Золотая лихорадка - Густав Эмар

Дон Луи вежливо, но очень холодно выслушал благодарные слова полковника и в ответ сказал дону Себастьяну, что лучшей наградой для него служит сознание, что он поступил хорошо. Несмотря на усиленные просьбы категорически отказался назвать свое имя, причем отказ объяснил тем, что он навсегда покидает Мексику и потому не желает взваливать полковнику на плечи такое тяжелое бремя, как благодарность.

При последних его словах Анжела подошла к дону Луи и с улыбкой кроткого упрека сказала ему:

— Я нахожу естественным, что вы, человек, спасший нам жизнь, не придаете этому никакого значения, но мы с отцом всегда будем помнить вас.

И прежде чем дон Луи мог что-либо возразить, очаровательная девушка подпрыгнула, как молодая лань, обняла его за шею и, подставляя свой чистый лоб, сказала со слезами в голосе:

— Поцелуйте меня, мой спаситель!

Граф, видимо, сильно взволнованный таким поступком наивного создания, запечатлел почтительный поцелуй на лбу девушки, отворачиваясь, чтобы не заметили, какую нежность и грусть чувствует он.

Донья Анжела, улыбаясь и краснея, бросилась в объятия к отцу, оставив в руках у дона Луи маленький образок, который обыкновенно носила на шее.

— Сохраните его на память обо мне, — сказала она. — Он принесет вам счастье.

— Да, я сохраню его, сеньорита, — ответил граф, пряча образок на груди, — как воспоминание о той минуте счастья, которую вы, сами того не зная, заставили меня сегодня испытать. Оказалось, что я ошибался, и сердце мое не совсем еще умерло.

Затем все занялись приготовлениями к отъезду. Дон Себастьян, лишившийся своих слуг, не мог и думать о продолжении путешествия. Он хотел возвратиться в Гвадалахару, чтобы там набрать другой конвой, который дал бы ему возможность не подвергать дочь опасности. При этом полковник оказался в сильном затруднении: как быть ему с доном Корнелио, которого он не хотел бросить, но не имел возможности взять с собой.

— Я беру на себя заботу об этом человеке, senor caballero, — сказал ему дон Луи. — Не беспокойтесь о нем, мы не особенно торопимся и отвезем его в месон де-Сан-Хуан, где будем ухаживать за ним до тех пор, пока он совсем не поправится.

Два часа спустя оба отряда расстались перед воротами трактира Сакаплаты , который испуганно наблюдал за их возвращением. Но полковник счел более подходящим, учитывая интересы дона Корнелио, сделать вид, что ему ничего не известно об участии трактирщика в нападении сальтеадоров, чуть не стоившем жизни ему и его дочери.

Дон Себастьян и дон Луи на прощанье обменялись холодными поклонами, убежденные, что им больше никогда не придется встретиться.

ГЛАВА I. Ночь в пустыне

До открытия богатых россыпей в окрестностях Сан-Франциско, Калифорния была совершенно дикой и неизвестной страной. Порт Сан-Франциско, самый красивый и самый большой в мире, которому в ближайшем будущем суждено сделаться центром всей торговли в Тихом океане, посещался тогда одними китоловами — они заходили в эти места в определенное время года ловить китов.

Незначительное число индейцев из племени Плоскоголовых бродили в обширных лесах, покрывавших побережье. В стране, которой теперь овладела промышленная лихорадка и которая на всех парусах идет вслед за прогрессом, в то время только хищные звери чувствовали себя полноправными хозяевами.

Бывший офицер швейцарской гвардии короля Карла X38 основал маленькую колонию на территории Сан-Франциско и занимался заготовкой строевого леса, который он распиливал на доски на нескольких водяных мельницах.

Вот каковой была эта страна, когда внезапно, как удар грома, разнеслась весть об открытии богатых золотых россыпей в Калифорнии.

С этого момента все, точно под влиянием волшебной палочки могучего волшебника, моментально преобразилось. Со всех частей света сюда стали стекаться авантюристы, принося с собой и лихорадочную деятельность, и ту безграничную смелость, которая не знает никаких препон и храбро преодолевает все препятствия.

Там, где тянулись мрачные таинственные леса, старые как сам мир, вырос город и всего через несколько месяцев количество жителей исчислялось десятками тысяч. В его гавани, до сих пор пустовавшей, виднелись многочисленные вымпелы кораблей всех величин и всех наций, — это все вызвала золотая лихорадка.

В погоне за россыпями тут происходило настоящее столпотворение: бездомные бродяги и знатные дворяне, солдаты и священники, дипломаты и врачи, — все они стремились сюда. Их одинаково влекло магическое слово «золото», и ради него они, не задумываясь, пускали в дело кинжал или револьвер.

За золото эти люди готовы были продать и совесть, и честь, и даже самих себя!

В эпоху, которой посвящен рассказ, золото только что было открыто и Калифорния находилась, так сказать, в самом разгаре золотой лихорадки.

Это было года три спустя после событий, описанных в предыдущих главах…

В Сьерра-Неваде, на живописных склонах, полого спускающихся к морю, в чаще огромного девственного леса, в ста милях от Сан-Франциско, между этим городом и Лос-Анджелесом, весь день стояла удушливая жара. К вечеру с моря подул легкий ветерок и немного освежил атмосферу. Но ветер скоро совсем стих, и снова наступила та же удушливая жара.

Пернатое население лесов, забившись в густую листву, тоже, видимо, сильно страдало от жары и только изредка давало знать о себе резкими нестройными криками. Отвратительные аллигаторы, мокнущие в болотной грязи или же растянувшиеся вблизи высохших пней, видневшихся там и здесь, были единственными живыми существами, оживлявшими пейзаж. Мрачное, гнетущее впечатление усиливалось слабым, бледным и дрожащим светом луны, лучи которой едва пробивались сквозь зеленый лесной купол.

На одной из бесчисленных тропинок, протоптанных хищниками во время их ежедневных странствований на водопои, послышался топот лошадиных копыт, и из чащи показались два всадника. Они остановились на прогалине, образовавшейся благодаря тому, что на этом месте упало на землю несколько десятков деревьев, покрытые мхом стволы которых уже представляли собой одни гнилушки.

Оба всадника были одеты так, как одеваются охотники или лесные бродяги. Составлявшие их вооружение американские карабины, длинные ножи — мачете и, кроме того, свернутые и привязанные к седельным лукам реаты говорили, что принадлежат они к числу так называемых пограничных бродяг. Оба были людьми уже не молодыми.

Но на том и кончалось все сходство между ними, потому что один из них был, несомненно, европеец, а его спутник, со своим оливковым цветом кожи и резкими, грубоватыми чертами лица мог служить превосходнейшим типом индейца из Чили, где туземцы известны под именем арауканов39. Арауканы, пожалуй, единственное из всех туземных племен Нового Света, сумевшее даже до настоящего времени сохранить чистоту своей крови и заставить уважать свою независимость.