Учения и наставления моей бабушки Евдокии - Наталья Степанова

Из письма Алевтины Зуевой: «В тот день, когда началась война, происходили странные, даже жуткие вещи. Мы завтракали, и вдруг на обеденном столе лопнул стакан, к которому в тот момент никто не прикасался. В стакане не было ни воды, ни чая, он просто рассыпался на куски… На дворе завыла собака, и мой дед (ныне уже покойник) сказал, что ночью его давил домовой».

Из воспоминаний Ожеговых: «Примерно за семь дней до войны мы наблюдали на небе сразу три радуги, а старики говорили, что в Покров люди слышали плач. Плач был ночью. Но когда люди вышли из домов, было непонятно, откуда он доносился. И все спрашивали: „Это у кого так плачут, умер, что ли, кто?“ Потом плач прекратился».

Из воспоминаний Глеба Захаровича Роговца:

«Случай этот со мной произошел накануне войны. Я ехал в МТС и увидел на обочине старушку. Притормозив, я предложил ей подвезти, но женщина отказалась. Тогда я ее спросил, к кому из нашего села она идет? А она ответила: „Я жду тебя, чтобы сказать: завтра будет война, и ты лишишься обеих ног“. Как только она это проговорила, то тут же исчезла. Дома я рассказал об этом маме, но думаю, что она мне не поверила, потому что сказала: „Наверное, опять вчера жрал самогонку“. На другой день началась война. Я отвоевал ровно неделю, домой вернулся инвалидом, без обеих ног. До сих пор думаю, что было бы, если бы я тогда не пошел воевать? Сохранил бы я себе ноги, или бы их все же оторвало, взрывом в тылу? Ведь село наше в войну тоже бомбили».

Записано со слов Марии Ивановны Кузнецовой: «Никогда не забуду ужас, который перенесла накануне войны. Я проснулась от звука открываемой двери. Несмотря на то, что была глубокая ночь, из окна падал свет луны. Я видела, как ко мне приближается силуэт женщины, которая, подойдя к кровати, присела у меня в ногах. Когда женщина заговорила, я обомлела от ужаса, ведь это была моя покойная мать, которая умерла девять лет назад. От страха я не могла кричать, у меня закрутило живот, и я подумала, что сейчас обмараюсь. Моя мертвая мать сказала: «Завтра же уезжай к тетке в Москву или будешь войной убита». После этих слов она встала и пошла к двери. Я слышала стук закрывающейся двери и тут же подбежала к ней, я была абсолютно уверена в том, что вчера вечером я ее закрывала. Дверь действительно была закрыта. Произошедшее меня так напугало, что я быстро собралась и, не продавая дом, поехала к тетке Полине в Москву.

А через день, как я до нее добралась, объявили войну. Я абсолютно уверена, что своим появлением мама спасла мне жизнь, так как наше село было сожжено дотла».

Из воспоминаний Максима Григорьевича Федорова: «Когда я пошел воевать, у меня дома оставались жена и маленький сын. Примерно за день до войны мой сын, который еще тогда говорил плохо и мало, сказал: „На, будешь стрелять!“ – и подал мне палку. Я очень удивился, потому что мы дома никогда таких слов не говорили. Сам я не охотник, откуда маленький ребенок мог слышать слово „стрелять“, мне до сих пор не ясно, видно, сам Бог его устами предупреждал нас о войне».

Чему учила бабушка

Только одно утро

Я проснулась. Сумерки. В комнате потрескивают дрова, и я слышу тихую бабушкину речь. Она низко склонилась к поддувалу и монотонно говорит заговорные слова:

Печь, моя мать, велю тебе мои слова взять,Через трубу свою на ветер их выгонять.Пусть бы они спешно по ветру буйному шли,Раба Божия Федота нашлиДа к рабе Божией Настасье привели.Матушка печь, ты можешь любое яство испечь.Испеки ты мне раба Божия Федота,Чтобы сердце его стонало и ныло,К рабе Божией Настасье не остыло.Хоть бы ты его донялаИ от рабы Марьи к рабе Настасье прогнала.Ходил бы он возле жены своей жеребцом,А к Марье бы от жены шел мерином.Будьте вы, все слова мои, крепки, лепки,Заговористы и убористы.Печь, моя мать,Не дай моего слова поломать.Ключ. Замок. Язык.Аминь. Аминь.Аминь.

Я услышала тихие всхлипывания и сразу же догадалась, что это плачет пришедшая к бабушке соседка. Муж у нее загулял, и она приходит к нам по зорям уже третий день подряд.

«Не реви, – приказала бабушка, – все сладится, обида забудется, а сердце твое с его сердцем слюбится. Ступай, мне еще нужно утренние молитвы почитать».

