Убийца - Джонатан Келлерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я так сильно ее люблю, и она меня тоже любит. Когда я только обнаружила, что ношу ее, я сразу… стала беречься. Первое, что я сделала, – пошла и купила витамины.
– Для беременных.
Она отвела глаза.
– Честно говоря, док – а я всегда буду с вами только честной-честной, и точка, – сначала это были простые витамины, я просто пошла в аптеку и купила самые обыкновенные. Я ведь ничего тогда не знала… никаких подробностей. Но я обратилась в клинику. В Малибу, я тогда в Малибу работала. Вы, наверное, спросите, а что я там делала? В домах убиралась, знаете, здоровенные такие богатые дома у моря. Сама-то я жила, конечно, не на пляже – так, снимала по дешевке фургон на стоянке для мобильных домов, недалеко от Кросс-Крик. Вы ведь знаете Малибу?
– Знаю.
– Ну, тогда вы представляете, где это. Место нормальное, чистое, и работа приличная. – Она сделала глубокий вдох и откинулась на спинку кушетки.
– Итак, вы пошли в клинику… – продолжил я.
– А, ну да. Так вот, они мне и говорят – в клинике – есть, мол, особые витамины для беременных; тогда я выбросила простые, пошла и купила специальные. Я очень хорошо о себе заботилась. Рамбла родилась большая – восемь фунтов одиннадцать унций. – Она засмеялась. Так же звонко, по-девчоночьи, как на автоответчике. – Вытолкнуть ее из себя – та еще оказалась работенка.
– Тяжелые роды?
– Удовольствия ради я бы это повторять не стала, но все прошло, и со мной все в порядке, и она родилась красоткой. Только не подумайте, будто я решила, что заслуживаю награды. За то, что заботилась о себе, понимаете? В конце концов, это была моя обязанность.
– Однако не все так поступают.
– Вот именно! Но для меня это было важно. Выносить эту беременность, родить здорового ребенка. Я… не хотела рисковать.
– Ваша жизнь стала другой, – сказал я.
– Вы слышали об этом?
– О чем?
– О том, как я жила. Раньше. Я ничего не буду скрывать от вас, все по-честному, как обещала. Ну, в общем, да, я многое поменяла. Потому что она – мое сердце, как была с самого начала, так и осталась, и я не вижу, почему я должна доказывать это какой-то там судье… кстати, какая она? Я про судью.
– Производит впечатление вполне разумной.
– Ой, хоть бы так и оказалось – это же ненормально: кто-то, кого я совсем не знаю, берется меня судить. – Смех. – Но ей, наверное, нравится, потому она и судья. Я бы в жизни не стала этим заниматься. Особенно для денег.
Глаза у нее стали мокрые. Я протянул ей салфетку.
– Мне правда тяжело, доктор Делавэр. И не я все это начала. Это все она.
– Ваша сестра.
– Сука, – прошипела Шери. – И не ждите, что я буду извиняться за мой французский – не буду, потому что я так чувствую, и имею полное право – сукой она была, сукой и осталась, завидовала всегда и всем. Сама даже мужика завести не удосужилась, некогда ей, видите ли, было, все деньги делала да командовала всеми вокруг, а теперь разевает рот на то, что принадлежит мне!
– Вы с ней и раньше не ладили.
– Никогда не ладили – хотя нет, это тоже неправда: в детстве, когда мы обе еще были девчонками, все было не так плохо. Мы не из тех сестер, которые вечно обнимаются, целуются, да и дружбы между нами тоже не было. Просто не трогали друг друга, вот и всё. Не дрались. Никогда не враждовали по-настоящему.
– Констанция ведь на семь лет старше вас.
– А вы откуда… А, да, из дела. Да, точно, на семь лет, даже почти на восемь, так что компании у нас были разные. У нас еще есть брат, он средний, между нами; так вот, в детстве я больше дружила с ним. Он был не как Конни, та вообще ни с кем не дружила.
– Одиночка.
– Точно! Попали в самую точку, доктор Делавэр, одиночка – она одиночка и есть: люди ей не нужны, она их не любит, ей подавай цифры. Математика, физика, химия – вечно она сидела носом в книжку, если папа разрешал.
– Ваш папа не любил книги?
– Он вообще ничего не любил, когда напивался. Выпьет кружку пива – улыбается, вторую – тоже. После третьей уже притихнет. Ну, а если дело дойдет до шестой, седьмой, а то и восьмой, то он набычится, лицо станет красное, и уж тогда на пути у него не стой, переедет. Как та штука, знаете, которой асфальт горячий закатывают.
– Асфальтоукладчик.
– Во-во, точно. Он не дрался, никого не бил, но смотреть на него было страшно – так он орал, матерился и вечно норовил что-нибудь испортить, разнести вдребезги. Бывало, вкатится в подпитии в комнату к нам с Конни, а она сидит, носом в книжку, да еще библиотечную – ох, как он этого не любил, – налетит, книжку схватит, и, оглянуться не успеешь, от нее уже кучка конфетти осталась. И ведь, что самое-то странное, когда он был трезвый, то любил читать.
