Ночные тени (сборник) - Ирина Глебова

Женщина подняла на него тоскливые, замученные глаза.

– Да, – сказала тихо. – Плакала. И не хотела…

Антон встал с продавленного дивана у стены, шагнул к столу и наклонился над женщиной.

– Вам лучше ничего не скрывать, это правда. То, что произошло – трагедия, верно ведь? И кажется мне, там мог быть третий человек… Если он был и вы назовёте, укажите его… Это увеличивает ваши шансы на оправдание. Может быть, стреляли вовсе не вы?

И вновь с женщиной произошла метаморфоза. Потухшие, тоскливые её глаза загорелись чувством. Антон готов был поклясться, что это – сильный испуг. Она заговорила быстро, лихорадочно:

– Нет! О чём вы? Я сама, мы двое… Я сама убила его! Да, это я! Так получилось, так получилось!..

И зарыдала, запрокинув голову, отчаянно закрыв лицо ладонями. Больше она ничего не хотела да и не могла говорить. Отпоив её водой, дав подписать протокол и показав постановление об аресте, следователь вызвал конвоира. Капитан кивнул Сергачёву: «Я провожу».

В машине Лидия сидела под зарешётчатым окном безмолвно, безучастно. Ехать было недалеко, минут десять. Ляшенко смотрел на бледную женщину почти с восхищением. Бог мой, она ведь берёт всё на себя, выгораживая любовника! Её реакция выдавала – третий был и стрелял наверняка он! Но женщина готова идти в тюрьму, чтобы спасти мужчину!

Антон невольно покачал головой: второй случай за короткое время. Недавно он успешно расследовал ещё одно убийство, но там было потруднее: уйму людей пришлось опросить и перебрать, прежде чем выйти на убийцу. Тоже женщину.

Капитан вспомнил, как приехал на задворки уже не работающего железнодорожного депо и там, среди проржавевших вагонов увидел труп. Быстро выяснилось, что это известный в городе человек – самый популярный певец театра музкомедии, чудесный тенор, игравший на сцене героев-любовников. Ту же роль играл он и в жизни. В квартире убитого капитан нашёл записную книжку, где совершенно откровенно было написано: «Девочки, с которыми я переспал». Подробный список имён и фамилий поражал воображение. Значились там, кстати, и почти все студентки, у которых он преподавал – на актёрском факультете местного института культуры. Пришлось капитану и его бригаде опрашивать всех! Та ещё работёнка!.. Но именно таким образом и вышел он на юную студентку, бросившую учёбу в разгар сессии и уехавшую в свой далёкий город Нарьян-Мар. Её имени в списке убитого не было, однако и с этой девушкой он встречался – их видели вместе.

Почуяв близость открытия, Антон поехал в командировку к далёкому Баренцеву морю. Там и нашёл он эту девчушку – юную, скромную, очень хорошенькую, с чуть заметной примесью ненецкой крови. И скоро выяснил, хотя это и скрывалось, что девочка лечится от сифилиса у частного специалиста. К этому времени Антон уже испытывал стойкую неприязнь к покойному, теперь же он его просто возненавидел. Но дело есть дело. И капитан сумел добиться признания у матери бывшей студентки. Миниатюрная, моложавая женщина, полукровка с раскосыми глазами и решительным характером, не слишком и запиралась. Она воспитывала дочь одна, без мужа, и готова была защищать своего ребёнка. Да, узнав, что мерзавец-преподаватель совратил её наивную доверчивую девочку и заразил гадкой болезнью, мать поехала в их город и наказала обидчика. Готова отвечать, а на суде призовёт всех родителей поступать так же!..

Но капитан Ляшенко не был удовлетворён. Актёра убили очень профессионально: выстрел в сердце и контрольный выстрел в голову. И как бы женщина не говорила, что купить пистолет в их портовом городе ей было легко и что потом она оружие выбросила, Антон ей не поверил. Поработав ещё немного, нашёл там же, в Нарьян-Маре, и исполнителя: недавно вышедшего в отставку милиционера, работающего теперь в охранной фирме, отличного стрелка, не раз бравшего призы в соревнованиях. И, кстати, – крёстного отца больной девушки. Он уезжал из города как раз в тех же числах, что и мать девушки, совпадающих с временем убийства… Но человека этого капитан так и не смог арестовать: женщина непреклонно отрицала его участие и всё брала на себя…

Вот тогда, расследуя то дело, капитан впервые испытал чувство, противоположное его обычному отношению к женщинам. Да, она преступница, но какая жертвенность ради ребёнка, ради мужчины! Уважение и даже в чём-то восхищение – вот что почувствовал Антон. И теперь, в этом новом деле, эта женщина – Лидия Карамышева, – вновь берёт всю вину на себя, лишь бы спасти какого-то мужчину. А ведь он был, этот третий, этот мужчина – Антон почти не сомневается: реакция Лидии так красноречива! Бог мой, что за существа эти женщины! Любить их или ненавидеть? Восхищаться или презирать?..