Скрипнула дверь – это Настасья пошла домой. Я тут же свернулась клубком, пытаясь продлить свой сон, но бабушка, приметив, что я проснулась, негромко, но твердо сказала: «Вставай, душа моя, давай Богу за людей помолимся, а потом я тебя вкусненьким чаем с вареньицем угощу. Вставай, касатушка, сон мил, но молитва нужней».

Прочитав утренние молитвы, мы стали пить чай с вареньем. Однако в дверь вскоре постучали. Я привыкла, что с раннего утра к нам приходили люди. Бабушка принимала это как должное, и я никогда не замечала, чтобы она раздражалась тем, что ее тревожили в любое время суток.

Калека без рук и без ног

На подводе привезли калеку. Я видела разных больных, но вид этого человека меня сильно напугал. Бабушка, как только увидела больного, у которого была видна только голова, быстро взглянула в мою сторону. Мне, девятилетнему ребенку, было действительно страшно видеть изуродованное тело. Пока калеку раздевали, бабушка присела возле меня на корточки и сильно дунула мне в лицо. Я смотрела в ее темные глаза и чувствовала, как все вокруг меня начало меняться. Вначале бабушкины губы двигались быстро, и я ясно различала то, что она произносила. А потом она стала говорить тише и медленнее.

На море-океане, на острове Буяне,Стоит дерево – двенадцать ветвей.Ветер дерева не качает,Веток его не ломает,Оно спит не спит, стоит не стоит,Не видит, не слышит, ничто его не колышет.И ты, Божия раба Наталья,Стой, где стоишь, сиди, где сидишь,Крови ничьей не пугайся,С испуга в испуг не бросайся.Столблю тебя на часок,Твои глаза, твой умок,Тело твое бело, красную кровь,Черную бровь.

Слова ее доносились до меня будто из-под земли. Все тише, все глуше. А я то ли спала, то ли не спала, то ли видела, то ли не видела, то ли слышала, то ли не слышала. Только когда калеку увезли, заговор стал меня отпускать. Я понимала: бабушка сделала это для того, чтобы я не боялась. Придя в себя, я спросила, зачем привозили того калеку. Бабушка ответила, что кровообращение у таких людей нарушено и они очень страдают от боли. Вот бабушка и заговорила того несчастного, чтобы он ее не чувствовал. Несколько лет спустя я узнала этот заговор.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.Господа Бога на Кресте распяли,Мучили Его, болью пытали.Пот и кровь с Его чела истекали,Богородица Мать у Его Креста шептала:«Сын Мой любимый,Будь пред болью непобедимый,Бог мой, на подмогу рабу Своему встань,А ты, боль, от живого тела отстань,На тридевять верст отойди,В каменный гроб сойди, там будь, там сиди».Заговариваю я, Божия раба (имя).Нет больше на горе креста,Нет в теле боли места.Крестом крещусь, в посты пощусь,Заклинаю я тело бело,Чтобы оно не ныло, не болело.Как я говорю, заговариваю,Как я (имя) со святыми разговариваю,Так бы и дело мое сошлось,Слово крепкое мое сбылось,Дело лепкое мое срослось.Ключ. Замок. Язык.Аминь. Аминь.Аминь.

Чтобы не «увели» душу

Помню, бабушка повела меня вечером под Троицу к реке и говорит: «Ты, моя хорошая, не бойся. Я сейчас буду звать тех, у кого в этом году душу сумели увести». Я ее спрашиваю: «А разве можно душу забрать?»

«Кто может, а кто не может», – сказала она почти про себя. Я поняла, что не нужно к ней лезть с расспросами, и замолчала.

У реки бабушка развела костер, посадила меня рядом с ним и сказала: «Сиди тихо, ладно? Что не ясно будет, потом объясню».

Вижу, она готовит место: выкладывает поле камнями, не спеша венки плетет и кладет на кресты. Время до заката еще было. Вода в котелке на костре закипела. Стала она варить венки. Сумерки подступали.

Достала бабушка из-за пазухи свой платок и стала мне на голову надевать, шептать обережные слова. Потом мне стало ясно, что «столб» она мне делает, после которого человек пребывает в каком-то странном состоянии полусна-полуяви. Делала она это для того, чтобы я не испугалась, сидела тихо и не шевелилась. Надо сказать, что во время обучения бабушка часто делала на меня «столб». Учить-то надо, а я маленькая еще была (девять лет), всего мне не объяснишь, да и испугаться могу, даже если буду держаться изо всех сил. Мастера всегда так поступали со своими маленькими учениками, чтобы и знаниями необходимыми поделиться, и не напугать до полусмерти. А еще «столб» помогает при лечении больных: если у кого серьезная рана или перелом, мастера читают этот заговор, чтобы человек во время лечения не чувствовал боли. Своего рода анестезия. Но заговор этот сложный, поэтому сейчас я ему учить вас не буду.