Арсен Люпен (сборник) - Морис Леблан

Дезире Бодрю отправили в антропометрическое бюро[5]: там не нашлось мерки, соответствующей его приметам. Но полиция вскоре напала на его след. Бодрю жил милостыней, ночуя в лачугах тряпичников, разбросанных у городской заставы. Год назад он пропал. Сманил ли его Арсен Люпен, сделав своим сообщником? Это ничем не подтверждалось. Впрочем, в любом случае история бегства знаменитого грабителя оставалась загадкой. Из двадцати гипотез, которыми можно было объяснить таинственное исчезновение, ни одна не выдерживала критики. Только факт побега оставался вне всяких сомнений. Развязка вполне оправдывала горделивые слова Арсена Люпена: «Я не буду присутствовать на своем процессе».

XIV

Преследование по пятам

Спустя месяц самых тщательных розысков происшествие все еще оставалось тайной. Однако нельзя же было бесконечно держать несчастного Бодрю в заключении. Против него не было никаких улик, и он был освобожден без суда, хотя и оставлен под надзором полиции. Эту мысль подал Ганимар. По его мнению, здесь не было ни случайности, ни сообщничества. Бодрю стал простым орудием в искусных руках Арсена Люпена. Если Бодрю окажется на свободе, через него можно будет добраться и до Люпена или кого-нибудь из шайки.

Ганимару дали в помощь двух сыщиков, и в одно туманное январское утро двери тюрьмы открылись перед Дезире Бодрю. Сначала могло показаться, что он находится в большом замешательстве и бесцельно бредет по дороге. Но затем он направился к улицам Санте и Сен-Жак. У лавки старьевщика он снял куртку, продал свой жилет за несколько су и, надев верхнюю одежду, пошел дальше. После Бодрю перешел Сену по мосту. Вскоре его обогнал омнибус, следующий по маршруту Монмартр – Сен-Мишель. Он хотел сесть в него, но в экипаже не было свободных мест. Немного подумав, Бодрю вошел в станционный зал.

В это же время Ганимар подозвал своих сыщиков и, не спуская глаз со станции, торопливо шепнул: «Возьмите карету… нет, две, так будет вернее! Я поеду с одним из вас, и мы выследим Бодрю». Приказание было исполнено. Но Бодрю не появлялся. Ганимар вошел в зал, в нем также никого не оказалось.

– Какой я идиот, – проворчал он, – забыл о втором выходе.

Действительно, станция соединялась внутренним коридором с соседней улицей. Ганимар бросился туда и успел заметить Бодрю на империале[6] батиньольского омнибуса, огибавшего угол. Ганимар догнал экипаж, но потерял своих помощников из виду, и ему пришлось продолжать погоню в одиночестве.

Сыщик пришел в бешенство и готов был без церемоний поймать Бодрю, схватив его за ворот. Но не преднамеренно ли этот якобы дурак разлучил Ганимара с помощниками? Он наблюдал за Бодрю, дремавшим на сиденье: голова его качалась взад-вперед, а лицо с полуоткрытым ртом выражало невероятную глупость. Нет, это не был соперник, способный провести Ганимара, – ему помог случай, вот и все.

На перекрестке Бодрю пересел на трамвай, шедший по бульвару Османа, а потом вышел из вагона и беззаботно направился в Булонский лес. Он переходил из аллеи в аллею, возвращался и опять исчезал… Чего же он искал? Была ли у него цель?

После целого часа таких маневров он казался изнемогающим от усталости. Увидев скамейку, Бодрю сел на берегу маленького озерца, скрытого между деревьями, неподалеку от скакового поля. Местность была совершенно безлюдна. Прошло полчаса. Выведенный из терпения, Ганимар решил поговорить с Бодрю. Он подошел к нему, присел рядом, закурил папироску и принялся концом трости рисовать круги на песке.

– Сегодня не жарко, – сказал сыщик.

Молчание. Вдруг среди тишины раздался счастливый, радостный смех, напоминающий безудержное веселье ребенка. Ганимар почувствовал, как волосы на его голове встали дыбом. Он так хорошо знал этот звук!.. Резким движением он схватил человека за куртку и впился в него проницательным взглядом, еще более внимательным, чем на суде. Да! Это был не Бодрю, а явно кто-то другой!.. Ганимар уже видел яркие глаза незнакомца, чувствовал крепкие мускулы под поблекшей кожей, а вместо уродливого рта ему чудились твердо очерченные губы.

– Арсен Люпен! Арсен Люпен! – едва внятно произнес он.

В порыве злобы он вцепился в горло Люпена, стараясь повалить соперника. Несмотря на свои пятьдесят лет, Ганимар был еще необыкновенно силен, а его противник, казалось, не обладал серьезными средствами защиты. Вот было бы здорово, если бы ему, Ганимару, удалось вернуть мошенника в тюрьму!

