Жертва Сименона - Наталья Никольская

Однако Ольга не появлялась, и это нравилось мне все меньше и меньше. Со все возрастающим недоумением я смотрела в сторону вагона, в котором она скрылась семь минут назад. Не будь при мне тяжелой сумки, я бы, конечно, уже давно сама добежала до него и выяснила бы, в чем дело. Но тащиться обратно с поклажей очень не хотелось: ведь до машины рукой подать!

Когда недоумение мало-помалу переросло в тревогу, я увидела, как к первому проводнику подошел второй, и они вместе исчезли в вагоне. Не прошло и двух минут, как этот самый второй кубарем скатился с подножки и помчался вдоль поезда. Меня словно ударили в сердце! Подхватив сумку, я бросилась ему наперерез так быстро, как позволяли способности ломовой лошади.

– Что там у вас случилось, в вагоне?! Там моя сестра!

Вместо ответа парень схватил себя за горло и захрипел, вытаращив глаза. Бедняга был явно не в себе. Его глаза дико блуждали, не в силах сосредоточиться на моем лице, а руки тряслись. Он хотел было пояснить свою эмоциональную «речь» словами, но не смог. Промычав нечто нечленораздельное, протянул руку в сторону девятого вагона, потом махнул ею в обратном направлении – и кинулся дальше.

Надо ли говорить, что поведение проводника отнюдь не добавило мне оптимизма? На несколько мгновений асфальт ушел у меня из-под ног, а в глазах померк солнечный свет. Теперь я не сомневалась: с моей дорогой сестренкой, с моей милой Ольгой случилось несчастье!

Я не помню, как добежала до этого чертова вагона и взлетела по подножке – разумеется, бросив сестрину сумку где-то по дороге. (Какие-то добрые «самаритяне» – в том смысле, что эти люди приехали из Самары, – случайно ставшие свидетелями драмы на перроне, через несколько минут принесли ее к девятому вагону). Первое, что я увидела в четвертом купе, было бездыханное тело моей Оленьки, распростертое на нижней полке. Лицо, повернутое к стене, скрывали растрепавшиеся волосы.

В ногах у нее, подперев щеку рукой, сидел другой проводник – тот, которого я наблюдала у вагона. Увидев меня, он резво вскочил на ноги и загородил мне дорогу.

– Вам что, женщина? Сюда нельзя! Здесь труп.

– Труп?…

В любой другой момент мне не составило бы никакого труда отшвырнуть этого железнодорожного служку и достичь цели. Но сейчас… Ужасное слово «труп» лишило меня последних сил. Чтоб не упасть, я ухватилась за дверь.

– Ольга… Нет, этого не может быть!!!

Эти слова, а еще пуще мой отчаянный вид о многом сказали проводнику. Он покачал головой, сочувственно глядя на меня.

– Вот оно что… Вы ее знаете?

– Знаю?… Это моя сестра, слышите, вы! Родная сестра…

– Вот оно как… Сестра… Да вы лучше выдьте, выдьте, девушка. Ни к чему вам видеть это. Эх ты, такое «ЧП» – и в нашей смене, вот уж не думали, не гадали… Вы знаете что? Вы пока в соседнем купе посидите, или прилягте. Водички вам принести? Или чайку горячего: еще не остыл…

Суетясь вокруг, человек в униформе постепенно вытеснил меня в коридор. Я не сопротивлялась. Я вообще не соображала, что делаю!.

– Вот ведь что: родная сестра… И такая еще молодая, такая красивая, эх ты… Да какой же гад руку поднял?… Так я принесу водички-то? Вы пройдите сюда…

– Не надо мне никакой водички! Что… что с ней?

– С вашей-то сестричкой? Удавлена она, бедняжка. Своим же шарфом какой-то гад удавил, вот так-то. Такое «ЧП», такое «ЧП»…

– Шарфом… Постойте, каким еще шарфом?!

Проводник явно не ожидал подобной реакции на столь незначительную деталь: он отпрянул и захлопал глазами.

– Да своим же, я соображаю, каким еще? Ее, то есть, сестры вашей шарфом. Белый такой, длинный… Она в нем и вчера была, когда в поезд садилась. Да вот же!

Мужчина обернулся в сторону купе, и только теперь, когда он чуть-чуть отклонился, я увидела, что на другой нижней полке тоже кто-то лежит. Что-то белое, длинное свешивалось до самого пола.

Потрясающая, спасительная догадка шевельнулась в моем мозгу, но я боялась вот так, сходу, поверить в нее.

– А это еще кто там? Отвечайте! – Я прокурорским жестом указала в сторону неопознанного тела.

Проводник ошалело водил глазами между купе и коридором.

– Кто?… Да вы чего, в самом деле, женщина… Вы же сказали… она сестра ваша?!.

Вцепившись в его голубую форменную рубашку обеими руками, я притиснула беднягу к стенке.

– Значит, там, в купе, лежат две женщины, так? Отвечайте быстро и четко, или… Или я, черт подери, за себя не отвечаю! Так их две?

