Остров Фиаско, или Последние приключения барона Мюнхаузена - Марк Тарловский

— Ты будешь заниматься или нет?

Передо мной стоит папа. На нем уже нет бархатных штанов и старого камзола, его волосы коротко подстрижены.

— Вот уже час, как ты бездельничаешь!

Грозно оглядев меня, он уходит. Учебники и тетради выплывают из мрака, медленно проступает стол. Уже совсем поздно, а впереди еще столько уроков! По географии меня уже давно не вызывали. По математике, правда, спрашивали, но Вера Сергеевна любит вызывать неожиданно.

Тогда я стал рассчитывать. И получилось, что после уроков у меня останется еще два часа, целых два часа свободного времени. Это же здорово! Надо только поскорей начать учить. Немедленно! Сейчас же!

Но сначала… сначала я прочту еще одну страницу. Только одну! Одна страница не повредит…

И мне вдруг стало весело, а уроки показались очень легкими и интересными! И как это я раньше не додумался? Ведь как хорошо все складывается: сначала уроки, а потом — снова читать. Мало того, я и сейчас еще почитаю. Одну страницу. Только одну…

Стараясь не шуметь, я осторожно выбрался из-за стола и подкрался к шкафу. Коричневый, тисненный золотом переплет пересекали черные, скрещенные шпаги.

«Сколько дней понадобится, чтобы изготовить две такие подвески? Вы видите, что здесь двух не хватает…» И все смешалось, все понеслось передо мной. Я едва успевал переворачивать страницы. Ведь у меня два часа, целых два часа после уроков! Но какая разница — до или после, если между Англией и Францией война, если Атос, Портос, Арамис и, конечно, д’Артаньян так удачно снарядились в военный поход!

Еще не утих попутный ветер Ла-Манша и еще свежо дыхание туманного Лондона, а впереди уже новые приключения, полные страшных опасностей и удивительных подвигов!

Вперед, мушкетеры! Вперед, храбрецы! Вперед — в Ла-Рошель!

Моё кино

Я так верил, что сегодня, в воскресенье, обязательно попаду в кино. Я радовался этому всю неделю. Я думал о том, как пойду в кино и как загляну в кассу. И даже когда погаснет свет в зрительном зале, даже тогда все будет еще впереди…

И вот он настал, долгожданный день, но денег у меня не было, я потерял их. Я обыскал все карманы и лестницу в доме, и двор, по которому шел, до самых ворот. А вдруг я обронил деньги по дороге?

Все было напрасно. Конечно, я мог бы вернуться домой и попросить денег, но дома никого уже не было… А рядом, на улице, грохотали трамваи, неслись легковые машины, по широкому тротуару разливался густой людской поток. И у всех были веселые, радостные лица — все спешили, обгоняли друг друга, перебегали через улицу. И мне казалось, что все спешат в кино. Билетов на всех хватит!

Я и сам не заметил, как шагнул за, ворота и пошел вместе со всеми. Еще издали я увидел большие круглые., часы, а еще через несколько шагов показались зеленые лавочки, у дверей кинотеатра толпился народ. А рядом, на стене, висела афиша: на огромном, туго натянутом полотне вздымался корабль с тройным рядом белоснежных парусов, с высоко взлетевшим над морским пенистым валом носом.

Я подбежал к афише и замер. В изумрудной воде горели золотые буквы: «Остров сокровищ». Мерцающими каплями стекала с них густая пена, и буквы ярко вспыхивали, подрагивая под набегавшей волной.

Как зачарованный, смотрел я на корабль, на море, буквы… «Остров сокровищ»… Я же читал эту книжку! Ну конечно, читал! Я подошел еще ближе и увидел потемневшие, обветренные лица пиратов, тяжелые крупные серьги в ушах и крепко закрученные на головах повязки.

«Ну а теперь уходи, — сказал я себе и отвернулся. — Посмотрел — и хватит. Пора и домой. Тебе здесь нечего делать…» Но я не мог уйти. Осторожно поднявшись по высоким каменным ступенькам, я подошел к кассе и занял очередь. Очень скоро и за мной заняли очередь. Значит, кто-то верит, что я тоже иду в кино…

Очередь двигалась быстро, и чем ближе становилась касса, тем ясней раздавались голоса: «Мне, пожалуйста, пятнадцатый ряд… Будьте добры, десятый…»

«А какой же мне попросить ряд? Десятый, седьмой или еще ближе?.. Мне все равно, — думал я, — я на все согласен. Только бы в зал попасть, я могу и постоять».

Но когда до заветного окошечка осталось совсем немного, я незаметно выбрался из очереди и спрятался за толстую колонну. Здесь я подождал, пока все мои соседи по очереди купят билеты, и только потом приблизился к дверям фойе.

