Суфии - Идрис Шах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В обычной жизни некоторые формы понимания становятся доступными благодаря опыту. Человеческий ум является тем, чем является, отчасти вследствие влияний, которым он подвергается, а также своей способности использовать эти влияния. Взаимодействие между влиянием и умом определяет собой качество личности. В суфизме этот естественный физический и ментальный процесс используется сознательно. Как следствие, человек ощущает, что он достигает более эффективных результатов: приход «мудрости», вместо того чтобы быть вопросом времени, возраста и случая, становится неизбежным. В качестве иллюстрации этого процесса суфии приводят в пример дикаря, поедающего все, что попало, и человека, умеющего различать, который ест лишь полезную и одновременно вкусную пищу.
По всем перечисленным выше причинам было бы совершенно бессмысленно пытаться излагать суть суфийского мышления и деятельности в обычной упрощенной манере или в форме дискурса. Абсурдность таких попыток подытожена в суфийской поговорке: «послать поцелуй через посредника». Суфизм может быть естественным, являясь в то же время частью высшей формы человеческого развития, причем сознательного развития. В обществах, где он не действовал в этой продвинутой форме, адекватного средства для его представления обычно не существует. С другой стороны, почва для такого представления (частично литературного, частично описательного, частично наглядного и т. д.) уже подготовлена в других областях знания.
Люди с метафизическим складом ума, и в особенности те, кто чувствует себя вполне комфортно в мистической области или предрасположены к «внутреннему восприятию», не имеют никаких преимуществ перед остальными, когда дело касается принятия суфизма. Их субъективность, особенно если она связана с ощущением собственной уникальности, подхваченной как вирус от других людей, может на самом деле оказаться проявлением серьезной неспособности.
Упрошенного суфизма не существует, более того, он исчезает из поля сознания тех неустойчивых людей, которые могут быть уверены в том, что им удастся понять его, постичь «духовное» с помощью того, что на поверку оказывается их собственной претензией на внутреннее восприятие. Несмотря на всю крикливость таких людей (а они часто оказываются именно такими), едва ли они вообще существуют для суфиев.
Те, кто говорит: «Все это невозможно описать, но я чувствую, что вы имеете в виду», едва ли смогут получить от суфизма какую-то пользу. Суфии работают и прилагают усилия к тому, чтобы пробудить определенную область сознания, полагаясь при этом не на удачу, а на особые методы. Суфизм не имеет ничего общего с воздушными замками, взаимными восторгами или безжизненными обобщениями. Когда исчезает «острота», исчезает суфийский элемент ситуации, и наоборот. Суфизм отнюдь не адресован какому-то особому сегменту общества, ибо такого отдельного сегмента попросту не существует, он апеллирует к определенной способности, скрытой в людях. Там, где эта способность не активирована, нет суфизма. Он содержит в себе и «суровую» и «мягкую» реальность, разлад и гармонию, яркий свет пробуждения и мягкую, убаюкивающую темноту засыпания.
Этот центральный момент хорошо выражен в суфийской поэзии, которая очень часто отличается техническим совершенством, иногда кажется просто человеческой, а иногда – совершенно иной. Поколения заурядных лингвистов потратили целые жизни, анализируя это уникальное явление с помощью различных методов в контексте поэтического «разнообразия качеств». Один суфийский поэт так прокомментировал эти попытки:
О кот, привыкший к скисшим сливкам; знаток всех оттенков горечи! Ты принадлежишь к сообществу тех, кто пришел к единому мнению в отношении йогурта. Ты в равной степени ненавидишь сыр, масло и парное молоко. Ты говоришь, что ты не торговец сыром? Но, поистине, тот, кто торгует им, ближе к тебе, чем твоя яремная вена.
А вот еще один отрывок от того же автора, в котором странным образом отзывается эхо современной критики глянцевой литературы.
А не попытаться ли нам написать совершенную картину или соткать отличный ковер? После этого мы можем собраться и всю ночь чесать языками, обсуждая, где каждый из нас отклонился от совершенства. Как здорово! Один и тот же метод для завершенного человека и для ребенка, занятого поиском смеси, которая придаст совершенство его пирогу, слепленному из грязи.
Всякий, кто пробовал фирменные, но не слишком твердые, асептические сыры, продаваемые в современных супермаркетах, по крайней мере разделит чувства поэта относительно еды, если не сумеет вынести из его слов нечто большее.
Хилали, которому однажды бросили обвинение в том, что он «мечом разрубает нитки», сказал: «А может быть, мне лучше попробовать утопить верблюда в меду?»
У суфиев есть свои подражатели, которые пытаются нажиться на их славе. Некоторые из этих имитаторов написали свои собственные книги, еще больше увеличив замешательство непосвященных.
Вполне возможно, что в значительной мере дух суфизма может быть передан через литературные произведения, если принять, что суфизм необходимо практиковать непрерывно и сверяться с опытом других людей. Это зависит не только от влияния художественных форм, но и от влияния жизни на жизнь.
В соответствии с одним из определений, суфизм есть человеческая жизнь. Оккультные и метафизические силы – это чаще всего побочные явления, они могут сыграть свою роль в становлении суфия, если не задействованы в стяжании личной значимости или собственного удовлетворения. Попытки стать суфием ради личного могущества, как его обычно понимают, не увенчаются успехом, это – аксиома. Только поиск истины имеет силу, тогда как желание мудрости является мотивом для поиска. Метод состоит в ассимиляции [уподоблении искомому], а не в изучении.
Наблюдая за суфиями с помощью средств, которые, по сути, являются производными от суфийских техник, нам придется направить свое внимание на многие вещи, которые поначалу будут весьма важными, но впоследствии утратят свое прежнее значение. Проиллюстрировать эту технику наглядным примером несложно. Ребенок учится читать, овладевая азбукой. Когда он уже умеет читать слова, он сохраняет знание отдельных букв, но слова читает целиком. Если бы он по-прежнему концентрировался на буквах, он парализовал бы свою способность к чтению, и то, что было полезным на более ранней стадии, превратилось бы в серьезное препятствие. И буквы, и слова теперь занимают соответствующие их важности места в разворачивающейся перспективе. Таков суфийский метод.
Осуществить этот процесс легче, чем может показаться, подобно тому, как сделать какую-то вещь порой легче, чем описать ее.
Попытаюсь дать читателю некоторое представление о суфиях, участвующих в очередной встрече учебного кружка (халки), представляющего собой базовый сегмент суфийской организации, саму сердцевину активного суфизма. Группа искателей, привлеченная к обучающему мастеру, посещает вечерние собрания, проводимые им по четвергам. Первая часть