Беспечные ездоки, бешеные быки - Питер Бискинд

Таун взялся за сценарий «Бонни и Клайда» и трудился, не покладая рук, все три недели предпроизводственного периода. По его словам, «и Уоррен, и Артур считали, что сценарий под угрозой — они возражали против «жизни втроём». Битти же, любивший играть героев, противоположных его собственного образу, заметил: «Скажу прямо — гомика играть не буду». Он считал, что зритель не примет его в такой роли. «Они попросту будут мочиться на меня», — сказал он, используя одно из своих любимейших выражений. Бентон и Ньюмен не соглашались: «Мы хотели сделать «французский» фильм, а подобные нюансы никогда не останавливали Трюффо». Пени возражал: «Ребята, вы делаете ошибку, персонажи — не те. Они ведь убивают людей и грабят банки. А если вы стремитесь к тому, чтобы зритель им подражал, то проиграете сразу, как только скажете, что этот парень — гомосексуалист. Это моментально разрушит фильм». Бентон и Ньюменом зашли с другой стороны и сделали из Клайда импотента. Таун согласился: «Никто из нас не считал, что следует избегать табу. Просто мы чувствовали, что нельзя так круто усложнять взаимоотношения героев, которые, несмотря ни на что, продолжают убивать людей и грабить банки. Вы в цейтноте. Да, вы посмотрели «Жюль и Джим», но там весь фильм построен на цепочке связей, переходе от Тинкера к Эверс и к Чане. И нет никакого действия, нет насилия».

Главная заслуга Тауна был в том, что он переставил местами некоторые сцены. Поворотным стал эпизод, когда банда подсаживает в свой автомобиль владельца похоронного бюро (актёр Джин Уайлдер). Пассажиры, в приподнятом настроении от совершённых ограблений, дурачатся, пока кто-то не спросил попутчика, чем тот занимается. Он ответил. Услышанное поумерило их пыл, что усиливалось фразой Бонни — «Вышвырните его отсюда». В первоначальном варианте эта сцена шла ближе к концу, уже после приезда Бонни к матери. Таун поставил её раньше, до этой встречи, что, с одной стороны, усиливало мрачное предчувствие неизбежного конца банды, а с другой, делало воссоединение с семьей событием не радостным, как было у Бентона и Ньюмена, а с оттенком горечи. Ещё Таун дописал финальную фразу для матери Бонни, ставшей своего рода холодным душем в сентиментальной атмосфере всего эпизода: в ответ на желание Бонни обосноваться где-нибудь неподалеку, мамаша Паркер говорит: «Дорогая, будешь жить в трёх милях от меня, долго не протянешь — они тебя пристрелят».

Вспоминает Таун: «Еще пацаном я подметил в кино четыре особенности: герои в любое время дня и ночи могли найти свободное место на автостоянке; в ресторане они никогда не брали сдачу; муж и жена никогда не ложились спать в одну постель; женщины перед сном не смывали косметику, а утром выглядели безукоризненно. Для себя я решил, что так делать не буду. В «Бонни и Клайде» героиня пересчитывает мелочевку сдачи, а Мосса так зажали на стоянке, что он еле выбрался, унося ноги. Хотя, думаю, в этом не исключительно моя заслуга».

К моменту выезда на натурные съёмки Таун свою часть работы закончил — сценарий был подчищен. Битти поинтересовался его планами. После того, как «уплыла» «Что нового, киска?», сам Битти мечтал сыграть Дон Жуана-маньяка. А Таун подумывал о современной трактовке «комедии Реставрации» Уильяма Уичерли «Сельская жена» [7], где главный герой убеждает своих друзей в том, что врач сделал его импотентом, а те доверяют ему своих жен и, как выясняется, совсем напрасно. В жизни Таун знал одного дамского парикмахера, который оказался гетеросексуалом, и это в пух и прах разбивало его представление о дамских парикмахерах. Чем не сюжет для современной трактовки Уичерли: главный герой — дамский парикмахер, которого по ошибке принимают за гомосексуалиста. Битти идея понравилась, и он заказал Тауну сценарий за 25 тысяч долларов. Причем писать его он должен был в Далласе, куда отправлялась съёмочная группа «Бонни и Клайда». Рабочее название фильма — «Волосы». Позже сценарий воплотиться в кинокартину «Шампунь».

Актеров для «Бонни и Клайда» подбирали в Нью-Йорке — «колыбели революции» кастинга, которую практически в одиночку совершила Мэрион Догерти. На заре 60-х, когда она начинала, процесс подбора актеров был на уровне раннего средневековья. Догерти вспоминает: «Это было сродни заказу обеда из блюд китайской кухни. Их всех держали на контрактах — одного приходилось выискивать в списках категории «А», другого — «Б»». Объясняет Несса Хаймс, обучавшаяся профессии у Догерти: «Большинство тех, кто занимался подбором кадров, находились в Лос-Анджелесе. Как правило, это были отставные военные или функционеры средних лет. По их разумению, принцип работы заключался лишь в том, чтобы обзвонить агентов, а те собирали бы всех имеющихся в наличии людей. Причем, кандидаты были на одно лицо, ни то ни сё — исключительно блондины и блондинки с голубыми глазами. Мэрион же любила театр и всегда знала о появлении нового, подающего надежды актёра. А по Нью-Йорку тогда носилось много молодежи, которую только предстояло открыть».

