Горец-грешник - Ханна Хауэлл

Он не обладал талантами, которыми были наделены многие представители его семейства, наверное, потому, что принадлежал к боковой ветви клана, но даже его скромных способностей хватало, чтобы ощутить то, что происходило здесь. Торманд все же закрыл глаза и попытался распознать сохранившиеся отголоски чувств, оставленных теми, кто побывал здесь раньше. Это был нехитрый прием, которому его обучила одна из его наиболее одаренных кузин, и который действительно помогал ему максимально использовать, свой скромный дар. Уже секунду спустя он почувствовал тяжелый запах панического страха, который, казалось, вытекал из всех щелей убогого жилища. Приподняв голову и по-прежнему не открывая глаз, Торманд сделал несколько шагов в глубину лачуги и сразу же ощутил повисшую в воздухе злобу и почти материализовавшуюся ненависть. К этой смеси кровавого смрада и застывшей жути примешивалось нечто такое, что лишь предположительно можно было определить как безумие.

— Чувствуешь что-нибудь? — спросил Саймон.

Торманд открыл глаза, осознавая, что Саймон, вероятно, давно уже догадывается о его способностях.

— Страх, ярость, ненависть. Но есть и кое-что еще. Я думаю, это безумие.

— Несомненно.

— Ты что-нибудь нашел? — спросил Торманд, выходя вслед за Саймоном наружу и делая глубокий вдох, чтобы избавиться от свербящего в носу запаха смерти.

— Нет, но это именно то место, где было совершено преступление. Когда Клару выносили отсюда, она уже умирала. — Саймон протянул руку. — Впрочем, еще я нашел вот это.

Торманд нахмурился, увидев в руке Саймона небольшую заколку для волос.

— Думаешь, она принадлежала Кларе?

— Конечно, нет. Слишком проста и груба, думаю, она могла принадлежать женщине, которая некогда жила здесь, но я все равно ее сохраню.

Саймон положил заколку в карман.

— Неужели мы потерпели неудачу?

— И да, и нет. Правда, мы не нашли убийцу, но я на это и не рассчитывал. Тут потребуется время.

— А если погибнет еще одна женщина?

— Боюсь, с этим мы ничего не можем поделать.

— И станем спокойно ждать, пока это произойдет?

— Мы не можем приставить охрану к каждой женщине этого города, Торманд. Нет, друг мой, мы продолжим поиски. И до тех пор, пока этот ублюдок не будет болтаться в петле.

«И будем молиться, чтобы первым не повесили меня», — мысленно добавил Торманд.

Глава 3

Морейн постаралась не обращать внимания на то, что лавочник перекрестился, когда она вошла в тускло освещенную маленькую лавку, где он выставлял свои товары. У нее появился соблазн уйти, чтобы лишить его пусть и небольшой, но прибыли, но он был единственным бондарем в городе, а ей так нужны были бочонки для уже готового сидра и медовухи. Что ж, она просто не будет обращать на него внимания, как не обращала внимания на других горожан, которые, завидев ее, расступались, крестились, бормотали молитвы или глупо жестикулировали, полагая, что таким образом могут оградить себя от зла. От этого становилось больно и обидно, но она должна привыкнуть к этому, говорила себе Морейн.

«В любом случае все эти люди лицемеры», — подумала она уже сердито. Как только лекарь или повитуха не могли помочь им самим или их близким, они тотчас вспоминали ту, от которой еще вчера открещивались, осеняя себя крестным знамением. Они приходили к ней, когда нуждались в помощи, которой больше никто не мог им оказать. Что же заставляло их всех стучаться в ее дверь ночью, если при свете солнца они считали ее исчадием ада и боялись даже стоять рядом?

Морейн глубоко и медленно вздохнула, чтобы подавить поднимающийся гнев. Она не должна была сердиться на этих людей, ибо не ведали они, что творили; к тому же гнев вызывал у нее настолько сильную головную боль, что сердиться было просто опасно. Но, взглянув на побледневшего толстяка бондаря, Морейн поняла, что ей: не удалось скрыть свои чувства. По его маленьким, округлившимся от страха глазкам было видно, что он до смерти боится, что Морейн прямо сейчас превратит его в жабу или еще в какую-нибудь неприятную тварь. Но она не обладала такими способностями и к тому же была слишком добра.

Морейн уже рассчитывалась за свои покупки, когда вдруг ощутила порыв ледяного ветра и поняла, что это никак не связано с изменением погоды. Она быстро подавила инстинктивное желание по-собачьи понюхать воздух, коротко поклонилась бондарю и молча вышла на улицу. Купленные бочонки привезут к ней домой на следующий день, и нет больше нужды задерживаться в городе, который так бессердечно изгнал ее много лет назад. Что бы там ни витало в воздухе, это не ее забота, твердо сказала она себе и направилась в долгий путь домой. Как только она дошла до окраины города, где жили те, у кого было достаточно денег на кусочек земли и собственный дом, она увидела, как буквально в нескольких ярдах от нее из дверей богатого особняка выскочил мужчина. Он трясся, его бледное лицо блестело от пота, и он кричал, громко призывая человека короля или шерифа. Морейн сделала несколько шагов по направлению к этому мужчине, намереваясь помочь ему, но внезапно остановилась, повинуясь голосу разума. Люди не ценят ее благодеяний.

Из соседних домов и даже из более оживленного центра города начали сбегаться люди, привлеченные криками мужчины. Морейн торопливо отступила в тень огромного старого вяза. Спрятавшись за стволом дерева, которое было, вероятно, ровесником города, она наблюдала за быстро собирающейся толпой.

Несмотря на то что она могла бы незаметно обойти дом и продолжить свой путь, нечто большее, чем простое любопытство, удерживало ее здесь. Внутренний голос подсказывал ей, что сейчас ей лучше оставаться одной среди толпы. Холод, который она почувствовала в лавке бондаря, ощущался здесь гораздо острее, и она вдруг поняла, что в этом доме кто-то умер, причем умер страшной, жестокой смертью. Морейн не сомневалась, что люди, которые вскоре, ругаясь и грозя неизвестно кому, начнут поиск убийцы, воспримут ее попытку незаметно уйти как поспешное бегство с места преступления.

— Моя жена мертва! — кричал мужчина. — Мертва! Зверски убита в нашей постели!

Он судорожно согнулся, и его вырвало, едва ли не на сапоги двух подбежавших к нему мужчин.

Морейн вспомнила трепет, охвативший ее несколько минут назад. Что ж, предчувствие опять не обмануло ее, хотя лучше бы она ошиблась. Один из двоих подбежавших мужчин, не задерживаясь возле убитого горем вдовца, вбежал в дом, но уже через несколько минут выскочил из него с таким видом, словно сам вот-вот готов извергнуть содержимое своего желудка. По толпе пронесся вздох то ли ужаса, то ли еле сдерживаемого любопытства, словно людям своими глазами хотелось увидеть то, что повергло в такое состояние двух сильных мужчин. Морейн никогда не понимала подобного интереса: ведь если зрелище в доме настолько ужасно, то разве нормальный человек захочет увидеть такое?