Толмач - Гиголашвили Михаил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом он обстоятельно рассказал о том злосчастном дне, когда его послали сопровождать две цистерны с горючим в Грозный. Лунгарь сидел в кабине первого бензовоза, во второй машине был только шофер-солдат Мозолюк. Ехали под прикрытием БТР, в котором были три солдата и лейтенант Николай, родственник Лунгаря по жене. БТР шел впереди. Ночью, где-то в Чечне, на дороге вдруг появились бандиты, человек пятнадцать, в черных намордниках и маскхалатах. Они протянули «ежа» через шоссе. БТР шел впереди и «ежа» даже не заметил, переехал, а бензовозам пришлось остановиться.
– Кто были эти бандиты? Чеченцы? – невзначай поинтересовался Тилле.
– Кто их знает?.. Сейчас же все на чеченов валят. Где что не так – всё горцы злые. Темно было, ночь. Приказывал один бардадым с гранатометом, другие молчали, только автоматы стволистые на бензовозы понаставили. Стрельнут – и пиши пропало!..
Главарь с гранатометом приказал оружие бросать и выходить. Лунгарь по рации передал в БТР, чтоб оружие не применяли, а то бандюги под прицелом бензовозы держат, за пару сотен литров гореть неохота. Туда-сюда, уговорил он Николая сдать оружие и выйти из БТР. Бандюги никого не тронули, только БТР подожгли, сели в бензовозы и укатили. А они побрели пешей гурьбой в Грозный, где явились в комендатуру и всё рассказали:
– Что тут началось!.. Шум, визг, вой собачий!.. Всякие оскорбления личности и тела!.. «Суки-бляди-твари-сволочи, с врагом сотрудничаете, бензин загнали, деньги взяли, оружие продали, достоинство замарали, совесть блядством запятнали, доблесть заговняли, честь в грязи изваляли!..» Избили, как водится, до полусмерти, всё больше телефонным справочником по человеческой голове, мозги всмятку пошли… Звери в формах! Как же я не козел опущения?
Тут я прервал его, решив уточнить:
– Андрей, вы уже второй раз говорите «козел опущения». Что вы имеете в виду? Одно – это библейский козел отпущения, которого камнями забивали в пустыне за свои грехи, ну, а другое – это тот, которого… это самое… ну, вы понимаете… опустили…
Лунгарь замер:
– Понимаю. Нет, такого не было. Да кому я нужен, об меня мараться?.. А что, это не камни, когда по башке книгой бьют и стаканы об морду разбивают?.. А морально – да, конечно, еще как отчпокали!.. Паспорта и военбилеты отобрали и под конвоем в Ставрополь отправили, а там уже лютые звери из ФСБ поджидали, даже какой-то генерал самочинно явился. Толстый и жирный, как тюлень, и такой же моржовый… А чего ему не толстеть? На кормлении сидит, на питание получает, остальное со складов ворует… Генерал в России – это же не звание, а счастье пожизненное, – Лунгарь начал впадать в философию (глаза загорелись, волосы взъерошились сами собой), но я попросил его не отвлекаться. – Пришел генерал, посмотрел на нас со злым укором, рюмки три коньяка выпил, в лицо нам, изменникам, плюнул и ушел, а его шестерки поганые опять измолотили до упаду пульса и в наручниках в карцер на ночь куковать бросили. А человек в наручниках – уже не человек, а колода безгласная, насекомая. Мне пять лет вытанцовывалось, а Николаю как офицеру – и все восемь. Солдатиков три дня на губе продержали и выпустили, только Мозолюку 15 суток добавили за разговоры. А на нас с Николаем дело открыли и в трибунал передали.
– Позвольте, но это же нелогично – если бы вы действительно сотрудничали с чеченцами, то зачем вам было самим являться в комендатуру? – остановил его Тилле. – Подумайте, какой смысл? Ведь нелогично? Неужели ваше командование этого не понимало?..
Лунгарь замер, переспросил у меня:
– Он чего, по серьезке спрашивает?.. Понимать-то оно все понимало, чтоб ему пусто было, ни дна, ни покрышки, но виновных же найти надо, кто-то за все отвечать должен?.. Вот мы и оказались виновными! Как там про стрелочника?.. Гайку отвинтил – и все, под суд! Такой гайкозаворот! А что делать было?.. Перестрелку начинать?.. Героев играть?.. Рембов?.. Да ведь никто спасибо не скажет. Николай с тремя салагами, я, божья коровка, и солдаты-шоферишки, которые и оружия-то толком не нюхали!.. Так взорвали бы бензовозы – и все. Бандюганам что – вошли в лес и пропали, а тут гори за милую душу, как Зоя Космодемьянская!.. На хер нужно – скажем дружно!.. Каждая тварь и каждая травинка имеет право на живую жизнь, а хомо человекус – и подавно! – добавил он патетически.
