Золотая лихорадка - Густав Эмар

Бандиты подвели его прямо к вожакам.

Последние, не поднимая масок, внимательно осмотрели вновь прибывшего, а затем Эль-Бюитр заговорил по-испански.

— Где, черт возьми, вы добыли этого негодяя? — грубым голосом сказал он. — У него нет при себе ни одного ochavo. Повесьте его, и делу конец.

— Да, — заметил лейтенант, — он только этого и заслуживает за то, что по собственной глупости запутался в сетях, расставленных для более благородной дичи.

— Виноват, ваша милость, — заметил один из бандитов, почтительно кланяясь, — мы вовсе не случайно захватили и привели сюда этого человека. Он уверял, что должен сообщить вам какое-то очень важное известие.

— А! — проговорил вождь. — Теперь и я узнал трактирщика из месона де-Сан-Хуан.

Пленник молчаливым поклоном подтвердил слова вождя.

Это в самом деле был сам достойный Сакаплата. Отправив своего слугу, трактирщик в то время, пока дон Корнелио был у полковника, решил, что такие дела следует обделывать всегда самому лично, а так как ему очень хотелось, чтобы дело непременно удалось, он отправился за пеоном, которого и нагнал довольно скоро. Бедняга страшно боялся сальтеадоров и не очень-то торопился исполнить возложенное на него поручение.

Сакаплата приказал ему возвращаться в месон и вместо него отправился сам.

— Так, так! — заметил лейтенант. — Уж не собрался ли господин Сакаплата вступить с нами в сделку? Лучше этого ничего нельзя было бы и придумать.

— Я этого не отрицаю, многоуважаемый caballero, — отвечал трактирщик медовым голосом. — Дела идут в настоящее время очень плохо, и, согласитесь сами, кто же откажется, если ему предоставится случай что-нибудь заработать честным путем… Но только сначала я хотел…

— Говори скорей! — резко перебил его Эль-Бюитр. — Нам некогда терять время в дурацких разговорах.

Из этих слов трактирщик понял, что ему и в самом деле нужно выражаться коротко и ясно, если он не хочет нажить неприятности.

— Дело вот в чем, — сказал он. — У меня в месоне остановились несколько богатых путешественников.

— Мы это знаем. Дальше?

— В числе их находится один полковник…

— Дон Себастьян Гверреро, который едет в Тепик со своей дочерью и четырьмя слугами, — перебил его лейтенант. — Дальше?

— Дальше? — проговорил смутившийся трактирщик.

— Да, дальше! — продолжал лейтенант.

— Это все.

— Негодяй! Неужели ты только затем и пришел сюда, чтобы сообщить нам новость, которую мы знаем так же хорошо, как и ты! — вскричал Эль-Гарручоло.

— Я хотел оказать вам услугу.

— Ты явился сюда шпионом?

— Я?

— Да. Или, может быть, ты считаешь и нас такими же дураками, как ты сам, негодяй? Ты долго будешь помнить это, доносчик!

Сакаплата в надежде, что ему удастся отделаться только страхом, попытался улыбнуться.

— Подожди одну минуту, — сказал лейтенант. — Я скажу тебе сам, зачем ты пришел: ты хочешь отомстить полковнику Гверреро, который несколько часов назад расправился с тобой по заслугам.

— Но, — стал было оправдываться трактирщик.

— Молчать! Тебе все равно не удастся обмануть меня. Я сам был там и видел все. Ты слишком труслив, чтобы осмелиться отомстить своими силами, и вот ты вспомнил о нас в надежде, что мы не откажемся оказать это маленькое одолжение. Ну, что скажешь? Разве не так?

— Я не смею спорить с вашей милостью, — отвечал трактирщик, начинавший жалеть, что сунулся в это осиное гнездо.

Допрос месонеро не мог не обратить на себя внимания остальных бандитов, которые теперь столпились в кружок, лукаво пересмеиваясь. Они успели уже привыкнуть к эксцентричным выходкам своего вождя, но им все-таки и в голову не могло прийти, какой страшный оборот примет допрос пленника.

Лейтенант сначала самым убедительным образом доказал Сакаплате, что слишком хорошо известны причины, заставившие его предложить свои услуги сальтеодорам, и насмешливо продолжал:

— Милейший месонеро, мы не прочь взять на себя труд отомстить полковнику за тебя, тем более, что мы уже и раньше имели намерение напасть на него.

— А! — протянул трактирщик, начинавший успокаиваться.

— Да, но только по зрелому размышлению мы отказались от этого проекта. Полковник человек храбрый и, наверное, станет защищаться. Кроме того, при нем есть еще и конвой: четверо хорошо вооруженных и смелых молодцов. Словом, для нас тут слишком много риску, но если ты так уж непременно хочешь…

— Очень хочу! — вскричал трактирщик, введенный в заблуждение добродушным тоном бандита.

— Отлично, — продолжал последний, меняя тон, — значит мы это дело вместе и обделаем… Но ведь всякий труд должен быть оплачен, как тебе известно. — Следовательно, ты должен заплатить мне двадцать унций за то, что я берусь отомстить за тебя, и десять унций как выкуп за себя.

— Упаси меня, Боже! — вскричал трактирщик, в отчаянии сжимая руки. — Даже и во сне не видел я таких денег.

— Мне это, решительно, все равно. Я никогда, ни при каких обстоятельствах не изменяю уже принятого решения. В следующий раз ты дважды подумаешь, прежде чем сунешься очертя голову, в когти к Эль-Бюитру, доносчик…

— О кабаллеро! — вскричал злосчастный Сакаплата, падая на колени. — Я бедняк, пожалейте меня, благородный лейтенант, умоляю вас!

— Эй! Пора кончать!

Несмотря на крики и мольбы, стража схватила трактирщика и потащила под громкий хохот бандитов, которым доставляла удовольствие удачная выдумка лейтенанта.

— Остановитесь! — закричал вдруг трактирщик. — Если не ошибаюсь, у меня есть при себе немного денег.

— Нет! Нет! — закричали разбойники. — Пусть отдает все — или же мы отрежем ему уши…

Эль-Гарручоло сделал знак. Порядок был восстановлен.

— Ну? — сказал он.

Негодяй вздохнул и принялся шарить в карманах, жалобно причитая на все лады и уверяя, что он окончательно разорится, но это не производило никакого впечатления на бандитов, и они слушали его жалобы с самым равнодушным видом… Наконец трактирщик набрал немногим более половины требуемой суммы.

— Гм! — проговорил лейтенант, пряча деньги в карман. — Это почти что ничего, но я человек добрый. У тебя больше нет денег?

— О! Клянусь вам, ваша милость, — отвечал трактирщик, вывертывая для доказательства все свои карманы.

— Ну, что же делать? — философски продолжал Эль-Гарручоло. — На нет и суда нет, а так как у тебя только и есть…

— Уверяю вас! — проговорил тот, причем лицо его просветлело, и он уже считал себя спасенным…

— Тогда, — продолжал лейтенант, — привяжите его только за одно ухо — справедливость прежде всего.

Страшный взрыв хохота всей шайки приветствовал это решение.