Старший брат моего парня (СИ) - Маршал Ева

Мне должно быть некомфортно, но я привыкла, что руки у него удивительно чуткие и никогда не приносят болезненных ощущений. Все на грани, но ничего слишком.

Я сижу, а он меня щупает, словно мы подростки, сбежавшие с уроков и впервые занимающиеся стыдным непотребством. Его руки то накрывают округлости груди, вжимая в середину ладони начинающий твердеть сосок. То прихватывают только вершинки, пощипывая и потягивая их.

Как — то само собой я оказываюсь уже лежащей. На скамейке, головой на свернутых полотенцах. А Марк стоит над моим телом, массирует, гладит, колдует, все сильнее его распаляя. Одна его рука уже в моих трусиках, сжимает складочки, втискивая между ними средний палец. А вторая, наконец, оставляет отдохнуть разгоряченную грудь и настойчиво поворачивает на бок мою голову.

Я знаю, чего хочет стоящий надо мной Марк, но что — то внутри меня еще не готово к таким подвигам.

Поэтому я с неуверенностью смотрю на плавки, натянутые высокой треугольной палаткой прямо перед моим носом. Если откажусь, он же не обидится?

Вчера из кухни я вернулась несколько не в себе. Меня потрясывало от страха перед разоблачением. Заигрывания, ласки Марка скорее напрягали, чем радовали, и в итоге он не стал настаивать, списывая мою тревожность на знакомство с родней. Просто обнял и позволил забыться во сне. Утром нас вытащили на непривычно ранний завтрак, и опять ничего не было.

Похоже, прямо сейчас у измученного ожиданием Марка летели тормоза.

— Раздумываешь? — он наклоняется близко, касаясь лоб о лоб. — Если никак, сделаем по — другому. Просто знай, котенок, я схожу от тебя с ума, все сильнее и безнадежней.

Он сбрасывает на пол плавки. И нависает сверху, опираясь на локти. Я не успеваю ответить, как спортивное мужское тело вклинивается между бедер. Марк устал спрашивать, ждать, беспокоиться. Широкая грудь ходит ходуном.

— Марк, — шепчу я. — Ты о чем? Что — то случилось?

Короткая, напряженная тишина. Он пытается увидеть, рассмотреть, прямым настойчивым взглядом. Слишком серьезный для привычного моего Марка. Пара секунд…

И вдруг снова беззаботно улыбается.

— Все хорошо, котенок. Просто отлично.

— Ты уверен? Может быть уйдем отсюда и дойдем до комнаты?

Вместо ответа мои купальные трусики отодвигают, и я чувствую медленное, нарастающее давление на уже повлажневшее лоно.

— Моя.

Входит, играя желваками. Белея лицом от напряжения, чтобы не сорваться сразу.

— С первой встречи — моя. Кошка с зелеными глазами.

Я чувствую, насколько он каменный, твердый. Меня плющит между ним и скамьей.

На загорелой коже капельки испарины, он сильнее налегает телом, словно пытаясь как можно глубже занырнуть внутрь. Я скольжу из — за шелковистого парео, и Марк вцепляется в плечи, удерживая на месте, не давая уйти ни на сантиметр.

Лежа под ним — очень горячо и тесно, я поймана. До меня не может добраться даже крошечный ветерок, воздух застыл.

Слова про «ржавую ложку» меня беспокоят, все вообще идет странным образом. Вряд ли я сейчас смогу сильно возбудиться, просто будет приятно. Мысль… что до Марка, всего несколько часов назад во мне был его брат, вдруг накатывает стыдной волной, и я отворачиваюсь, не давая себя поцеловать.

Слышу недовольный рык. Младший Бекендорф впивается в шею, жестко, я чувствую остроту зубов. И одновременно идут глубокие, сильные толчки. Меня берут почти грубо, неумолимо насаживая на напряженный горячий член.

Марк пронзает, накалывает меня словно трепещущую бабочку на толстую шпильку, не позволяя улететь, не разрешая даже дернуться. С каждым врезающимся заходом, с новым движением узких сильных мужских бедер, внизу живота становится… теплее.

Я только собираюсь вцепиться крепче в его плечи и поддаться в движении навстречу, как слышу шорох кустов.

Кто — то ломится сквозь закрывающие поляну заросли.

Как так?

— Кэти! Марк! Я вам не помешаю? Вы забрали с собой мою сумочку и полотенце! Это я, тетя Фло. Если вы целуетесь, то можете не стесняться, я быстро возьму свое и уйду! Где вы?