Оформив все бумаги, Антон проводил новую заключённую до самой камеры. У массивной двери с врезным окошком остановились, и он, выразительно кивнув, попросил конвоира:

– На пару слов.

Тот молча отошёл в сторону. Капитан посмотрел на Карамышеву. Женщина стояла отрешённо, с пустым взглядом. Да, такой неожиданный арест – всегда шок.

– Лидия Андреевна!

Антон легонько тряхнул её за руку. Словно приходя в себя, она подняла на него глаза. Молодой человек смотрел участливо, по-доброму – она подумала об этом удивлённо, но как бы со стороны.

– Лидия Андреевна, убедите своего адвоката в том, что вы пытались остановить своего мужа. Он хотел выстрелить в себя, а вы вырвали у него карабин и случайно нажали на курок. Борьба, резкое движение и… случайность. Вы слышите меня? Понимаете?

Она смотрела молча, и Антон, наклонившись, настойчиво повторил:

– Стойте твёрдо на этом! Пытаясь предотвратить самоубийство, вы совершили неумышленное убийство. Это ваш шанс, ваш минимальный срок!

Он резко отвернулся от неё, приоткрыл окошко в двери. Там, в камере, сидели и лежали на нарах пять женщин. Две помоложе, три постарше. На некоторое время именно они станут постоянной компанией для Карамышевой.

Идя обратно по гулкому коридору и слыша за собой лязг запираемых решётчатых перегородок, Антон думал: «Зайду в дежурку, расспрошу, что за люди в девятой камере. А то ведь есть такие… оторвы, стервы… Если что, переведу её в другую. Пусть хоть до суда посидит, как человек. А уж там – как повезёт…»

Нет, не ожидал он, что так жаль будет ему эту женщину – до сердечной боли…

Глава 7

Ночью Лидии снился хороший сон. Впрочем, кошмары ей не снились никогда. Наверное потому, что жизнь её нынешняя и была главным кошмаром. Куда же ещё?.. И, ложась спать, она словно проваливалась в яму бездонную, беспросветную, убивающую чувства, ощущения – всё, кроме давящей сердечной боли. Летела, летела вниз, пока сердце не выдерживало нарастающей скорости ударов. И, казалось, перед последним, обрывающим жизнь толчком, женщина просыпалась. Таковы были её ночи. И если приходил сон, он всегда был прекрасен, даже когда она плакала, как в этот раз.

Во сне Лидия стояла на высоком, поросшем густой травой холме. Стояла и беспомощно смотрела на Алика. А он, с перекошенным болью и злостью лицом говорил и говорил. Она пыталась что-то сказать в своё оправдание, но не могла – он уже почти кричал. Обвинял её – обидно, оскорбительно, несправедливо. Но вот махнул рукой отвернулся и побежал вниз, туда, где далеко и расплывчато виднелся город. Ей стало тоскливо и страшно, и, в то же время, захлёстывала такая нежность и любовь к нему! Она стала звать его: «Алик! Алик!» Но он не оглядывался, убегал всё дальше и дальше. А рядом с ней появился другой человек, тот – Саша. Или он и был всё время рядом? Он держал её за руку, ласково утешал и тихо тянул, уводил куда-то прочь. Она плакала и всё оглядывалась Алику вслед, но, обессиленная от рыданий, поддавалась, шла за тем, другим. Вот он подхватил её на руки, занёс в дверь какого-то дома, положил на кровать, стал целовать и говорить о своей любви. А она, отвернув лицо к стене, всё плакала, с тоскою думая только о нём, об Алике, который ушёл, не оглянувшись, которого она так любит и который так несправедливо обидел её…

Лидия проснулась и увидела, что здесь, в реальности, она тоже плачет. И сердце так же болело, и тоска сковывала дыхание – и всё-таки это было прекрасно, и ей хотелось, чтоб эти чувства не уходили, оставались с ней. И чтоб сон не расплывался, не ускользал, как утренний туман, а оставался в памяти каждой деталью. Он был, конечно, весь из символов, но так же точен и правдив, как и её жизнь – любовь только к нему, единственному, Алику, его несправедливость и обидное непонимание, толкнувшее её однажды к другому мужчине…

Как же, как произошло всё то, что произошло? Как началось, длилось, можно ли было остановить, исправить? Теперь у неё хватало времени обо всём этом думать вновь и вновь. Семь лет заключения – вот её срок. Адвокат не сумел убедить суд в том, что происшедшее – несчастный случай: жена, пытаясь предотвратить самоубийство, случайно нажала на курок, да так умело, что разнесла мужу голову! Но всё-таки сомнения у судей зародились, потому и осуждена Лидия была почти по минимуму, за непредумышленное убийство.