Полис, логос, космос. Мир глазами эллина - Игорь Евгеньевич Суриков

Плотно сомкнувшись грудь с грудью,

                                           пусть каждый дерется с врагами,

Стиснув рукою копье или меча рукоять![14]

Будем за эту страну с отвагою биться и сгибнем

За малолетних детей, жизни своей не щадя!

Юноши, не отходя ни на шаг друг от друга, сражайтесь,

И да не ляжет на вас в бегстве позорном почин, —

Нет, себе в грудь вы вложите великое, мощное сердце,

В битву вступая с врагом, жизнь не щадите свою

И не бегите из боя, старейших годами покинув,

Старцев, чьи ноги уже легкости чужды былой!..

Жив если юноша, дорог мужам он и сладостен женам,

Сгибнет он в первых рядах – смерть красоты не возьмет!

Пусть же, шагнув широко, обопрется о землю ногами

Каждый и крепко стоит, губы свои закусив![15]

Не случайно одним из самых основополагающих элементов всего бытия полиса являлась политическая независимость, обозначавшаяся термином автономия (в переводе с древнегреческого – «жизнь по собственным законам»). Конечно, случалось, что эта автономия нарушалась, полис на время подпадал под чью-либо чужую власть. Но свободолюбие греков, как правило, не позволяло им терпеть такую ситуацию. Они продолжали бороться за возвращение своему государству независимости и чаще всего рано или поздно добивались своего.

Естественно, что ввиду всего вышесказанного греческие полисы могли быть лишь очень небольшими по территории и особенно по населению. В этом отношении их можно условно сопоставить разве что с карликовыми государствами современной Европы, типа Лихтенштейна, Монако, в крайнем случае Люксембурга. Да и то далеко не все полисы, а лишь самые крупные из них, нетипичные, такие, как Спарта или Афины.

Так, Спарта – крупнейший по территории полис греческого мира – имела в период своего наибольшего расширения площадь 8400 кв. км, куда входили область изначального обитания спартанцев – Лаконика – и завоеванная ими позже Мессения. Население этого полиса составляло около 200–300 тысяч человек, из них полноправных граждан – не более 9 тысяч. Афинский полис, если рассмотреть его в высшей точке процветания, в середине V в. до н. э., охватывал собой Аттику – область площадью 2500 кв. км. Население было побольше, чем в Спарте: по разным подсчетам, от 250 до 350 тысяч человек, из них полноправных граждан – в пределах 45 тысяч.

Если же не брать в расчет эти «полисы-гиганты» греческого мира, у типичных полисов территория, по большей части, не превышала 100–200 кв. км, а общее население – 5 тысяч человек, из которых граждан было не более тысячи. Иными словами, типичный полис был крошечным государством, состоявшим из города (скорее городка) и его ближайших окрестностей. Такой полис можно было полностью обойти из конца в конец за несколько часов или, поднявшись на какой-нибудь холм, увидеть все государство целиком. А все граждане должны были знать друг друга в лицо. В Афинах, разумеется, было не так, и на их улицах можно было встретить сколько угодно незнакомых людей. Но Афины, повторим, были редкостным исключением, каким-то «греческим Нью-Йорком», и у попавшего в них жителя каких-нибудь Платей или Флиунта наверняка сразу же начинала идти кругом голова.

Следует сказать, что ученые, как правило, только с огромным трудом, да и то лишь очень приблизительно, могут определять количество населения в том или ином полисе. Если переписи жителей и проводились, их данные практически не сохранились. Археологические раскопки позволяют определить число домов в полисе и через это примерно подсчитать, сколько в них могло обитать людей. Но раскопки помогают лишь отчасти: редко удается раскопать античный город целиком и в «чистом» виде, ведь на его месте, как правило, и в последующие эпохи продолжалась жизнь, оставляя свои следы.

Одно из счастливых исключений – Смирна в Ионии, которая в архаическую эпоху была одним из значительных полисов эгейского побережья Малой Азии. В начале VI в. до н. э. Смирну разрушили лидийцы, и в течение нескольких веков она просто не существовала. В начале эпохи эллинизма город был восстановлен, но не на том же самом месте, а несколько поодаль. В результате остатки архаической (так называемой Старой) Смирны, не уничтоженные позднейшей застройкой, хорошо поддаются археологическому изучению. Подсчитано, что на городской территории размещалось всего лишь около 500 жилищ, что предполагает население около 2 тысяч человек. Соответственно, граждан в Старой Смирне как раз и должно было быть около 500.

«Миниатюрность» полиса была обусловлена рядом причин экономического, политического и культурного характера. Играла важную роль так называемая стенохория – земельный голод, недостаток пригодных для возделывания земель. В большинстве греческих областей полисы находились буквально вплотную друг к другу, и расширяться им было просто некуда: ни один из них не мог расти больше, чем позволяли соседи.

Малые размеры гражданского коллектива порождались необходимостью сохранять и поддерживать этот коллектив как реальное единство. В чрезмерно разросшемся полисе народное собрание переставало быть подлинным воплощением общины граждан. Так, в огромных по греческим меркам Афинах из 45 тысяч граждан регулярно посещали народное собрание около 6 тысяч. А это, конечно, уже непорядок, искажение принципа полисного народоправства. Хотя искажение не такое уж и сильное. Дело в том, что, когда в народном собрании решался действительно жизненно важный вопрос, на его заседание приходило гораздо больше людей – даже те, кто в менее серьезных случаях проявляли аполитичность.

Кроме того, мировоззрению античных эллинов была в высшей степени свойственна пластическая, «скульптурная» идея меры и формы. Ко всему безмерному, беспредельному грек испытывал инстинктивное отвращение, отождествляя его с неоформленным, хаотичным. «Ничего слишком», «Лучшее – мера» – такие афоризмы часто раздавались из уст мудрецов архаической эпохи. Именно чувство меры породило едва ли не все крупнейшие достижения древнегреческой культуры: и доведенные до совершенства очертания статуй, и отточенную ритмику поэтических произведений, и «самодостаточные» космогонические системы философов… А на политическом уровне то же чувство меры жило в концепции полиса.

Полис был, помимо всего прочего, еще и произведением искусства. Грек любовался им, как художественным изделием своего ума и рук. Огромные древневосточные державы, непрерывно расползавшиеся вширь и не знавшие предела, должны были представляться ему чем-то чуждым и даже чудовищным.

Вот что пишет по этому поводу самый универсальный древнегреческий мыслитель – Аристотель, которому, пожалуй, удалось в своих многочисленных трудах с наибольшей полнотой выразить дух античного мировоззрения: «Опыт подсказывает, однако, как трудно, чтобы не сказать невозможно, слишком многонаселенному государству управляться хорошими законами; по крайней мере мы видим, что все те государства, чье устройство слывет прекрасным, не допускают