Тайны семейного альбома - Клаудиа Кроуфорд

– Нет, ни за что! Во всяком случае, не сейчас. Тебе придется потерпеть до вечера. За ужином. Мне страшно хочется увидеть, какое у тебя будет при этом выражение лица. Пока-а-а-а!

В другой день такая игривость Джесси оставила бы после себя оскомину. Но не сегодня, когда фото Рейчел красуется на страницах «Таймс» рядом с Астор Брук и когда ей предстоит провести вместе с Блисс почти целый день.

Они будут делать только то, что захочет Блисс, – и болтая о всякой всячине, пересмотрят коллекцию одежды Рейчел. Все, что накопилось у нее за 89 лет жизни.

Рейчел ничего не выбрасывала. По той причине, что никогда не знаешь, что может понадобиться в будущем. Все, что она приобретала, сохранялось в специальной комнате с зеркалами из небьющегося триплекса. Каждая вещь датирована, пронумерована, описана и помещена в особом шкафу, где поддерживалась необходимая температура. История ее жизни, развешанная на вешалках, разложенная по коробкам и занесенная в ящички каталогов.

По составленному ею завещанию коллекция должна быть выставлена как единое произведение искусства в Метрополитен-музее. И постоянная экспозиция будет носить ее имя – Рейчел Лоуренс Салинко.

Блисс – единственная из всех членов семьи – получила приглашение осмотреть коллекцию. Ханна вряд ли смогла бы просмотреть столько вешалок с платьями. Она слишком равнодушна для такого занятия. К тому же Рейчел была оскорблена предположением Ханны о том, почему она начала собирать коллекцию: лишения в раннем детстве, когда ее, завернутую в рваную шаль, оставили на ступенях сиротского дома.

«Нет!» – раздраженно ответила Рейчел, когда Ханна спросила, не сохранила ли она и ту самую шаль в своей коллекции.

«Но ведь ты сохраняешь все. И, может быть, твоя шаль, как плащаница из Турина, тоже дожидается своего часа».

То, что не понимает и не чувствует Ханна, – вызывает отклик в душе Блисс. И несмотря на разницу в 75 лет, между ними возникла и окрепла особенная связь. Где-то в тайниках души Рейчел сохранила то юношеское восприятие жизни, которое так тонко чувствовала Блисс и которое было ей так близко. А Рейчел узнавала в правнучке ту же самую юношескую влюбленность в мир, любопытство и готовность к приключениям, способность удивляться и радоваться всему. Много лет назад Рейчел утратила эти чувства, но она знала, каковы они на вкус. Ее дочь не унаследовала их, как и две ее внучки. Они проявились только у Блисс, и Рейчел намеревалась сохранить и развить их таким образом, чтобы они остались у правнучки даже после того, как самой Рейчел уже не будет.

– Уэсли! – наклонилась она к переговорному устройству.

И он тотчас появился в солярии, чтобы получить указания на день.

– Блисс приедет к ланчу. Надо заказать фрукты, овощи и хлеб грубого помола. Ириски. Побольше ирисок. Соевое масло. Салат. Не так, как в прошлый раз, хорошо?

Быть может, и правильно, что Блисс теперь начала отдавать предпочтение такой еде, но Рейчел время от времени не без грусти вспоминала их походы в Макдональдс, горячие сосиски в зоопарке и буфеты в кинотеатрах.

– Луковый пирог уже поставили в печь, – доложил Уэсли. – Сок яблочный. Натуральный. Без сахара. А на десерт?

Уэсли считался большим мастером по приготовлению сырного кекса без сыра, такого воздушного и сдобного, что ни один человек не смог поверить, что в нем нет ни капельки молочных продуктов.

– Поздравляю, Ваше Высочество! – стремительный, как всегда, несмотря на свои семьдесят лет, вошел Роберт, размахивая страницей «Таймс», на которой помещалась фотография Рейчел.

– А теперь слезай с пьедестала и начнем работать.

«Не так уж плохо! – второй раз за это утро подумала Рейчел, мимоходом оглядев свою фигуру в зеркале спортивной комнаты. – Не так уж и плохо для старой перечницы». Она в который раз удивлялась тому, как Роберту удается преодолевать напряжение и одеревенелость ее тела. В его руках она становилась мягкой и податливой, как тряпичная кукла. Пот покатил градом, даже волосы взмокли.

Да, она еще не похожа на старую корягу. Ее тело все еще живое и останется таким еще долгое время, не взирая на календарные даты.

– Сегодня пот льет с меня ручьем, – сказала она Роберту, зная, что он демонстративно поморщится в ответ и процедит сквозь зубы:

– Пот?

– Да, именно так я и сказала. Пот.

– Леди не потеют.

Это была их обычная игра. И они наслаждались своей сыгранностью.

– Леди не потеют. Потеют лошади. У мужчин выступает испарина. А леди? Леди, когда их бросает в жар, – благоухают.

Когда Роберт закончил основные процедуры, она чувствовала себя так, словно скинула лет пятьдесят.

Юность бесполезно проматывает все, что ей дано природой. Кто бы ни сказал эти слова, – он безусловно прав. И уж если нет никакой возможности повернуть время вспять, надо использовать каждую секунду того времени, что ей отведено, не переставая, конечно, благодарить свои гены. Слава Богу, у нее было отменное здоровье, и она ничем не болела. Природа дала ей красивые густые волосы, хорошие ровные зубы без единого изъяна. Не то, что у дочери Ханны, которая столько времени провела у зубных врачей.

Рейчел спокойно пережила целое десятилетие моды на высокий каблук и остроносые туфли – и все благодаря хорошей форме стопы. Она все еще могла позволить себе надевать сандалии на босу ногу и не страдать из-за мозолей и искривленных ревматизмом пальцев.

«Тебе следует поблагодарить своих родителей!» – воскликнул Роберт в день первой их встречи, после того как обследовал ее, чтобы наметить программу занятий.

Если бы она знала, кто ее родители, она бы непременно сделала это. Все, что ей было известно о них, – это то, что мать, а это сделала скорее всего именно она, оставила ее на ступеньках приюта для сирот на улице Форсайт, с пупком, перевязанным бечевкой и запиской, написанной карандашом. Неровным, дрожащим почерком на бумажке было выведено только одно слово – Рейчел.

Негодование, обуревавшее ее в детстве, с годами сменили сочувствие и сострадание к безвестным ее творцам. Рейчел благословляла и страсть и, как она надеялась, радость, которую испытала ее мать, зачиная ее. Быть может, эта минута счастья и создала то сочетание генов, которое позволило Рейчел дожить до такого возраста.

Она ощущала свои годы только когда смотрела на дочь. Никакого оправдания она не могла найти седым волосам Ханны и ее расплывшейся фигуре матроны. Вид сельской учительницы. И если Элеонора не будет за собой следить, ей грозит та же участь. Конечно, Элеонора по-прежнему красива, но что будет дальше – беспокоилась Рейчел, которую по-прежнему терзала мысль о том, что ее внучка, бросив все, вышла замуж за Люка – и живет бог знает в какой дыре.