Я вспомнил, как мы с ребятами в последний раз ходили в кино, как купили билеты и вошли в фойе. Мы сидели вон в том углу, возле вазы с цветами, и Витька Шишкин звал нас всех после кино к себе домой играть в шахматы.

И мне вдруг нестерпимо захотелось снова очутиться в зрительном зале, залитом тем особенным тусклым электрическим светом, что бывает только там, увидеть, как медленно гаснет этот свет и слепой, безмолвный экран вдруг вспыхивает ослепительно-белым светом. И тогда…

Я украдкой посмотрел на контролершу: а вдруг она пожалеет меня?.. Как старый и неподкупный страж, стояла она у входа, и никто еще не отваживался пройти мимо нее без билета. Она быстро и ловко надрывала билеты, придерживая время от времени закрывающуюся половинку дверей. И я стал помогать ей придерживать эту половинку… «Наверное, она заметила меня, — думал я, — но ей пока неудобно пропустить меня без билета. Какая она добрая и умная. Вот пройдут все, тогда…»

Но шло время, и ничего не менялось. Потом появились какие-то мальчишки. Они долго суетились около дверей, шушукаясь и переглядываясь. И вдруг один из них рванулся к контролерше и, низко пригнувшись под ее вытянутыми руками, юркнул в зал. Мальчишки радостно загалдели. Один из нас все же попал туда!..

Но грянул оркестр в фойе, и под звуки марша из зала вышел краснощекий дядя — он вел мальчишку за ухо.

— Дяденька, отпусти, отпусти! — Мальчишка морщился, вырывался, крутил головой…

— Пустите его! — закричали мальчишки. — Пустите!

— Пустите! — крикнул я.

И дяденька отпустил.

— Марш отсюда! — крикнул он сердито.

Теперь мне было все равно: и гул веселой публики, и синие билеты, и белый экран… Я совсем уже собрался домой, но тут двери распахнулись, и все хлынули в зрительный зал.

Как я верил! Даже сейчас…

Звонок, за ним — второй, третий… Все было кончено.

Свет в зале погас, фойе опустело, и контролерша захлопнула передо мной дверь. Но когда я понял, что все потеряно, что не видать мне ни корабля, ни моря, ни сокровищ, тогда я выбежал из кинотеатра и помчался к боковой двери, откуда выходили на улицу после кино. Я подбежал к ней и принялся слушать.

И я услышал шум океана и крики чаек, и хлопанье парусов, и чьи-то голоса, протяжные и зычные, теряющиеся в шуме прибоя. Наверное, это пираты… Наверное, корабль уже вышел из Бристоля, и они плывут к острову, где Флинт зарыл свои несметные сокровища. А может быть, на корабле вот-вот вспыхнет бунт, или, может, они уже приплыли? Нет, нет… Еще слишком рано. Они не успели бы… Наверное, Джим сидит в бочке и подслушивает…

Оглушительно грохнул пушечный выстрел, и чей-то хриплый, зловещий голос рявкнул на весь зал:

— Три тысячи чертей!

Да это Сильвер! Страшный, одноногий Сильвер! Я узнал его по голосу…

Я прижался к двери теснее, я затаил дыхание. Из узкой дверной щели пахнуло свежей прохладой. Это дул муссон…

Письмо

Никогда снег не пахнет так, как перед Новым годом, когда кончился последний урок второй четверти, уютный урок при электрическом свете, и впереди каникулы — двенадцать долгих прекрасных дней!

Я возвращался из школы и думал: «Как это много — двенадцать дней… Сначала пройдут три дня. Что можно сделать за три дня, даже трудно себе представить! Но это только три дня, впереди еще целых девять, в три раза больше!»

Так думал я, подставляя язык под летящие снежинки.

Дома я разделся и, запрятав подальше свой портфель, снял с полки Андерсена.

«Снежная королева поцеловала мальчика, и его сердце превратилось в кусок льда…»

Я посмотрел во двор. За окном, как и в сказке, шел снег. Безмолвно синели пушистые сугробы.

И, глядя в морозное зимнее окно, я подумал: «Вот… сейчас та снежинка превратится в Снежную королеву…» Несколько секунд я пристально следил за большой снежинкой, примостившейся в углу рамы. Но снежинка так и осталась снежинкой. Никакого чуда не произошло.

Тогда я захлопнул книгу и открыл дверь на балкон. Там, упираясь зеленой верхушкой в перегородку, стояла елка. Я долго смотрел на ее тяжелые игольчатые гроздья и глубоко вдыхал свежий запах хвои.

Наглядевшись, я уже хотел закрыть дверь, но вместо этого подхватил ладонью пригоршню душистого снега и поднес его к губам. Ох, до чего он был вкусный! Я так увлекся, что не заметил, как рядом очутилась мама.

— Что ты делаешь?! — закричала она. — Ты же недавно болел!

— Больше не буду!