Шесть черных свечей - Дес Диллон

Когда Кэролайн вернулась домой и сообщила, что нашла работу, все были вне себя от радости. Из всех, кого мы знали (кроме папы), Кэролайн единственная нашла работу. Сама мысль о том, что кто-то из нас будет работать в офисе, казалась чудом. Самое большее, на что можно было рассчитывать с нашей ирландско-католической фамилией, это стоять у станка на заводе «Мадеркейр» или у Маккиннонов. Но выражение матушкиного лица по-прежнему было осуждающим.

— О господи, — говорила она, — прямо не знаю, что делать, как же ты будешь мотаться в Глазго и обратно.

Во всяком случае, Кэролайн работу получила и достигла немалых успехов. В связи с этой работой она встретила Бобби. А к добру это было или не к добру, только время может показать.

Прошло немало лет, прежде чем Бобби появился на горизонте. Он как раз искал работу. Сам он был из Эйра, а работу хотел найти в Глазго. Вакансии для него не было, зато Кэролайн понравились его карие глаза и кудрявые волосы. И еще акцент. Некоторые слова он выговаривал совсем не так, как мы, — «мшина» вместо «машина», «крова» вместо «корова». Когда поступали сведения о найме, Кэролайн откладывала для Бобби свеженькие заявки. В конце концов он назначил ей свидание.

К тому времени у Кэролайн появилась машина и кое-какие сбережения. Двадцатку она давала на хозяйство, что приносило ей некоторые привилегии. Так, мальчики теснились в одной комнате, Девочки в другой, а у Кэролайн имелось свое собственное помещение.

Чтобы повидаться с Бобби, Кэролайн стала то и дело мотаться в Эйр. Иногда она оставалась там на ночь, но матушка с папой ничего не говорили.

В тот вечер нас навестила Старая Мэри, и соседки попросили ее погадать на чаинках. Наши чашки были составлены у раковины, и Старая Мэри взяла одну из них по ошибке, думая, что это чашка миссис Галлахер. Чаинки во всех прочих чашках не сказали ей ничего особенного, но в этой! Старая Мэри прямо зашаталась, когда заглянула в эту чашку. Там было убийство.

— В этой чашке безумие и убийство, — сказала она и взглянула миссис Галлахер прямо в глаза. — Берегись шоссе и цепочки огней. Вижу дождь и тьму. Вижу погоню. Тут еще замешан маленький ребенок, — добавила Старая Мэри, — младенец.

Миссис Галлахер была потрясена. Она взяла у Старой Мэри чашку и как следует рассмотрела ее.

— Это не моя чашка, — сказала она, — я пью с молоком.

Старая Мэри смотрела на чашку, в которой были остатки черного чая. Чья же она? Все женщины прижимали свои чашки к груди. Не хватало еще, чтобы такое плохое предсказание коснулось их. И тут Старая Мэри заметила след губной помады на ободке чашки.

Взяв с соседок причитающуюся ей мзду, Старая Мэри выпроводила их. Миссис Галлахер платить отказалась, уж больно великого страха натерпелась. Когда все дамы ушли, было поздно и все дети уже отправились спать. Старая Мэри пробралась в комнату к Кэролайн и наклонилась поближе к ее губам. В лунном свете видно было, что у Кэролайн на губах помада. Нужды сравнивать помаду со следами на чашке не было — в то время дамы красили губы только в особых случаях. Как правило, когда отправлялись на свадьбу или поминки.

Взвесив все это и зная, что Кэролайн не верит в колдовские штучки — она была слишком прагматична и практична для этого, — Старая Мэри пустила в ход свое искусство и наложила на Кэролайн оберег. Такой сильный, что вполне мог спасти ей жизнь.

Кэролайн ездила в Эйр повидаться с Бобби каждую пятницу. Ситуация изменилась, когда он таки получил работу в Глазго, но пока без еженедельных поездок Кэролайн в Эйр им было не обойтись, и ее крошечный «мини» служил ей верой и правдой. Путь ее лежал через Бодвелл, потом через мост в Восточный Килбрайд. Оттуда Кэролайн ехала на Иглшем и пересекала Фенвикскую пустошь. То еще местечко, эта самая пустошь. Плоскогорье, сплошной торфяник, поросший вереском и вечно продуваемый ветрами. Обиталище куропаток, рябчиков, фазанов и антенн. На десяток миль вокруг ни деревца, ни дома, ни фермы. В пасмурный день местность будто перетекала в небытие, хуже могло быть разве что внутри Черной Дыры. Но Кэролайн не очень-то обращала на это внимание. Машина изолировала ее от мира, подобно кокону, да еще приемник был включен, и Ронни Лейн[6] исполнял «Как случается то и это». Если бы Кэролайн знала, какими пророческими окажутся слова этой песни, она бы рассмеялась. Но — молодая и влюбленная — она и не думала ни о чем таком. Была только она, и черное лобовое стекло, и огни встречных машин, и радио, которое нянчило и ласкало ее, пока она ехала к любовнику на юг, за море. Туда, где его семья рыбачила, пока жизнь круто не переменилась.

