти в мечеть.

— И пойду. Сорок, заебал!

— Хорошо, — с неожиданной легкостью уступил Гоша. Мы встали и подняли недопитый коньяк:

— За сделку века!

Очень не люблю торговаться с друзьями. Но у Маркова без этого никак.

С утра, несмотря на возлияние, я проснулся со свежей головой. Французский коньяк хорош еще тем, что после него не бывает похмелья. Погода стояла преотличная — видимо, небесная канцелярия соизволила дать жителям передышку.

Есть не хотелось. Я надумал совершить перед завтраком прогулку до обменника, которая поможет нагулять аппетит, а скорее, мне просто хотелось выбраться на солнце, ибо осадки успели надоесть.

Я вытянул из книги двести долларов, накинул куртку и, не дожидаясь лифта, быстро спустился по лестнице. На улице в самом деле было чудесно! Резвым аллюром я промчался вдоль дома и, влетая под арку, сбил плечом какую-то барышню. Послышался сдавленный крик, зазвенела жесть, и по асфальту растеклась белая лужа молока. Я остановился, мысленно обложив себя последними словами. Какого черта было лететь?! Испортил кому-то настроение, а теперь мне испортят. Какая-то рублевая мелочь, впрочем, у меня оставалась, и я мог возместить ущерб. Приготовив самые изысканные извинения, я наконец оторвал взгляд от лужи, поднял бидон и только тут заметил, что пострадавшая — молодая женщина, почти девчонка — лет двадцати, не более, и понял, что особенных проблем с объяснениями не будет.

— Великодушно прошу простить меня, — начал я загруз с достаточно провокационной фразы, — видит Бог, я не хотел! — Я прижал руки с бидоном к груди и сотворил самую умильную улыбку. — Исключительно виноват. Я не сильно вас ушиб?

Не давая ей раскрыть рта, я продолжил:

— Простите меня еще раз. Если вы не очень торопитесь, мы пойдем в магазин и купим другое молоко. Обещаю компенсировать все доставленные неудобства. Кстати, как вас зовут?

— Ира, — ответила девушка, невозмутимо выслушав мою тираду. Похоже, она была готова идти в магазин и не собиралась затевать скандал.

— А меня — Илья, — представился я. — Так пойдемте?

У бочки с разливным молоком была очередь.

— Постарайтесь теперь побыстрее, — сказала девушка, — у меня ребенок дома.

Она только что отстояла такую вот очередюгу, и, естественно, ей не хотелось париться по новой.

— Дама, ребенок дома голодный благим матом орет, пропустите, пожалуйста, — тыркнулся я к продавщице, но меня осадили.

— Займите очередь, — отрезала женщина, нервно звякнув своим бидончиком.