Маскарад миров - Дмитрий Раскин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторые захотели комнаты, в которых жили когда-то. (Лёня проектировал не только по их воспоминаниям, но и на основании того, что было добыто из их подсознания под гипнозом.) Так, у Арнольда спаленка его детства и ароматы едва различимы, те самые, когда мама готовила завтрак, стараясь не греметь посудой, дабы не разбудить. А у Лёни Гурвича комната, в которой он не жил никогда, так и не довелось. По мотивам уже известного нам штампа о Лёне-домоседе. Не без налета жалости к себе самому (может, не стоит с нею бороться так уж, по мелочам – тоже комплекс). Когда они прилетят на Землю, машины и киборги Жанны раздвинут эту комнатку до просторного дома, что будет уже с настоящими пятнами света и тенями, со сквозняком, шорохом занавесок, скрипом двери в гостиной, без всей этой имитации.
Кают-компания и лаборатории оказались какими-то даже слишком космическими, по-голливудски как-то (на земле, до полета Лёня этого не чувствовал). То ли киношные клише въелись в мозги дизайнеров, то ли Голливуд в самом деле оказался прав.
На стене кают-компании висел огромный, больше фута в длину, старинный ключ. Стилизация под старину. Ложная бронза, с аляповатой какой-то, сусальной позолотой.
– Кажется это ключ от новой Земли, который мы должны будем вручить человечеству, что прилетит к нам через пятьсот назначенных лет. – иронизировал Лёня.
– Насчет этого нет никаких инструкций, – ответила Лора.
Билл хотел, видимо, чтобы мы догадались сами, – улыбнулся Лёня.
– Не нравится мне вся эта эстетика, – начал Арнольд, – ой, не нравится. Предчувствие у меня.
– Потрудитесь-ка, сэр, держать свои предчувствия при себе, – полушутя оборвал его Стив.
– Эта ложь, этот дурной вкус формы, – причитал Арнольд Коэн, – не пройдут просто так. Аукнется это нам.
Первая реакция на космос у Джека: «надо же, как похоже!» Надо полагать, на все эти учебные фильмы и голограммы. На то, что он видел с детства в планетариях и на дисках, по телевизору и в 3D книгах, в компьютерных играх. Гениальный программист летел в школярский, научно-популярный космос.
Лина, Гурвич углядел, стояла у иллюминатора и по лицу текли слезы. Чистота радости? Сознание необратимости шага? Прорва будущего пред ее мысленным взором? Новый мир без болезней и боли? Просто счастье минуты? Высвобождение в бездну, тьму, свет, немоту, непостижимость, свет и сияние космоса?
Космос для самого Лёни? Бытие, для которого суть, смысл, истина Бытия, его время, рождение ль, гибель – всё только частности, часть… Бытие, которое есть Ничто и здесь это, кажется, перестает быть метафорой.
Конец ознакомительного фрагмента.