XV

Разрешение необъяснимой загадки

Борьба продолжалась недолго. Люпен почти не сопротивлялся, но Ганимару пришлось выпустить его так же быстро, как он напал на него: внезапно правая рука сыщика тяжело и безжизненно повисла.

– Если бы вы изучали японский бокс, джиу-джитсу, – сказал Люпен, – то знали бы, что мой удар называется «удитише-жи». Еще секунда, и я сломал бы вам руку, – прибавил он холодно. – Впрочем, вы получили бы только то, что заслужили. Вот так вы, мой старый друг, которого я уважаю и которому добровольно открываю свое инкогнито, злоупотребляете моим доверием! Это нечестно, Ганимар!

Сыщик промолчал. Побег Люпена, за который он считал себя ответственным, поскольку своими показаниями ввел правосудие в заблуждение, теперь казался Ганимару позорным пятном. Возможно, он навсегда испортил себе карьеру.

– Боже мой, Ганимар, не огорчайтесь же! Если бы вы не заговорили на суде, я заставил бы выступить любого другого. Подумайте, мог ли я допустить, чтобы Бодрю Дезире осудили?

– Значит, на суде были вы сами? И теперь вы стоите здесь, передо мной?

– Я, все я, и только я!

– Возможно ли?!

– О, здесь не надо быть волшебником. Достаточно нескольких лет, как говорил наш милейший председатель, чтобы хорошенько подготовиться ко всем случайностям.

– Но это лицо? Глаза?

– Поймите, если я целых полтора года работал в госпитале, то, конечно, не из любви к искусству. Я полагал, что тот, кто со временем будет называться Арсеном Люпеном, должен уметь побеждать банальные признаки внешнего сходства. Что такое наружность? Ее легко изменить по-своему. Известное подкожное впрыскивание парафина вздувает кожу в любом месте. Дубильная кислота превращает вас в индейца. Сок чистотела украшает разнообразнейшими лишаями и опухолями. Одни химические соединения влияют на рост бороды и волос на голове, а другие – на звук голоса. Прибавьте к этому два месяца строгой диеты в камере номер двадцать четыре и тысячу упражнений, чтобы привыкнуть говорить с определенной мимикой, склонять голову на сторону и ходить сгорбившись… Наконец, пять капель атропина в глаза, чтобы придать им блуждающее, растерянное выражение, – и дело в шляпе!..

– Я не понимаю, как сторожа…

– Мое превращение совершалось постепенно, и они не могли заметить ежедневных изменений внешности.

– Но как же Бодрю Дезире?

– Бодрю существует. Это ни в чем не повинный бедняк, с которым я встретился в прошлом году и который действительно имеет со мной некоторое сходство. На случай возможного ареста я пристроил Бодрю в надежное место и сперва принялся изучать черты, отличавшие нас друг от друга, чтобы смягчить их в себе, насколько это возможно. Мои друзья устроили дело таким образом, что Бодрю провел ночь в участке, куда обычно привозили меня, и вышел оттуда приблизительно в одно время со мной. Это совпадение могло быть легко засвидетельствовано. Подсовывая Бодрю полиции, я создал обстоятельства, при которых правосудие неизбежно должно было наброситься на него. Так что, несмотря на неодолимые трудности подмены одного арестанта другим, суд скорее поверит в нее, чем признает свою несостоятельность.

– Да, действительно, это так, – пробормотал Ганимар.

– И наконец, – воскликнул Люпен, – у меня в руках был огромный козырь: все ожидали моего побега. Поймите же, чтобы исчезнуть, не сбегая, надо было заставить всех заранее поверить в мое намерение, чтобы оно казалось абсолютно непреложным решением, истиной – ясной, как солнечный свет. Я этого хотел – и добился. Арсен Люпен не будет присутствовать на своем процессе! И, когда вы встали, сказав: «Это не Арсен Люпен», было бы странно, если бы кто-нибудь усомнился в ваших словах в ту минуту. Если бы хоть один человек решился возразить: «Ну а может быть, перед нами все-таки Люпен?» – тогда я пропал бы.

Внезапно, схватив сыщика за руку, он продолжал:

– Ну-ка, Ганимар, признайтесь, вы ведь ждали меня у себя дома в четыре часа, через неделю после нашего свидания в тюрьме Санте? Вы ожидали меня, как я вас просил?

– А тюремная карета? – спросил Ганимар, избегая прямого ответа.

– Глупости! Мои друзья подменили старый негодный экипаж и хотели заставить меня рискнуть. Я знал, что дело удастся только при исключительных обстоятельствах. Но я счел, что лучше совершить попытку бегства и предать ее полной огласке. Мой первый смело рассчитанный шаг убедил всех в том, что я смогу совершить и второй побег.