Тилле пожал плечами:
– Конечно. Дальше.
В Ставрополе сидели в военном КПЗ. На третий день дело так поворачиваться стало, что ему, Лунгарю, тоже восьмерик грозит: следствие показало, что это именно он вынудил Николая сдать оружие и без боя лапки поднять. И тогда решил Лунгарь бежать за границу, ибо в России обязательно найдут. Подговорил Николая драку затеять, когда в туалет поведут. А когда вышли и драку затеяли, то и сбежал через стену, пока Николай от солдат отбивался.
– Из военной тюрьмы можно так легко убежать? – усомнился Тилле.
– А это не настоящая тюрьма, это камеры при комендатуре, прямо в городе.
– Опишите подробнее, как это произошло.
Лунгарь нарисовал схему двора, стену, закоулки и вахту:
– Тут вахта, там стена невысокая, если солдаты не мешают, то можно на крышу туалета залезть, а оттуда на стену. На стене проволока есть, но ток в ней отключен, ради экономии, о чем мне еще раньше известно стало от бухого ночного конвоя. Вот и вышел такой шайбонаворот, убег.
– Хорошо. Но почему этот Николай тоже не сбежал? Почему вам помог, а сам остался? – пытался понять Тилле.
Лунгарь на секунду замер, почесал в бороденке:
– А он не хотел из России уходить, патриот хренов! Родные берега его держат, к березкам мертвой петлей привязан. Знаете, болезнь такая есть – патриотит? Вот он ею болен. Это наша, чисто русская болезнь. Мысли у нас в голове копучие, ползучие, вязкие, ощупывают всё вокруг: это не наше, это прочь, а это наше, давай сюда его! Вот и он такой экземпляр. И штрафбата не боялся, побывал там уже когда-то. Ему, кстати, пять лет лично дали и еще год за мой побег присовокупили. Всего, значит, шесть. Можете проверить: Николай Кравцов, осужден в ноябре прошлого года, сидит где-то в Коми.
Тилле что-то отметил у себя на листе:
– А вы откуда знаете, что он осужден и где он сидит?
– Жене позвонил из Турции, она сказала.
Так начались странствия Лунгаря. У жены родственники были в Армавире, дали денег немного. И он, где попутками, где пешком, добрался до Сочи, а оттуда на частнике поехал в Ереван.
– И что, за все это время никто документов не проверял? – поинтересовался Тилле, поглядывая в атлас. Лунгарь энергично махнул рукой:
– Да дал десять долларов – и езжай себе.
Тилле еще раз сверил маршрут по атласу. В Ереване Лунгарь нанял такси, которое завезло его куда-то в горы, к границе с Турцией, которую он ночью и перешел. Добрался до Стамбула, четыре месяца жил с русскими бомжами, работал на черных работах: разгрузке и уборке.
– Как он без документов столько времени был в Турции?
– Да что я, один там такой?.. Два раза турки поганые ловили. Один раз просто отпустили, а другой раз избили дрючками и пригрозили, если не уеду, прибить вообще до исчезновения жизни. Басурмане, что с них взять. Хорошо, что кожуру живьем не содрали и в кипяточке не сварили!.. Они, кстати, и посоветовали сдаваться в Германию… Мол, иди, там таких принимают…
Этот пассаж Тилле выслушал особенно внимательно, покачав при этом головой:
– Мы, как всегда, самые глупые…
Помогая в овощной лавке и убирая урны, Лунгарь кое-как собрал немного денег. Знакомый турок свел с человеком, который за четыреста долларов устроил Лунгаря на сухогруз, который шел в Италию. На корабле он тоже работал, мыл палубы, а в Триесте, во время разгрузки, сумел в кузове грузовика спрятаться и за пределы порта выехать. Сел в поезд. И его тут же поймали: билета не было, проводник поднял шум. На следующей станции полицейские арестовали его, продержали сутки в участке, пытались узнать, кто он, а потом, услышав, что он хочет в Германии просить убежище, выписали ему двухнедельный паспорт и приказали побыстрей убираться из Италии, а не то худо будет.