– Страшно, наверное, было.
– Еще как, – согласилась Шери. – Поначалу, конечно, страшно, но со временем учишься, как не попасться на глаза в тяжелую минуту и все такое, знаете?
– А где была в это время ваша мама?
– Спала, пьяная. Ее смаривало быстрее, чем папу, она и засыпала.
– У вас с Конни было непростое детство.
– У нас с Конни и Коннором – он был между нами, средний, и выучился бегать очень быстро, потому что папа орал на него больше всех. Так он и бегал, сначала в школе, потом в колледже. На большие дистанции, награды получал, мог милями бежать без остановки.
– А где сейчас живет Коннор?
– На севере. У него жена, дети…
– Когда ваши родители не пили, что они делали?
– Работали, – сказала Шери. – Мама была секретаршей в транспортной компании, папа – там же, водил фуры.
– Значит, его часто не было дома.
– Да, слава богу.
– А с вами он обходился иначе, чем с Конни?
– Хм-м-м… надо сказать, да. С ней как было: застукали тебя за книжками – получи горстку конфетти. А со мной все было по-другому: я-то книжки не любила, книгочей из меня был никакой, мне главное – друзья, общение. Так что не проходил со мной такой номер.
– Может быть, он вымещал на вас гнев как-то иначе?
– Да нет. Честно говоря, надо мной он особо не куражился, потому что любил меня больше, чем других. Он сам мне так говорил. Когда был трезвый. «Ри, ты у нас красотка, вот и оставайся красоткой, замуж выйдешь. Конни, та уткнется носом в книгу и будет сидеть, умную из себя корчить – какой мужик такое вынесет?»
– Значит, Конни от него доставалось особенно.
– Будь она чуть проще, ей же было бы лучше.
– Проще с кем, с отцом?
– С отцом, со всеми… Доктор Делавэр, я вам вот что скажу: мама про нее знаете как говорила – у этой девчонки будто маринованный огурец был вместо соски. Никогда не улыбнется, вечно думает о чем-то своем, а слово ей скажешь, так она будто и не слышит. Всегда себя лучше других считала.
– Книжный червь.
– Жила больше в библиотеке, чем дома. Сколько раз мне вместо нее и посуду мыть, и прибираться приходилось… Ну, когда па и ма трезвые были, так они, бывало, сходят за ней, приведут домой – никто, мол, за тебя трудиться не обязан.
– А когда они напивались, то Конни была сама себе хозяйка.
– Точно.
– А вы, Ри?
– Что – я?
– Вы тоже делали что хотели?
– Ну, конечно, когда ушла из дома.
– Когда это было?
Черные глаза уставились в пол.
– Давно.
– Насколько давно?
– Я была еще слишком молода, признаю это.
Я ждал.
Она добавила:
– В пятнадцать.
– Вы сбежали.
– Не-а, просто открыла дверь и вышла, никто меня не останавливал. – Неожиданная улыбка, тоже в стиле Мертвой Долины времен засухи. – Никто даже не заявил, что я пропала.
– И как вы себя чувствовали?
– В смысле, оскорбилась ли я? – переспросила Шери. – Ну, может, если б стала об этом думать, то, наверное, обиделась бы. Но я ни о чем таком не думала, просто знала: если меня найдут и вернут домой, все пойдет как раньше.
– То есть опять надо будет прятаться от пьяного отца?
– И это тоже, – сказала она. – Но я говорю о скуке. Дома никогда ничего не происходило. Я спрашивала себя: неужели так будет и дальше?
– Но вы сбежали из дома, и у вас начались приключения.
Она внимательно посмотрела на меня.
– Я обретала опыт. Вы хотите поставить мне это в вину?
– Зачем?
– Альтернативный образ жизни, доктор. Так выразилась ее сука-адвокатша. Как будто я урод какой-то. А я просто жила свою жизнь так, как хотела, и никого не обижала. И не надо меня за это судить, понятно? Пожалуйста. Давайте лучше поговорим о том, что есть сейчас, а не о прошлом. Потому что прошлое прошло́, ясно?
– Но сначала я все же задам вам еще пару вопросов о том, что было раньше.
– Это о чем?
– У вас с сестрой были когда-нибудь какие-нибудь финансовые отношения?
– Какие отношения?
– Она давала вам деньги взаймы?
– Это потому, что она богатая, а я нет?
– Потому что обязательства могут создавать проблемы.
– У меня таких проблем нет. Я довольна своей жизнью; если бы мне хотелось быть богатой, я пошла и разбогатела бы. Но вместо этого я решила, что в жизни главное – любить и радоваться. А она решила иначе, вот и посмотрите теперь на нее.