Я был адъютантом Гитлера - Николаус Белов

Через некоторое время мы с Путткамером отправились в путь по длинным коридорам, связывавшим наши служебные помещения с квартирой фюрера в старом здании Имперской канцелярии, которое было построено еще в XVIII в. и в котором со времени образования Германской империи в 1871 г. находилась резиденция первого рейхсканцлера князя Отто фон Бисмарка и всех последующих. Гитлер, став рейхсканцлером, полностью обновил это здание по проекту мюнхенского архитектора профессора Людвига Трооста.

После нашего марша по коридорам мы добрались до малого вестибюля, а оттуда проследовали в большой в главной части пале. Там уже находилось большое число штатских и людей в различной форме, преимущественно из рядов партии, СА и СС{27} . Разумеется, на меня со всех сторон устремились удивленные взгляды, сопровождаемые примерно такими репликами: «Ага, новичок!». Одни подходили поздороваться сами, другим меня представлял Путткамер. Запомнился же мне только личный шеф-адъютант Гитлера обергруппенфюрер СА{28} Вильгельм Брукнер. Он весьма любезно помог мне пройти через этот первый «строй шпицрутенов» в еще чуждом мне окружении. Вокруг царило большое оживление. Мне показалось все это настоящей «биржей новостей».

Прибытие Геринга дало о себе знать уже издалека. С улицы послышались громкие возгласы «Хайль!», затем команды, звуки останавливающихся у портала автомашин и щелканье каблуков эсэсовской охраны. Все присутствующие вытянули руку вперед в знак «германского приветствия». Сам же он (это я потом мог наблюдать часто) отвечал на приветствия со всех сторон довольно развязно, почти никому не подавая руки, будь то даже имперский министр или рейхсляйтер партии. Я доложился ему и получил указание ждать, пока он меня не позовет. Поскольку многое было для меня в новинку, время прошло быстро, а затем служитель пригласил меня следовать за ним. Пройдя через две большие двустворчатые двери, я через несколько шагов оказался в так называемом Малом салоне и очутился прямо лицом к лицу с вошедшим с другой стороны вместе с Герингом Гитлером. Я все-таки успел отдать честь и уже хотел было отрапортовать по уставу о своем прибытии, но тут инициативу перехватил Геринг, представив меня фюреру. Тот подал мне руку и поздоровался со мной без соблюдения принятой формы и совсем не по-военному.

Первые впечатления

Под названием «путч Рема» речь в действительности идет об учиненной Гитлером 30 июня 1934 г. и вошедшей в историю под названием «Ночь длинных ножей» кровавой расправе (руками СС и гестапо под главенством Гиммлера и Геринга) со своими сообщниками по партии и соперниками в борьбе за абсолютную власть. Они отражали настроения мелкобуржуазной массы нацистского движения, требовавшей осуществления демагогических псевдосоциалистических обещаний фюрера («второй национальной революции») создания вместо регулярной армии «народного войска» милиционного типа, основным костяком которой должны были служить СА. Поэтому они представляли определенную опасность для германского монополистического капитала и рейхсвера. Эта кровавая акция Гитлера против своих личных соперников и оппозиционных элементов в собственной партии, совершенная менее чем за полгода до убийства (1 декабря 1934 г.) Кирова и начала массовых репрессий в СССР, получила одобрение Сталина. По свидетельству А. Микояна (приведенному в кн.: В. Бережков. Как я стал переводчиком Сталина. М., 1993, с. 14,), Сталин отозвался о нацистском фюрере так: «Гитлер, о, какой молодец! Вот как надо поступать с политическими противниками!».

До этого я уже дважды встречался с Гитлером. Первый раз летом 1934 г., вскоре после путча Рема{29}. Тогда Бломберг{30} по случаю выступления фюрера перед генералами сухопутных войск в офицерском казино на военном полигоне Цоссен-Ютербог представил ему своего сына Акселя и меня. Вторая встреча произошла в марте 1935 г. в связи с посещением Гитлером истребительной эскадры «Рихтхофен» в Штаакене и Деберице, в которой я тогда служил адъютантом штаба группы. Для меня эта встреча явилась обычным представлением новому начальнику, что по опыту моей военной карьеры было мне знакомо.

Но гораздо больше мысли мои занимало все более ясное осознание того факта, что с этого дня моя карьера и солдатская профессия круто изменились.

Затем, после моего короткого и четкого рапорта, Геринг покинул Имперскую канцелярию. Сняв фуражку и парадный ремень, я вместе с присутствовавшими, а также Брукнером и Путткамером последовал на обед. Из Малого салона через более обширное помещение – курительную комнату (так она называлась еще со времен Бисмарка) – мы прошли в столовую. В этом огромном, почти квадратном зале стоял большой круглый стол с дюжиной стульев, а рядом – еще четыре круглых стола поменьше с шестью стульями около каждого. Гитлер занял место за большим столом спиной к окну. На противоположной стене над большим буфетом висела картина художника Каульбаха «Явление Богини солнца».

Я нашел себе место за одним из боковых столов. Наконец-то можно немного расслабиться. Официальная часть закончена, и теперь я могу наблюдать, задавать вопросы и пытаться воспринять и окружающих, и происходящее. Гитлер сидел несколько вкось от меня, но был мне хорошо виден. Застольный разговор вращался вокруг последних событий в Испании и Москве. От этой первой совместной с Гитлером трапезы мне запомнились несколько его реплик по адресу Англии. Он считал, что Великобритания должна наконец осознать и уразуметь, какую угрозу представляет для Европы большевизм и как жестоко и систематично Сталин добивается своих целей. Ну а если Европа будет держаться заодно, эту угрозу с Востока удастся предотвратить. Как я потом слышал, эти реплики Гитлера были связаны с предстоявшим и обеспокоившим его визитом имперского министра иностранных дел барона фон Нейрата{31} в Лондон.

Обед продлился не очень долго. Примерно через час Гитлер встал из-за стола, ибо на послеобеденное время у него были назначены различные встречи. Мне пришлось поспешить за ним, чтобы выяснить еще вопрос о дате начала моей службы: ведь я собирался через десять дней жениться. Иначе говоря, не успев приступить к выполнению своих должностных обязанностей, я сразу оказался вынужден просить отпуск. Я обрисовал Гитлеру свою ситуацию, и он проявил полное понимание, как мне показалось, даже с некоторой сердечностью дав свое полное согласие.

Я был немного обескуражен тем, что мне в первый же день довелось узнать Гитлера с этой неожиданной стороны. Мое представление о его личности возникло под впечатлением той роли, какую он играл в общественной жизни, а также его качеств как фюрера партии. К партии же я относился с определенной сдержанностью и недоверием. Эти сомнения все больше и больше переносились на самого Гитлера и, в силу его политических решений 1935 и 1936 гг., именно в последнее время невыгодно воздействовали на мое первоначально положительное впечатление о нем.