– Ну-у… Известно, две. Одна – это та, которая… Ну, а другая…

– Молчать! Отвечать только на мои вопросы! Одна женщина – это убитая, так? Которая с белым шарфом, блондинка? Да или нет?!!

– Да отцепись ты, чокнутая! Караул… Да, да!

– А другая девушка? Что с ней? Да говори же ты, чертов молчун!

– Тьфу ты, чума болотная! Вцепилась, как черт в грешную душу… Обморок у нее.

– Об… обморок?

– Ну! За сумочкой она вернулась – забыла, говорит. Видать, заскочила, увидала покойницу, да и отключилась. Ну да, точно: это, значит, она орала! Я услыхал снаружи, да не понял, где кричали: на перроне такой шум-гам… Сейчас оклемается… Эй, женщина! Ты что – рехнулась с горя, что ли?!

Честно говоря, у мужика были все основания для подобного заявления: не выпуская его рубашки, я ткнулась лбом ему в грудь и затряслась в беззвучном смехе, который то и дело прерывался судорожными всхлипами. Через несколько мгновений голубая рубаха проводника была мокрой от слез. Такого со мной никогда еще не было! Впрочем, я еще никогда и не переживала такого…

– Постой-ка! – Проводник схватил меня за руки. – Так что же: твоя сестра, выходит, – эта, другая? Которая в обмороке?… Вот оно что! А я тебя чуть до инфаркта не довел, дурень! И ты тоже хороша: трясешь меня, как грушу, совсем мозги запудрила…

Но я его больше не слушала: отодвинув дядечку с дороги, я влетела в купе и припала к телу своей «умершей», а потом снова воскресшей сестры. Я гладила его, трясла и похлопывала, беспрерывно смеясь и шепча всякие глупости. «Тело» пошевелилось, издало слабый прерывистый вздох, и наконец открыло глаза.

– По… лина… Я… не умерла?…

– Ольга! Ты… бестолковая, беспомощная, ужасная девчонка. Ты меня с ума сведешь! Я… я так тебя люблю!

Потом набежала целая куча милицейских чинов, приехали следователи из прокуратуры, фотографы, врач и прочие необходимые и неизбежные в таких случаях люди. Нас с Ольгой выдворили в пустое купе, где мы принимали бесконечных «визитеров» и отвечали на их бесконечные вопросы. Впрочем, «отвечали» – сильно сказано: занималась этим в основном я, Ольга же на каждом слове вздыхала, через каждые два на третьем принималась реветь и несколько раз была близка к тому, чтобы снова упасть в обморок. А ведь именно она, а не я, была главным свидетелем!

Через полчаса этого кошмара мимо неплотно притворенной двери нашей «камеры» пронесли носилки, накрытые простыней, и моя сестрица опять зашлась рыданиями. Молодой следователь скривился, как от зубной боли, и, извинившись, вышел. Скорее всего, его «неотложное дело» было лишь предлогом: просто бедняга не хотел, чтобы его смыло «Ниагарским водопадом» слез.

– Бедная, бедная Ася! Я до сих пор в себя не приду. Как подумаю, что могла бы столкнуться здесь с убийцей… Поля, какой ужас!

Я скептически хмыкнула. Моя дорогая сестренка в своем репертуаре: хотя она и в самом деле потрясена ужасной смертью этой дамочки, своей попутчицы, но трусость в ней всегда одерживает верх над всеми прочими чувствами. Однако про себя не могла не признать, что в опасениях Ольги был резон. Она действительно могла напороться на того парня, который придушил эту самую Палискиене.

– Ужас – это эмоции, Ольга. Но факт остается фактом: этот тип – я имею в виду убийцу – очень быстро управился. Мы с тобой успели выбраться из вагона и отойти метров на двести, вот и все. Каких-нибудь пять… нет, минут семь-восемь: я еще останавливалась купить сигареты, долго искала мелочь. А ты в это время гордо стояла поодаль, не глядя на меня… Значит, он должен был находиться где-то поблизости. Даже очень близко! Что ты обо всем этом думаешь?

– Ах, да не знаю я, что думать! Полина, у меня голова кругом от всего этого… Близко, ты говоришь? Ну конечно, близко: ведь этот негодяй ехал в этом же поезде! Бедненькая, а она не приняла всерьез его угрозы…

– Ты имеешь в виду того парня, о котором рассказала следователю? Романа?

– А кого ж еще? Ведь ясно же: это он убил бедняжку! Из ревности. Поля, мы с тобой обязательно должны вывести негодяя на чистую воду! Тем более, что дело ясней ясного, много трудов не потребуется.

Я глядела в окно, размышляя. Последнюю фразу Ольги я попросту пропустила мимо ушей: этот вопрос даже не стоил серьезного обсуждения.

– Из ревности, говоришь? Возможно, возможно…

– Не «возможно», Поленька, – точно он! Понимаешь, я видела его глаза… Люди такого типа не выносят, когда поступки других расходятся с их ожиданиями. И не перед чем не остановятся, чтобы поставить на своем. Холерический темперамент в сочетании с завышенной самооценкой может привести…