Дело было поздно вечером в пятницу в конце октября. Ехала, значит, Кэролайн через Фенвикскую пустошь. Дождь низвергался ломаными стальными стержнями, и они еще ломались и дробились при ударе о гудрон шоссе. Светоотражатели на разделительной полосе мелькали, будто узники за решеткой, оказавшиеся вдруг на ленте конвейера: и хочется бежать, да решетки не пускают, дождь все не кончается.

Кэролайн вся горела, ведь на заднем сиденье лежала коробка. А в коробке — пара прекрасных черных ботинок сорок третьего размера из лучшей кожи, которые она купила для Бобби. Не то чтобы у него был день рождения, ничего такого, но, в конце концов, она зарабатывает, а он нет, и надо же его чем-то иногда порадовать. Таковы молодость и любовь.

Кэролайн ехала по пустоши минут пять. Извилистая дорога вела вверх и с плеском ложилась под колеса. Сейчас у этой дороги не было географической принадлежности. Сколько на нее ни смотри, не определишь, Северо-Шотландское нагорье это или Южная Америка. Еще десять минут — и с шоссе исчезли все прочие машины. Никого ни впереди, ни позади. В такую плохую погоду люди лучше останутся дома и посидят у телевизора. Но Кэролайн была влюблена. Где уж тут какому-то дождику ее остановить.

Видимость совсем упала, и Кэролайн придвинула лицо вплотную к ветровому стеклу. Вперед и вперед. Она снизила скорость до пятидесяти в час. Дождь молотил по крыше. Она поехала еще тише. И тут она увидела, что прямо перед ней на дороге что-то лежит. Она напрягла зрение, чтобы разглядеть получше. Стеклоочистители бешено метались из стороны в сторону, на полсекунды обзор прояснялся, и сразу поле зрения заливала вода. Помедленнее. Еще. Еще. И внезапно она поняла, что перед ней.

Это был ребенок. Посреди дороги в ночь-полночь лежал маленький ребенок. Вокруг бушевала гроза, какой давненько не видали. Вокруг простиралась пустошь.

Скрипнув тормозами, Кэролайн остановила машину и вышла. Все было точно как в кино: шоссе, машина с открытой дверью, стоящая наискосок, дверца ходит ходуном от порывов ветра. Кэролайн сделала несколько шагов и остановилась в нерешительности: спасать малыша или сперва закрыть машину? Все-таки она двинулась к ребенку. Пусть буря воет вокруг и дождь слепит глаза, она должна подобрать ребенка.

Когда Кэролайн подошла ближе, оказалось, что никакой это не ребенок. На шоссе лежала кукла, сделанная под младенца. Сделанная явно взрослым, не дитятей. И сделанная очень точно.

Кэролайн взяла куклу за пластмассовую ногу и отнесла в машину. Она сама не знала зачем. Может быть, сыграла свою роль детская привязанность к Крошке Плаксе. С другой стороны, кукла — ведь просто кусок пластмассы, и Кэролайн вполне могла оставить ее лежать на шоссе или бросить в придорожную канаву. Но она забрала ее с собой в машину.

С Кэролайн и с куклы потоком лилась вода. Сев за руль, Кэролайн бросила куклу на пол у пассажирского сиденья, захлопнула дверцу и тронулась. Она была очень зла и на чем свет поносила ту сволочь — кем бы она ни была, — которая устроила такую поганую штуку. Да еще в такую ночь. Но скоро ее злость поутихла. Она ведь поступила правильно. Иначе вполне могла произойти авария. Предположим, два-три автомобиля едут друг за другом на близком расстоянии. Первый видит младенца на дороге и жмет на тормоза. Сзади в него врезается второй. А навстречу едет третий. Шлеп — и готово. Так что она почти наверняка предотвратила аварию. От этих мыслей Кэролайн повеселела. Дождь стих или, по крайней мере, стал падать вертикально — машина спускалась с плоскогорья в долину.

Сзади вдруг вспыхнули фары другого автомобиля. Кэролайн вывернула зеркало заднего вида, ведь неослепляющего света в те времена просто не было. Однако машина сзади оранжево замигала, предупреждая об опасности, и, чтобы не слепило, Кэролайн пришлось опустить стекло и слегка повернуть также и боковое зеркало. Тогда машина, следующая за ней, принялась бибикать. Кэролайн надавила на газ. Вторая машина тоже наддала. Никаких других автомобилей на шоссе не было. Затем та машина попыталась обогнать Кэролайн.

Кэролайн инстинктивно бросила свой «мини» наперерез и толкнула преследователя, вынуждая его отстать. И вот — спасение. Прямо по курсу замигали огни на светоотражателях и высветился знак А77. Кэролайн еще прибавила газу, свернула на двухполоску и вдавила педаль акселератора в пол. Все это время она ехала на четвертой передаче, стараясь оторваться от преследователя, но машина у того была, видать, помощнее. Он легко догонял Кэролайн. Остановиться и звать на помощь было бы неоправданным риском. Другие машины даже не притормозили бы. Не на этих дорогах. Не в такую погоду. Не в такой темноте.