Ох, я так торопилась, а она действительно оставляла свое полотенце на моем шезлонге. Но неужели надо обязательно бежать за нами?

Услышав крик тети, Марк хмурится, сильнее обнимая.

А я начинаю с таким же пылом его с себя спихивать.

Господи, да у его тетки язык как помело. Бесцеремонная и разбалованная до одури. Если она нас застукает, то годами будет рассказывать, как застала в беседке и что именно увидела. В деталях. Еще и утверждать будет, что это дико смешно и мило.

Я шиплю, и с помощью колен выпихиваю Марка из себя.

— Прячься. Пожалуйста.

Найти его плавательные шорты мы не успеем. Не знаю, что клинит в моей голове, после прошедшей ночи и непрекращающегося стресса я точно не себе. Потому что я толкаю Марка вбок, словно профессиональный борец. От неожиданности он перекатывается через низкий, в ладонь, бортик, отделяющий лавочку, на которой мы лежит от низкого ограждения и, пробивая зеленую массу плетистых веток, падает куда — то за беседку. С тихим, отчаянным матерком.

Бум.

Мамочки. Он же там голый. На розах.

— Вы где? — вопрошает больная на голову тетя. Ее голос слышен все ближе, и я успеваю только вернуть на место низ купальника и усесться на скамье.

Ой! Ногой запихиваю в темноту под лавочку плавки своего парня.

— Ага!

Флоранс появляется на входе и с интересом оглядывается. Но здесь только я, растрепанная, с красными щеками.

Глава 8. Дамам — цветы!

— Хм, — дама обнаружила сброшенную обувь племянника и многозначительно подняла бровь.

Похоже, она стопроцентно знала зачем шла и какую картину готовилась увидеть. И когда не застукала, даже немного расстроилась. Такие люди любят быть в эпицентре чужих отношений за отсутствием собственных.

Не знаю, как отреагировать на ее хмыканье. У меня в голове и так жуткая каша, я нервничаю и очень хочу успокоиться, чтобы не натворить бед.

— Кэти, а где Марк? — с иронией спросила Флоранс. — Куда сбежал наш темпераментный красавец?

На шум повернулись мы оба. Я, в ожидании новой беды. Тетя Флоранс — явно в предвкушении. И, ввергая меня в полный ступор, снаружи, в проеме из порванных ветвей как в картинной раме, появился Марк. Ниже пояса его закрывал край ограждения.

Высокий фундамент беседки отыграл нужные тридцать — тридцать пять сантиметров и все выглядело вполне благопристойно.

Пробивающиеся наискось солнечные лучи играли на крепкой груди, играя в чехарду с несколькими длинными царапинами. В руках Марк держал по розе.

— Это тебе, Каталина, — сказал он, протягивая цветок. — А это тебе, тетя Фло.

Мы взяли, обе в замешательстве. Почему — то я была уверена, что он тихо пересидит в кустах. Я бы точно спряталась и носу не высунула. А у него — спокойное, немного отстраненное лицо и только едва заметный румянец на щеках выдает смущение.

— Теперь, когда стало понятно, что я тут делаю, — продолжил Марк, — позвольте небольшие пожелания. Тетушка, ты знаешь, как я к тебе нежно отношусь. Но сейчас я настоятельно прошу… не делай так. Ты же знала, чем мы занимаемся и прекрасно обошлась бы без полотенца и пустой пляжной сумки. Пустой же, да?… Ясно. Так и думал. Если снова решишь, что можешь вмешиваться в наши с Кэти отношения, я… разочаруюсь.

Ого. Никаких замалчиваний, стыдливых уходов от темы. Все прямо, честно, в лоб. Золотой мальчик предпочитал правду и не убегал от неприятностей. Он говорил мягко, но под бархатом звенела сталь.

Что он сделает, если узнает правду о случившемся ночью? А вдруг у меня был единственный шанс на прощение — рассказать все и сразу, когда вернулась в комнату?

И что, если я этот шанс уже упустила? Скрывая и обманывая.

— …Тетя Фло? — он поднял бровь.

— Да поняла я, поняла, — буркнула она.

Щеки женщины покраснели, подчеркнув несовпадение с искусственно нанесенными наискось румянами. Сразу стало ясно насколько искусно декоративные слои иллюзии создавали эффект свежести и моложавости.