Пени и Битти не нуждались в услугах Догерти, ведь оба работали в театре и на телевидении, которые и заложили впоследствии «генофонд» «нового» Голливуда. Именно в этой среде они нашли исполнителей для своего фильма: Джина Хэкмена, Майкла Дж. Полларда и Эстелль Парсонс. Кроме Битти и Фей Данауэй, приглашенной на роль Бонни, никто и отдаленно не напоминал звезд: Хэкмен ничем не отличался от парня со Среднего Запада, в Парсонс не была ничего яркого, а гуттаперчевый круглолицый Поллард по общепринятым меркам смахивал на клоуна, заполнявшего паузы в цирковом представлении. Другими словами, все они были похожи на настоящих живых людей.

С точки зрения подбора исполнителей другой вехой в американском кино стал «Выпускник», снимавшийся примерно в то же время. По сюжету книги, семья Брэддоков, все их друзья, включая и пресловутую миссис Робинсон, были белыми протестантами англо-саксонского происхождения. Поначалу режиссёр Майк Николе думал идти тем же путём и предложил роль миссис Робинсон Дорис Дей, но та отказалась, сославшись на то, что подобный образ «оскорбляет её моральные критерии». Николе думал о Роберте Редфорде и Кэндис Берген, но чувствовал, что здесь что-то не так: «Я посмотрел пробы и сказал Редфорду, что сегодня, именно в этот период жизни, он не в состоянии сыграть такого неудачника, как Бенджамин, что ему просто никто не поверит. «Не понял?», — среагировал Роберт. Тогда я объяснил: — «Хорошо, спрошу по-другому: тебе знакома ситуация, когда ты подкатил к девчонке, а она тебя отшила?». Он опять ответил вопросом: «Что ты имеешь в виду?». Позже аналогия до него дошла». Героев фильма Николе сделал евреями из Беверли-Хиллз, а на главную роль пригласил Дастина Хоффмана. Замена Редфорда на Хоффмана была смелым, но рискованным ходом. Однако ошеломляющий успех картины дал хороший старт карьере Хоффмана, что, в свою очередь, открыло дорогу в кинематограф «этническим» актерам Нью-Йорка.

Стоит заметить, что натурные съемки «Бонни и Клайда» проходили в Техасе, далеко от железной руки студии, причем Битти пришлось за это немало побороться. Он хотел знать ответы на все «отчего» и «почему», касавшиеся действий Пенна, а кроме того, имел немало и собственных задумок. Рассказывает Парсонс: «Уоррен и Артур могли спорить из-за каждого кадра. Мы привыкли к этому, уходили в гримёрки и ждали». Таун, как и Битти, сдружился с Пенном. Вот его рассказ о совместной работе: «Я был между ними как буфер. Например, Артур разрабатывал некую сцену с Бонни и Клайдом, фантазируя, какой она может быть, когда на самом деле герои уже мертвы. Уоррен подошел ко мне и сказал: «Ты не можешь писать такую чушь, потому что это слишком претенциозная чушь». Что мне остается? Я говорю себе — ладно, попробую что-нибудь придумать — бумага всё стерпит. Сижу, корплю, получается не очень, а Уоррен продолжает вопить: «Мы избаловали тебя! Что ты делаешь?». А я действовал по принципу из анекдота про солдата, который во время войны в Корее подцепил венерическое заболевание. Врач-американец объявляет солдату, что его форма заболевания не лечится и, чтобы избежать гангрены, необходима ампутация. Парень в крик — не дамся! Он вроде бы слышал о знахаре, живущем в местных горах; находит его, показывает свою беду. Знахарь спрашивает: «Так американский врач сказал — резать?». Солдат: «Да, резать, а что, не надо?». «Не надо, — отвечает знахарь. — Через пару недель само отвалится». Так и у меня. Я понимал, что «через пару недель всё само отвалится», в смысле — отпадет необходимость что-то переделывать. Артур посмотрит отснятый накануне материал, обретёт поколебленную, было, уверенность и откажется от этой сцены. Так оно и происходило».

Как только Битти освобождался от съёмок, не руководил процессом и не спорил с Пенном, он уходил в свой «Уиннибэйго», куда по проторенной дорожке в любое время дня и ночи, без тени смущения, направлялись многочисленные девицы. Съемочной группе и актёрам оставалось лишь наблюдать за скачками домика на колесах, который, как лодку в океане, бросало из стороны в сторону.