Разрешите доложить! - Евгений Лукин

Ну, пупырчатые тут же из нор повылетали – и рысью, как казачья сотня, туда, где бьют. А самого небоеспособного сторожить оставили.

«Ага», – думает Пиньков.

– Переползаем к дереву, – командует шепотом. – Яша, подползаешь справа, а ты, Ваня, слева. Боец Голиаф! Вы пока остаетесь на месте, а подам знак – подходи, как будто банку просить идешь. Ясна задача? На получетвереньках… вперед!

Все-таки если с гномиками этими подзаняться, товарищ старший лейтенант (ну там уставами, строевой подготовкой), толк будет! Команду выполнили – любо-дорого посмотреть! Яша – справа, Ваня – слева, а Пиньков – с тыла. И все на получетвереньках.

Встал Пиньков за деревом, отмахнул рукой. Подходит Голька к норам и начинает вежливо покашливать. Из норы – рычание, потом высовывается пупырчатый. В глазенках – радость: а-а, дескать, вот кого я сейчас вокруг дерева на руках погоняю… И тут ему рядовой Пиньков сапогом в ухо ка-ак…

Грубейшее нарушение Устава? Ну, тут можно поспорить, товарищ старший лейтенант… С одной стороны, вроде бы да, грубейшее… А с другой, если посчитать овраг за глубокий тыл предполагаемого противника, то приходится признать, что рядовой Пиньков действовал в данном случае решительно и даже отважно.

Оглушил, короче. Ну, дальше, как водится, три метра капронового шнура, в пасть вместо кляпа подушку забили… Откуда подушка? Да оттуда же, откуда три метра капронового шнура, товарищ старший лейтенант! Связали, короче, все четыре лапы одним узлом и оттащили в кусты.

Ваню с Яшей оставили на… Да что вы, товарищ старший лейтенант, на какой на стрёме! На подстраховке оставили…

Вот… Оставили, значит, их на подстраховке, а сами с Голькой – в нору. Ну, я вам доложу, нора! Кафель кругом, полировка чешская… Откуда взяли? Не могу знать, товарищ старший лейтенант, врать не хочу… Тоже, надо полагать, на банки выменяли.

А банок… Видимо-невидимо. Любых. И тушенка, и сгущенка, и кофе… Ну а про гуашь и говорить не приходится… Так точно, гуашь. Зачем? Ну, интересное дело, товарищ старший лейтенант! А зачем нам литература? Зачем нам искусство вообще? Жизнь подкрасить… Так и у них.

С этими гуашными деревьями, разрешите доложить, интересная история. Раньше они среди пупырчатых не котировались, так что заведовали ими гномики. Ну а потом, когда у пупырчатых при попустительстве колдуна демографический взрыв произошел, тогда и гуашь в дело пошла. Гномиков из-под деревьев повышибли, ну и как результат качество у гуаши, конечно, ухудшилось. Вскроешь банку, а там наполовину воды, наполовину ржавчины. Покрасишь, скажем, от тоски бурьян, а он еще хуже становится, чем раньше был…

Все есть, короче, одного только нет: автомата. Так точно, и под полировкой смотрели… Нету.

Ну нет – значит, нет. Взяли по паре банок… Почему мародерство? Трофей! Взятый с боем трофей… А пупырчатого так в кустах связанного и бросили. Свои вернутся – развяжут. А может, и так сожрут, не развязывая…

Вернулись к яме. А там гномики ликуют.

– Вылупился! – кричат. – Вылупился!

Тот, что раньше на яйце сидел, сияет. Остальные – тоже, но уже с легким таким, знаете, оттенком зависти.

Любопытно стало Пинькову.

– А ну-ка покажите, – говорит, – кто это такой там вылупился.

Расступились гномики. Смотрит Пиньков и глазам своим не верит. Представляете, сидит среди обломков скорлупы маленький пупырчатый. Ну да, пупырчатый, а никакой не гномик!

