Ночь человека - Сергей Слюсаренко

Авиетка фиксировалась бугелем прямо под брюхом салона, ближе к капитанской рубке. Громада межконтинентального лайнера «Грюнвальд», превосходящая размерами все известные аэропланы в несколько раз, превращала авиетку в смешного комарика под брюхом у бегемота. На неё вообще никто никогда не обращал внимания.

Это был первый полет «Грюнвальда». Несмотря на гигантские размеры двенадцатимоторного монстра, строительство которого сохранялось в полной секретности, выглядел самолет даже изящно. Сама процедура посадки и обустройства в комфортабельных креслах не запомнилась. В памяти остался белобрысый рослый пацан, сидевший в ста метрах от взлетной полосы, построенной специально для «Грюнвальда», громко распевавший йодли. Его тирольские шорты из светло-серых давно превратились в грязно-заношенные, но пел он самозабвенно, не обращая ни на кого внимания.

Все замерли, наблюдая в иллюминаторы разбег аэроплана. Публика изо всех сил старалась выглядеть привыкшей к подобным полетам. Однако, как только пейзаж за окнами начал менять привычный масштаб, все, не выдержав, загалдели и прилипли к иллюминаторам.

После взлета стюард в белом кителе пригласил всех в хвост самолета — в изюминку лайнера — ресторан. Плевать мне на пассажиров, нормандские устрицы и старую Клико в меню. Я сидел в уголке ресторанного зала, рассеянно наблюдая за публикой. Угрюмый датчанин в попытках произвести впечатление на свою желтушную даму возвращал официанту уже третью бутылку фалангины. Он нюхал и кривился от вина. Правда, было очевидно, что про фалангину он узнал только что, из меню. Я себя поймал на мысли, что нормальному человеку мои наблюдения могут показаться снобизмом, жлобством и придурью.

Инженера Сойфера я узнал сразу. Прижимая к груди свою шкатулку, он занял самое почетное место в зале. Удивительная личность. Серый, массового пошива костюм, очки с залапанными стеклами. Старые, давно не чищенные туфли. На руке «ролекс», усыпанный бриллиантами. Живет в однокомнатной квартире в Кицканах. Купил дочке имение в Ницце. Автор сотен работ, меняющих все прежние воззрения на оптику. Украл изобретение у своего аспиранта и сейчас, в шкатулке, тащит его на продажу за океан. Хотя, кому оно нужно?

– Извините, у вас место свободно за столом? Извините, но все кругом занято…

Ей, наверное, лет двадцать пять, смешные веснушки вокруг носа. Небесно-голубые глаза. Судя по фигуре — итальянка.

– Да, конечно, я буду только благодарен, если вы разделите моё одиночество.

Её звали Соня, она летела к своему жениху в Аргентину. Он там управлял чайными плантациями Италии. Она доверительно сообщила мне, что повар здесь из Калабрии, и что надо обязательно попробовать суп из мидий, а вот прецемоло прямо из Салерно привозят, и что если попросить, то в пасту, для своих, положат не обычную сушеную петрушку, а именно то, что надо. Потом я узнал, что дуче присоединил Эфиопию совсем без кровопролития, а на последней уборке хлеба, он, такой милый, сам стоял у молотилки и…

Все — сомнений нет. Через мгновение тот тип, рядом с Сойфером, разрядит в него пистолет. Так глупо выпирающий из-под смокинга. Явно маузер. Дальше тянуть нельзя. Коротко извинившись, я уверенно иду прямо к столу Сойфера. Он как чуял, заметил меня ещё метров за пять до своего стола и судорожно прижал шкатулку к груди. Тип за соседним столом начал медленно тянуть ствол из-за пазухи. Выстрел люггера на фоне тихой ресторанной музыки эпохи барокко и невнятного бормотания публики прозвучал вызывающе. Тип обмяк за столом. Белая манишка вмиг стала темной от крови из аккуратной дырочки во лбу. А стена красной от размозженного затылка.

Сойферу — бутылкой по темечку, большего не заслуживает. Шкатулка у меня в руках, жаль, я не могу её уничтожить здесь, придется тащить, заботиться. А тип был не один. Несмотря на сутолоку и панику среди ресторанной публики выделяются человек шесть в разных местах зала. Вкладываю все силы в рывок к двери «Servizio». Быстрее, быстрее! Вот он, кураж погони, вернее ухода от нее. Стало получаться все! Даже никому не нужный, но такой эффектный толчок ногой от декоративной колонны, позволивший мне резко изменить направление движения. Ещё один толчок, несколько выстрелов в кратком полете. Все — погони нет. Лабиринты грузового отсека пролетаю на одном дыхании. Вот он, люк выхода, точнее, вылаза, в авиетку. Как все-таки хорошо придумано — бугель аппарата управляется не из капитанской рубки, а прямо из моей кабины. Как Соня оказалась здесь раньше меня? На пассажирском месте?

Тарахтящий звук отжимаемого рычага, авиетка отпадает от кабины несущего ее гиганта. Сразу ощущается переход в другое состояние. Вместо вибрирующего влечения лайнером — глухой удар о воздушные струи. Жалобный писк Сони. Я весь во власти атмосферных потоков. Утлое летательное средство, как полиэтиленка под попой на ледяной горке, ищет самого простого способа перемещения сверху вниз. И вяло реагирует на мои манипуляции рычагами. Тело чувствует всякую кочку этой горки. Кнопка стартера. Уф… Все — работает. Впившись в ручку штурвала, еще не отключившись от побега, пытаюсь ощутить себя. Медленно покачиваюсь с крыла на крыло. Подергиваясь на воздушных неровностях, авиетка понемногу осваивается в небе. Пробую штурвал на себя — а она прекрасно управляется! Соня почему-то поет «Avanti popoli a la riscosa» и пытается давать советы по управлению машиной. Прощальный взгляд на удаляющийся лайнер и — на восток. Уже почти потеряв Грюнвальд из виду, вижу красный отблеск на приборной доске. Тонны бензина взрываются впечатляюще. Так и не войдет в историю «Грюнвальд». Горючего в авиетке едва хватает, чтобы дотянуть, вздрагивая на каждой воздушной яме и кочке, до Тироля. От шкатулки, согласно инструкции, я давно освободился, предварительно положив в неё адскую машинку. Вот и аэродром — полоса в горах… С затихающим мотором приходит полная тишина…

Чудовищные удары сердца будят меня потной ночью… Ещё одна такая посадка во сне — и наяву будет некому летать… И даже ходить. А ещё чуть-чуть, и я бы приземлился нормально. Соня там… Кому и что я сделал плохого? Сколько на часах? Опять два ночи… По-моему, от гостя осталась водка. Тем более, что я с ним пил пиво, сославшись на «за рулем». О! Легче! Значительно легче!

Нет, хватит. Сегодня никаких гостей, министерств, жеков-меков и прочей чуши. На природу, в лес, на речку. На Тетерев! Я там не был двадцать лет. Как там тогда было здорово! Все побережье малюсенькой речки усеяно палатками, веселые компании, гитары, шашлыки. Самое сложное — найти место для палатки. Больно уж народу много. А чуть поодаль — молодой ельник, там и маслят можно набрать. Эх, тряхну стариной!