Вот тут-то и прозрел рядовой Пиньков. Он-то думал, что это две разные расы, а на поверку выходит – одна. И никто не знает толком, кто у кого вылупится. Может, и пупырчатый у гномика, а может, и гномик у пупырчатого. Всякое бывает, товарищ старший лейтенант.

А родитель – счастли-ивый… Ну как же – жизнь-то у детеныша будет – во! – полной чашей, не то что у папани! А того не понимает, козел, что подрастет детеныш-то и в первую очередь самого родителя и слопает!..

– Ну ладно, – говорит Пиньков. – Вы тут давайте празднуйте, а мне пора. Пойду эту вашу искать… реликвию. Если уж и это не автомат, то я тогда не знаю что… Голька, пойдешь?

Встрепенулся Голиаф, глаза – радостные, даже лапки сложил молитвенно – до того ему хочется на реликвию поглядеть. И Ваня с Яшей – тоже.

– И мы… – просят. – И нас…

Нахмурился Пиньков. Толку от гномиков маловато, а вчетвером идти – и заметнее, и шуму больше… Но не бросать же их, верно? Да и в бою они себя показали, согласитесь, неплохо…

– А ладно! – говорит Пиньков. – Вчетвером так вчетвером!

Попрощались и пошли. А этот, родитель который, так со своим пупырчонком вылупившимся и остался. И что с ним потом стало – не могу знать, товарищ старший лейтенант…

Глава 5

О воин, службою живущий!

Читай Устав на сон грядущий.

И утром, ото сна восстав,

Читай усиленно Устав.

Вышли снова к речке и двинулись по берегу в низовое овражье к ободранной пустоши. Присмирели гномики, притихли: бардак-то нарастает с каждым шагом… В общем, конечно, процесс естественный, товарищ старший лейтенант, но когда такими темпами – то жутковато… Бурьян вокруг – не продерешься, дички пошли целыми рощами. То ли неокультуренные еще, то ли уже выродившиеся… Плоды на них, правда, имеются, но, во-первых, толстокорые – полтора сантиметра железа, без взрывчатки не вскроешь… А во-вторых, даже если вскроешь, все равно тушенку эту есть невозможно – солидолом отдает.

Проломились кое-как через бурелом дикой гуаши, а там посреди полянки гномик на пеньке сидит и не убегает.

– Привет, – говорит, – проверяющий!

И голос знакомый – развязный, даже слегка нагловатый.

– Погоди-ка, – говорит Пиньков. – А это не ты тогда у селекционера за фанеркой сидел?

– Я, – говорит.

А зубы у самого длинные, как у зайца, верхняя губа короткая – все время скалится.

Понравился он Пинькову.

– Ну и как там твой селекционер поживает?

– А он уже не поживает, – цинично отвечает гномик. – Сожрали вчера.

– Как?!

– А так! Колдуну лимфа в голову ударила – приказал выдавать селекционерам по банке в день. Тут же и сожрали. Теперь там пупырчатый сидит… селекционирует.

«Эх…» – думает Пиньков.

– Ну, а ты? – спрашивает.

– А что я? – отвечает гномик. – Я как услышал, что банку в день будут выдавать, сразу же и сбежал. Что я, глупенький, что ли? Ясно же, чем дело пахнет!

– Да уж… – соглашается со вздохом Пиньков. – Ну а зовут тебя как?

Фомой, говорит. Он, кстати, из всех пиньковских гномиков самым толковым оказался. Только вот с дисциплиной у него неважно. Ну да это дело наживное, товарищ старший лейтенант: не можешь – научим, не хочешь – заставим…

Идут дальше. Трофейная тушенка кончилась, жрать нечего. А места кругом дикие: пупырчатые – как бронетранспортеры. Те, что помоложе, даже о колдуне ни разу не слышали, а уж о каком-то там проверяющем – тем более… Такая вот обстановка.